Турецкие солдаты провожали эту великолепную свиту удивленными взглядами. Они были поражены, что враг, выдержавший пятимесячную осаду, мог появиться в столь свежем, величественном и достойном виде, словно только вчера прибыл из какого-нибудь европейского порта. Они ожидали увидеть грязных, поверженных, но выживших противников, которые въедут в турецкий лагерь с опущенными головами. Турки инстинктивно отошли, уступая дорогу рыцарям, пока те ехали к сверкавшему золотом шатру султана.
Ахмед-паша и Ибрагим, верный помощник Сулеймана, ждали их перед шатром, чтобы поприветствовать. Рыцари спустились с лошадей, и Ахмед-паша пригласил их войти. Изнутри шатер выглядел еще больше, чем они себе представляли. Казалось, в нем был центральный зал, окруженный маленькими комнатами. В центре зала сидел Сулейман на низком стуле, выложенном серебром. Как только султан увидел, что вошел Великий магистр, он тут же встал, чтобы поприветствовать его.
Двадцативосьмилетний правитель турок был высоким человеком с благородной осанкой. Османская одежда, не имеющая воротника, зрительно удлиняла шею, но шея Сулеймана, хотя, возможно, и была длинной, не отличалась стройностью. В довершение ко всему, его тюрбан из белого шелка был довольно тяжелым, поэтому при росте выше среднего он казался слегка сутулым, что придавало ему дружелюбный вид.
Многослойный тюрбан прекрасно дополнял его узкое лицо. Огромный орлиный нос был типично турецким. Усы, все еще небольшие из-за молодости их хозяина, придавали ему скорее утонченный, нежели суровый, вид. У султана были большие черные глаза, полные жизни, излучающие тепло и доброту.
Одежда Сулеймана была скорее шикарной, нежели красивой. Его парчовый камзол, доходивший ему до пят, был обильно расшит золотыми нитками. Пуговицы на бархатной зеленой рубашке были сделаны из золота с удивительным мастерством. Изумруд размером с яйцо украшал белый тюрбан.
Антонио был потрясен. В детстве он слышал, что турки — варвары, поэтому не ожидал увидеть такое зрелище. Но молодому европейцу предстояло быть еще более ослепленным тем, что должно было вскоре развернуться перед ними.
Султан предложил Великому магистру сесть и сам опустился на один из низких стульев. Рыцари выстроились позади Великого магистра, а три визиря — Ахмед-паша, Казим-паша и Пири-паша — слева от султана. Ибрагим стоял справа. Один из рыцарей переводил речь Великого магистра с французского на греческий. Большинство турецких визирей — и, вне всякого сомнения, Ибрагим, который был греком, — понимали по-гречески. Сам султан говорил по-гречески.
Он клялся Аллахом, пророком Мухаммедом и черным камнем Мекки, что сдержит все обещания. Рыцари услышали в клятве неверного ту же искренность, которую они бы ожидали услышать в клятве христианского рыцаря. К тому же молодой султан добавил, что если двенадцать дней окажется недостаточно для подготовки к отъезду, он даст им больше времени. Великий магистр ответил, что, хотя он глубоко признателен за это предложение, у него нет намерений без особой необходимости затягивать сборы.
Любой разговор между победителем и побежденным не может долго длиться в дружеском тоне. Когда эта короткая беседа подошла к концу, султан посмотрел прямо в глаза Великому магистру и сказал:
— Я выиграл. Несмотря на это, я испытываю настоящую грусть, что вы и ваши последователи, столь отважные и честные, вынуждены покидать ваш дом.
Л’Илль-Адан взглянул на молодого победителя, но не смог ничего сказать от переполнявших его чувств. Сулейман подарил каждому рыцарю красный бархатный свиток. Восемнадцать рыцарей вернулись в крепость через ворота д’Амбуаз.
Двадцать девятого декабря Сулейман прибыл в крепость Родоса, заранее известив об этом Великого магистра. Султана, восседавшего на коне, окружал почетный караул из ста янычар. Из визирей только Ибрагим сопровождал его, когда он въехал в крепость через ворота Коскину. Султан доехал только до торговой гавани, не пытаясь попасть в ту часть города, известную под названием Шато, где находились дворец Великого магистра и дома рыцарей.
