Ознакомительная версия.
И вот тут-то меньшевики, о присутствии которых в городе все в последние нервные дни как-то успели подзабыть, напомнили о себе. Надежды на чудо уже не было вообще – в день подписания договора с турками РСФСР подписала и торговое соглашение с Великобританией, согласно которому Лондон обязался воздерживаться от любой антисоветской деятельности на всей территории бывшей Империи. И тем не менее, вечером 17 марта Жордания по телеграфу установил контакт с Ревкомом, а около полуночи генерал Мазниашвили отдал приказ остаткам своих войск включиться в боевые действия против турок. Разброс мнения на предмет, зачем и почему, весьма велик. Кто-то говорит «из патриотических соображений», чтобы сохранить город и край за Грузией, пусть и Советской. Кто-то полагает, что «из чувства обиды на турок». Было, видимо, и то и другое. Но главным образом, думаю, ввиду уже неизбежной (это было понятно всем) эмиграции, правительство сочло за благо провести последние дни на родной земле в качестве законной власти, сражающейся с оккупантами. Такой статус давал – по крайней мере, на это была какая-то надежда – какие-то, пусть невысокие, козыри для попытки дипломатического реванша. Короче говоря, 17–18 марта в городе дрались все со всеми. А пока дрались, в Кутаиси Григол Лордкипанидзе, министр обороны Грузии, и Авель Енукидзе, полномочный представитель Ревкома, заключили официальное перемирие, а затем и соглашение, от имени «правительства Грузинской Демократической республики» позволяющее Грузинской Красной армии занять Батуми.
Это не было актом капитуляции, таких полномочий Жордания, к моменту подписания уже уплывший со всеми министрами на итальянском судне и под конвоем французских боевых кораблей, переговорщику не давал. Это был акт сдачи-приемки власти de facto. Меньшевики – сражающаяся власть – передавали Грузию в управление большевикам, сохраняя за собой право предъявлять претензии. Бои же в городе продолжались до утра 19 марта, причем порт и центр вместе со зданием меджлиса оставались в руках грузин, как пришлых, так и местных, с большим трудом, но все же отбивавших попытки турок взять Батум под контроль. Немедленно по появлении авангарда красных Георгий Иванович Мазниашвили объявил о сдаче полномочий Ревкому. То же самое – от имени меджлиса – сделал и Мемед-бег. После чего Кязыму-паше (не судят только победителей) пришлось приступить к эвакуации. Первая социалистическая война, планировавшаяся как легкая, на пять-шесть дней, прогулка, но – благодаря армянским братьям и кронштадтским братишкам – затянувшаяся на целых 32 дня и стоившая в общей сумме около 7–8 тысяч жизней, завершилась крахом классических марксистов и победой марксистов нового типа.
Глава XXIX. Великий мыльный пузырь
Обожаю отточенные формулировки. Особенно в многоголосом исполнении «группы Вачнадзе». «Грузинский народ, – чеканят тбилисские коллеги, – не примирился с потерей государственности. Уже в 1921 году в Грузии началось национальное движение, направленное против оккупационного режима Советской России. Летом 1921 года восстание охватило всю Сванети». Верно, горцам перемены не пришлись по душе. Меньшевики к ним, в общем, не очень лезли, довольствуясь лояльностью, а новые власти прислали каких-то ревкомовцев, ставящих себя выше родимых старейшин, поставили какую-то милицию, начавшую что-то запрещать, да еще и несли очевидную пургу насчет земли (проблема которая пастухов не волновала) и воли (которую у викингов высокогорья было в избытке). В общем, да, восстали. Ревкомовцев выгнали, милицию туда же, выставили стражу на тропинках. Кое-кто из меньшевиков, ушедших к сванам после поражения, даже накатал и послал в Тбилиси красивую бумагу с требованием «вывести оккупационные войска и провести свободные выборы», – на радость сформированному Ноем Николаевичем в далекой Франции «правительству в изгнании». Нечто похожее происходило и на востоке. В горах Кахети гулял с отрядом в 60–70 сабель бывший блестящий ротмистр и орденоносец царской армии Константин Иосифович Чолокаев, он же совсем недавно полковник грузинской армии Кайхосро Чолокашвили, а ныне просто «Какуца». В совсем уж поднебесной картлийской Хевсурети собрал дружинку молодежи, всегда охочей до набега, еще один экс-кавалерист Михаил Лашкарашвили. Амбары горели. Иногда, но намного реже, горели и сельсоветы. Летом 1922 года храбрые парни решили даже «объединившись, освободить Грузию от оккупантов». Разработали и план: Какуце, собрав побольше народу, надлежало атаковать город Душети, а когда из Тбилиси на перехват двинулись бы каратели, хевсуры ударили бы им в спину, а когда враг был бы таким макаром уничтожен, победителям уже никакого труда не составило бы взять столицу. После чего, вне всяких сомнений, восстала бы вся Сакартвело. У блестящего плана имелся всего один, но серьезный недостаток: два стратега не учли, что по ним тоже будут стрелять. В итоге «объединенная народная армия» была растерта по зеленой траве, по хевсурским селам прошлась красная конница, а сам «главнокомандующий», потеряв несколько десятков отчаянных парней, с колоссальным трудом оторвался от погони и спрятался в родных кахетинских горах.
