- Накопилось слишком много опасных сигналов о деятельности ленинградского руководства, чтобы можно было и дальше не реагировать. Поезжайте, товарищ Маленков, и хорошенько разберитесь во всем. У товарища Берии еще есть некоторые данные...
- Хорошо, товарищ Сталин, сегодня же выезжаю ночным поездом.
А "сигналы" были такие. Мол, обком партии, при поддержке секретаря ЦК А. А. Кузнецова, не считается с центральными органами партии. Факты? Организация в январе 1948 года в Ленинграде Всероссийской торговой оптовой ярмарки. Без специального решения центральных органов. Маленков, как прилежный выученик Сталина, нанизывал одну за другой "ошибки" ленинградских руководителей на бечеву обвинений, выступая на объединенном заседании бюро Ленинградского обкома и горкома партии. Притихший зал подавленно слушал, как Маленков, распаляясь, Выдвигал все новые и новые обвинения. Случай с ярмаркой он квалифицировал как антипартийную групповщину, противопоставление Ленинградской парторганизации Центральному Комитету. Но главное было дальше. Следуя линии, намеченной в Москве, Маленков, использовав неудачные выражения П. С. Попкова, сформулировал и основное обвинение - попытку создания компартии России с далекоидущими целями. Все поняли: выступление Маленкова предвестье большой беды.
Сидящие в зале еще не знали, что их бывший секретарь А. А. Кузнецов, ставший недавно секретарем Центрального Комитета, уже неделю как отстранен от работы. Естественно, после доклада Маленкова все руководство области и города было освобождено от своих постов. Но это было только началом. За каждым из подозреваемых тянулись нити быстро фабрикуемого "дела". Затем последовали аресты. Сразу же нашлись и "шпионы", вроде Капустина, и "перерожденцы", типа Попкова, и "вдохновители антипартийного курса", как Кузнецов.
В марте 1949 года еще один ленинградец- Н. А. Вознесенский, был выведен из состава Политбюро. Подлинный полководец экономики в годы Великой Отечественной войны, академик, человек с прямым, открытым характером, стал казаться Сталину слишком опасным. Круглов, Абакумов, Гоглидзе, ведомые Берией, буквально из ничего состряпали громкое "дело". Начались допросы, цель которых - любой ценой добиться признания в антипартийной, антигосударственной деятельности. Один из главных исполнителей крупной провокации против Ленинградской партийной организации Маленков довольно потирал руки: указание Сталина выполнено. Он "хорошенько" разобрался. Тем более что он, равно как и его ближайший приятель Берия, откровенно недолюбливал и Вознесенского, и Кузнецова. В них они видели потенциальных соперников в борьбе за лидерство в партии (ведь "вождь" быстро старел). В стране вновь, как и в 1937 году, началась "охота за ведьмами". Не без основания все вновь со страхом ожидали самого худшего, тем более что бывшие ленинградцы "изымались" из различных республик и областей, куда в разное время были направлены для работы.
Что руководило Сталиным в организации этой преступной акции? Почему он затеял ее в канун своего 70-летия? Почему после идеологического удара по Ленинграду в августе 1946 года через два с лишним года последовал еще один, более страшный удар - карательный? Все мотивы этого преступления были известны лишь диктатору. Но я, опираясь на документы, анализ материалов того времени, сохранившихся в ряде архивов, могу предположить следующее.
Сталин никому не прощал независимости и "вольнодумства". И Вознесенский, и Кузнецов менее других славили его устно и письменно. Их большая, чем у других, независимость постоянно настораживала Сталина. "Вождь" какое-то время колебался, не внемля наветам Берии и Маленкова. Известны лестные эпитеты Сталина в адрес двух ленинградцев, которые, учитывая преклонный возраст единодержца, могли потенциально рассматриваться и как возможные преемники первого лица. Вот этого камарилья из сталинского окружения допустить не могла. В. тайных докладах Сталину вновь и вновь указывалось, что Вознесенский накануне войны фактически не нашел "врагов" в Госплане, возможно, покрывая их. Берия не раз между делом жаловался, что Вознесенский, курирующий химическую и металлургическую промышленность как председатель Госплана, явно занижает задания этим отраслям, а лесной, за которую отвечает Берия, завышает. Сталин пропускал пока все это мимо ушей. Но как-то его неприятно поразило выступление Вознесенского на Политбюро, когда тот высказал целый ряд убедительных доводов против дополнительного обложения новыми налогами колхозников; не понравилось намерение Кузнецова, ведавшего в ЦК кадрами, взять под более жесткий контроль министерства внутренних дел и гбсударственной безопасности, Сталину стали известны также высказывания Кузнецова о том, что расследование "дела Кирова" не вскрыло подлинных вдохновителей преступления.