Возможно, из-за чувства полной безопасности, которое он испытывал, будучи владыкой огромной империи, смешанного с состраданием к побежденным, его первый приезд в крепость отличался от обычного въезда завоевателя. Молодой султан уведомил своих солдат, что любое недостойное поведение по отношению к побежденным будет строго караться. Его приказ был выполнен в точности.
Работа по погрузке на корабли вещей тех, кто покидал остров, придала торговой гавани деловой вид, которого она не имела на протяжении последних шести месяцев. Из мирных жителей пять тысяч решили примкнуть к отъезжавшим. Однако лишь немногие из них знали, где им поселиться. Рыцари были в таком же положении.
Им нужно было по крайней мере пятьдесят кораблей, чтобы перевезти пять тысяч человек вместе с багажом. В крепости, находившейся в осаде шесть месяцев, столько не было. Суда, предоставленные турками, нужны были для тех, кого не смогли разместить на кораблях из Генуи, Венеции и Марселя. Турки обещали довезти их только до Крита, принадлежавшего Венецианской республике. Все хотели попасть на родосский или европейский корабль, создавая в порту суету и давку.
Военная гавань тоже была забита, но по другой причине. У рыцарей было мало личных вещей, поэтому их погрузка не заняла много времени. Но поскольку иоаннитам было важно, чтобы все знали, что они сдались с честью, они пытались погрузить все свое оружие и снаряжение. Турки не позволили им взять с собой только пушки.
Имелись еще святыни, вывезенные орденом из Палестины. Рыцари и святыни делили одну и ту же судьбу с того момента, когда их вынудили покинуть Святую землю и основать новый дом на Родосе. Как и рыцарям, святыням негде было покоиться, пока не будет найдено и обжито новое место. Сокровища ордена Святого Иоанна: правая рука святого Иоанна, которая хранилась в великолепном серебряном сосуде; обломок креста, на котором был распят Иисус Христос; два шипа из венка, который надели на Христа перед его распятием; мощи святого Евфимия; множество древних святых икон — погрузили на «Санта-Марию», флагманский корабль, на котором должен был плыть Великий магистр.
Погрузив сокровища, оружие, боевые знамена и личные вещи, рыцари стали переносить на корабли раненых. Те, кто мог идти, опирались на плечи своих товарищей. Тех, кто не мог передвигаться, несли на носилках. В последний день декабря все приготовления были завершены. Корабли должны были отплыть на следующий день, первого января.
Утром в день отбытия Великий магистр посетил султана. Сулейман приготовил для них официальные бумаги, которые гарантировали всем, кто уезжал, безопасное и беспрепятственное путешествие по территории Османской империи. В тот день Великий магистр и султан провели больше времени вместе, нежели в прошлый раз. Позже Л’Илль-Адан характеризовал Сулеймана как «рыцаря в полном смысле этого слова».
Первого января 1523 года ветер был обжигающим, но небо — синим и безоблачным. Пики горной цепи — хребта острова Родос, — должно быть, были покрыты снегом.
Рыцари стали садиться на корабли в военной гавани. Торговая гавань была забита судами, на которых развевались генуэзские, венецианские и французские флаги; первая волна жителей, покидающих остров, с вечера ожидала отплытия на борту одиннадцати кораблей. Оставшимся беженцам предстояло отбыть на турецких кораблях, как только они закончат приготовления, и следовать за теми судами, которые уходили в этот день. Те, кто отъезжал, и те, кто пришел их проводить, нехотя обменивались прощальными словами.
Сулейман оказался достаточно деликатным человеком и проследил, чтобы в военной гавани не было турецкого флота. Рыцарей провожали немногие, так как члены ордена не имели на острове семей или родственников. Иоанниты молча садились на корабль. Антонио прихрамывал на правую ногу. Кинжал турецкого солдата задел кость, и, хотя рана полностью зажила, хромота осталась. Все рыцари, которые могли ходить самостоятельно, облачились в тот день в походную одежду.
Двадцать пять кораблей ожидали в военной гавани: одно крупное судно, четырнадцать небольших одномачтовых галер, три большие двухмачтовые галеры и семь боевых трехмачтовых фрегатов. На них рыцарям предстояло покинуть остров. Флот выглядел скудно, учитывая, что он хозяйничал в этих морях на протяжении двухсот лет. Правда, рыцари отдали несколько кораблей отъезжающим местным жителям, и еще десять судов считались ненадежными. Никто не мог сказать, как они поведут себя во время длительного морского путешествия, поэтому в конце концов было решено оставить их.
