Между тем Ганнибал после напрасных попыток вызвать неприятеля на битву и по опустошении всей равнины собрал добычу в громаднейшем количестве и стал готовиться к дальнейшему движению. Фабий постиг замыслы Ганнибала, собиравшегося отступить тем самым путем, по которому он вошел в эту область, и соображал, что узкий проход удобен для нападения из засады, а потому у самого прохода поставил около четырех тысяч воинов, причем убеждал их воспользоваться удобствами места и времени и доказать свою храбрость, а сам с большею частью войска расположился лагерем перед тесниной на господствовавшем над нею холме.
Когда явились карфагеняне и разбили свои палатки на равнине у подошвы горы, Фабий рассчитывал не только отнять у них без труда добычу, но, что гораздо важнее, положить конец самой борьбе, воспользовавшись столь удобным местоположением. Поэтому он был всецело поглощен своими планами и соображениями о том, где поставить ему войско и каким образом выгоды местоположения обратить в свою пользу, с какого места и какие части войск должны совершить нападение на врага. Но пока римляне заняты были приготовлениями к следующему дню, Ганнибал проник в замыслы врагов и не дал им ни времени, ни возможности осуществить задуманное. Он тотчас призвал к себе Гасдрубала [22] и распорядился связать поскорее и побольше факелов, потом велел взять из всей добычи отборных, самых сильных рабочих быков тысячи две и собрать их перед лагерем. Когда это было сделано, он созвал воинов-погонщиков и указал им на высоты, лежащие между его лагерем и тем проходом, через который собирался проходить. К этим высотам он велел по данному сигналу гнать быков быстро, подгоняя их ударами, пока они не достигнут вершин возвышенности. На исходе третьей части ночи Ганнибал немедленно вывел погонщиков и велел привязать факелы к рогам быков. При множестве людей приказание это исполнено было быстро. Тогда Ганнибал распорядился зажечь все факелы, и отдал приказ гнать быков к противолежащим высотам. Копейщиков он поставил сзади погонщиков и приказал им овладеть высотами и занять заблаговременно вершины их. К тому же времени снялся со стоянки и сам Ганнибал, причем впереди поставил тяжеловооруженную пехоту, за ними конницу, дальше добычу, наконец иберов и галлов, и подошел к узкому проходу.
Что касается римлян, то одни из них, охранявшие проход, как только завидели огни в направлении высот, подумали, что туда идет Ганнибал, покинули теснину и поспешили к вершинам. Приблизившись к быкам, римляне недоумевали при виде огней, и воображали себя в большей опасности, чем какая угрожала им в действительности. С появлением копейщиков обе стороны обменялись легким нападением; но когда быки подбежали и разделили сражающихся, противники на небольшом расстоянии друг от друга стали ожидать рассвета. Фабий, частью недоумевая, что творится, и частью памятуя первоначальное решение не пытать счастья и не отваживаться на решительную битву, оставался спокойно у своей стоянки и дожидался дня. Тем временем Ганнибал, у которого все шло согласно замыслу, беспрепятственно провел свое войско и добычу через теснину, ибо те римляне, которые должны были охранять ее, покинули свои посты. На рассвете он увидел неприятеля, стоявшего против его копейщиков на вершине возвышенности, и отрядил туда часть иберов; когда произошла схватка, иберы положили на месте около тысячи римлян, без труда соединились с своими легковооруженными и спустились с высот.
Таким способом Ганнибал вышел из Фалернской области. Между тем о Фабии шла дурная слава, что по недостатку мужества он выпустил неприятеля из рук, несмотря на все удобства местности; от плана своего Фабий однако не отказывался. Спустя несколько дней он вынужден был ради жертвоприношения возвратиться в Рим, причем передал войска товарищу: уходя, он настойчиво наказывал заботиться не столько о том, чтобы нанести вред неприятелю, сколько об охране римлян от какой-либо беды. Но Марк не обращал на это внушение никакого внимания, все помыслы его были обращены к тому, чтобы померяться с неприятелем в битве.
Тем временем Ганнибал узнал через своих соглядатаев, что окрестности города Героиня изобилуют хлебом, поэтому Ганнибал вознамерился перенести туда зимнюю стоянку. По прибытии к Героини, он быстро овладел им, всех жителей его велел истребить, а стены и большую часть жилищ оставил нетронутыми, желая воспользоваться ими для хлебных складов на время зимовки. Войско свое он расположив лагерем перед городом и оградил стоянку рвом. После этого он отрядил две трети своего войска за сбором хлеба, причем отдал приказ, чтобы каждый солдат ежедневно доставлял определенную меру хлеба особым лицам, заведовавшим этим делом. С третьей частью войска Ганнибал охранял стоянку и прикрывал отряды, собиравшие продовольствие.