"Вождь" всегда исходил из того, что даже самые ценные, нужные люди должны были отвечать главному критерию - полной надежности и преданности лично ему. В этих строптивых ленинградцах он уже не просто засомневался, он увидел в них потенциальных оппонентов. Сталин помнил, например, что когда он познакомился с рукописью Вознесенского, на которой и оставил свою роспись в знак согласия, то не мог не оценить интеллектуального размаха и глубины анализа самого молодого члена Политбюро.
С. И. Семин, работавший начальником управления Госплана при Вознесенском, отмечал его исключительную энергию и прекрасную подготовку в области планирования развития народного хозяйства. При всей жесткости директивной экономики председатель Госплана пытался, где только мог, более широко вовлечь трудящихся в процесс планирования, контроля, определения перспектив развития каждого предприятия. Не знал отпусков и выходных дней. После Бухарина это, пожалуй, был второй и, наверное, пока последний крупный экономист в нашем высшем руководстве.
Хотя еще до ареста Сталин получил записку от Вознесенского и некоторых других ленинградцев, в которой они утверждали свою полную невиновность, "вождь" почти не колебался. Правда, сначала он хотел отправить Вознесенского директором Института Маркса-Энгельса-Ленина, но-передумал: пусть вся ленинградская "обойма" полностью выпьет "чашу Иосифа". Суд, состоявшийся в сентябре 1950 года, действовал в соответствии с его указаниями. К расстрелу были приговорены Н. А. Вознесенский, А. А. Кузнецов, П. С. Попков, Я. Ф. Капустин, М. И. Родионов. Несколько позже эта же участь ждала и многих других ленинградцев - Г. Ф. Бадаева, И. С. Харитонова, П. И. Кубаткина, П. И. Левина, М. В. Басова, А. Д. Вербицкого, Н. В. Соловьева, А. И. Бурлина, В. И. Иванова, М. Н. Никитина, В. П. Галкина, М. И. Сафонова, П. А. Чурсина, А. Т. Бондаренко, всего около двухсот человек.
На суде, проходившем в здании Дома офицеров на Литейном проспекте, присутствовавшие не услышали покаянных речей Вознесенского и Кузнецова. Свой шанс совести они реализуют через годы, посмертно. Те, кто был на процессе, знают, что Алексей Александрович Кузнецов в последнем слове сказал: "Я был большевиком и останусь им; какой бы приговор мне не вынесли, история нас оправдает..." . Верховный суд СССР под председательством А. А. Волина, прекративший в апреле 1954 года "ленинградское дело", извлек из него обвинение, которое было предъявлено в сентябре 1950 года. В нем говорилось, что "Кузнецов, Попков, Вознесенский, Капустин, Лазутин, Родионов, Турко, Закржевская, Михеев (в документе не проставлены инициалы.-Примеч. Д. В.) признаны виновными в том, что, объединившись в 1938 году в антисоветскую группу, проводили подрывную деятельность в партии, направленную на отрыв Ленинградской партийной организации от ЦК ВКП (б) с целью превратить ее в опору для борьбы с партией и ее ЦК... Для этого пытались возбуждать недовольство среди коммунистов Ленинградской организации мероприятиями ЦК ВКП(б), распространяя клеветнические утверждения,. высказывали изменнические замыслы... А также разбазаривали государственные средства. Как видно из материалов дела, все обвиняемые на предварительном следствии и на судебном заседании вину свою признали полностью..." Как эти признания добывались, сообщил 29 января 1954 года Турко, тогда еще заключенный:
"...Я никаких преступлений не совершал и виновным себя не считал и не считаю. Показания я дал в результате систематических избиений, т. к. я отрицал свою вину. Следователь Путинцев начал меня систематически избивать на допросах. Он бил меня по голове, по лицу, бил ногами. Однажды он меня так избил, что пошла кровь из уха. После таких избиений следователь направлял меня в карцер, угрожал уничтожить мою жену и детей, а меня осудить на 20 лет лагерей, если я не признаюсь... В результате я подписал все, что предлагал следователь..."
Старые испытанные методы, освященные волей и мыслью диктатора. В этом сталинском приступе насилия пали три большевика, связанные и родственными узами: братья Николай Алексеевич Вознесенский, член Политбюро, Александр Алексеевич Вознесенский - ректор Ленинградского университета и их сестра Мария Алексеевна Вознесенская- партийный работник. Вырублена целая поросль замечательных патриотов Отечества. О том, что "дело" было шито белыми нитками, свидетельствует один факт. М, А. Вознесенской в качестве главного обвинения вменялось в вину, что она "разделяла в 20-е годы взгляды "рабочей оппозиции". Кстати, основанием для реабилитации послужили тоже смехотворные выводы, что "не имеется доказательств в том, что Вознесенская разделяла взгляды "рабочей оппозиции...". А если бы имелись? Такое было тогда правосудие... Сталинское.