Принявший войска от Фабия Марк первое время шел по горам в стороне от неприятеля в надежде, что ему удастся наконец дать битву карфагенянам на высотах. Но с получением известия, что Героний уже занят войсками Ганнибала, которые собирают хлеб на полях, что войска расположились укрепленным станом перед городом, Марк покинул вершины гор и спустился вниз по горному хребту, ведущему в равнину. Заметив приближение врага, Ганнибал отпустил третью часть войска за сбором хлеба, а с двумя другими отошел от города в направлении к неприятелю на шестнадцать стадий и на некоей возвышенности расположился лагерем, желая в одно и то же время и навести страх на врагов, и надежное прикрытие собирающих хлеб отряды. После этого ночью он отрядил около двух тысяч копейщиков к холму, находившемуся между двумя лагерями, удобно расположенному и господствовавшему над неприятельским станом, — и занял его. На следующий день Марк увидел это, вышел с легковооруженным войском и повел их на приступ. В жаркой схватке римляне одержали полную победу, после чего целиком перенесли свою стоянку на это место. Ганнибал некоторое время удерживал большую часть войска в сборе при себе, но вскоре вынужден отрядить одну часть войска пасти скот, другую послать за продовольствием.
Марк, заметив, что большая часть неприятельского войска, рассеялась по полям, выступил с войском из лагеря нарочно в самый полдень. Приблизившись к стану карфагенян, он выстроил в боевом порядке тяжело вооруженных, разделил конницу и легкое войско на несколько отрядов и послал их против фуражиров, приказавши не брать никого в плен. Меры эти поставили Ганнибала в большое затруднение, ибо он не был достаточно силен ни для того, чтобы выйти против выстроившихся неприятелей, ни для того, чтобы подать помощь рассеявшимся по полям воинам. Что касается римлян, то те из них, которые были посланы на карфагенских фуражиров, многих перебили, а выстроившиеся в боевом порядке воины в пренебрежении к неприятелю зашли так далеко, что почти осадили карфагенян. Положение Ганнибала было трудное; но он стойко выдерживал натиск, отражая наступающих врагов и едва защищая свой лагерь. Наконец на помощь ему явился Гасдрубал с теми четырьмя тысячами воинов, которые с полей бежали было в лагерь перед Геронией. Немного ободренный, Ганнибал перешел теперь в наступление, выстроился недалеко от лагеря и, хотя с трудом, все-таки отразил обрушившуюся на него беду. Большое число неприятелей Марк положил на месте в сражении у валов, еще больше истребил на полях и затем, преисполненный смелых надежд на будущее, возвратился в стоянку. На следующий день, когда карфагеняне покинули лагерь, Марк возвратился и овладел им. Дело в том, что Ганнибал сильно опасался, как бы римляне не захватили в ночную пору лагерь перед Геронией, покинутый без охраны, и не завладели обозом и складами припасов, а потому сам решил отступить туда же и снова расположиться там станом. С этого времени, чем осторожнее и боязливее выходили карфагеняне на фуражировку, тем смелее и опрометчивее нападали римляне. По получении преувеличенных известий об этих событиях римляне возликовали, во-первых, потому, что в положении дел, которое приводило их в отчаяние, как бы наступала перемена к лучшему; во-вторых, теперь казалось, что бездействие и уныние легионов происходили не от трусости, воинов, но от чрезмерной осторожности военачальника. Поэтому все в городе обвиняли и поносили Фабия за то, что он не умел пользоваться обстоятельствами с надлежащею смелостью; заслуги Марка, напротив, превозносили до такой степени, что сделали по отношению к нему нечто небывалое еще, именно: в той уверенности, что он быстро положит конец войне, они и его назначили полномочным вождем, таким образом получилось два диктатора для ведения одной и той же войны, чего раньше у римлян не бывало никогда. Когда Марку сделалось известным народное благоволение к нему и дарование ему власти народом, он с удвоенным рвением искал случая померяться с неприятелем и вызвать его на битву. Фабий также явился к войскам; обстоятельства нисколько не изменили его образа мыслей; напротив, с большим еще упорством он придерживался первоначального плана действий. Однако, замечая, как возгордился Марк, как во всем он противодействует ему и вообще рвется в битву, Фабий предложил ему на выбор или командовать войском по очереди, или поделить войска и каждому с своими легионами действовать по собственному усмотрению. Так как Марк охотно согласился на разделение войск, то диктаторы поделили между собою легионы и расположились двумя лагерями на расстоянии друг от друга стадий на двенадцать.