События эти, однако, имели далеко идущие следствия. Тоскующий по утраченным позициям «бомонд» – меньшевики, националы и прочие эсеры – встрепенулся. Собственно, «бывших», решивших рискнуть и остаться дома, а не уплывать неведомо куда, большевики не трогали. Не запрещалось им ни плакать на кухнях, ни даже устраивать «политические» демарши. Порой достаточно причудливые. Например, группа молодых интеллектуалов, «не принявших Советы» – молодой литератор Константин Гамсахурдиа (будущий классик, лауреат Сталинских премий и отец незабвенного Звиади), еще один молодой литератор и грядущий классик, Александр Абашели, и еще один молодой, но уже известный литератор Павел Ингоровква (тот самый, будущий академик), – организовали «кружок карачокели». Одевшись в траурные черные чохи, они бродили по Тифлису, рассказывая каждому встречному и поперечному, что, дескать, не просто чудят, но «оплакивают погибшую Родину». Власти благодушно посмеивались, но никаких мер не принимали. Однако теперь, после рейда Какуцы, «бомонд» пришел к выводу, что игрушечное подполье пора превращать в настоящее, поскольку «народ ко всенародному восстанию готов». А что первый блин вышел комом, так это, разумеется, исключительно из-за отсутствия «правильного политического руководства». В общем, сказано – сделано. Договориться, правда, было нелегко (все обвиняли всех, в первую очередь, конечно, меньшевиков), но объединяться было надо. Так что примерно в середине 1922 года на свет появились организации. Сперва «Военный центр» (бывшие офицеры), а затем и межпартийный «Комитет независимости Грузии» ака «Паритетный комитет», где были поровну представлены все подпольные партии.
Естественно, «правительство в изгнании», имеющее каналы связи с покинутой Родиной, не могло оставаться в стороне. Рассчитывать на англичан, уже вовсю торговавших с большевиками, не приходилось, но Островом мир не ограничивается. Скажем, la belle France сочувствовала. Меньшевикам надо было только доказать, что они все-таки не пустое место, и можно было надеяться на сколько-то серьезный разговор. Хотя бы имея в виду отдаленную перспективу. Неудивительно, что уже в ноябре 1922 года из Парижа прибыл Ной Хомерики, член ЦК меньшевиков, бывший министр земледелия, один из ближайших сотрудников Жордания и вообще человек очень решительный. Дело пошло быстрее. Для ускорения темпов конкретной работы создали «Военную комиссию». Из-за рубежа непрерывным потоком шли инструкции. «Конечно, восстание, – втолковывал подпольщикам далекий Ной Николаевич, – не может осуществиться вооруженной борьбой только грузин. Выступление же в закавказском масштабе обязательно приведет к победе, если это выступление будет производиться общими силами. Русские цари только с Дагестаном вели борьбу более 30 лет. А сколько лет понадобится большевикам, чтобы вести борьбу не с одним Дагестаном, а с целым Закавказьем, легко представить. Перенос военной базы на Кавказский хребет и укрепление там всеми нашими вооруженными силами – залог нашей победы. Только в этом случае Европа обратит на вас серьезное внимание и окажет помощь». Не ограничиваясь «советами постороннего», присылали и деньги. Немало. Деньги же всегда внушают доверие. «Бения Чхиквишвили, – показывал на следствии лидер национал-демократов Михаил Ишхнели, – привез нам оттуда, помимо средств на расходы, конкретные сведения: члены французского правительства в личной беседе с Церетели обещали нам помощь… Заграничное бюро сообщало: если Франция помогает Румынии и Польше, она поможет и нам».
Это воодушевляло. Увы, все эти рассказы, как выяснилось гораздо позже, были, как тогда говорили, «бутафорией». Не враньем даже, а очередной собственной выдумкой, в которую верили. Верили настолько, что уже не боялись даже арестов. Которые понемногу начинались. В начале 1923 года был арестован, а 20 мая расстрелян весь состав «Военного центра», – 15 весьма авторитетных офицеров и генералов. Причем в основном националов. То есть, в отличие от партийных балаболок, людей серьезных и решительных. Тогда же в тюрьме, хотя и не у стенки, оказался Николоз Карцивадзе, энергичный председатель «Комитета». Спустя несколько месяцев, в ноябре, пришла очередь самого Ноя Хомерики. Еще какое-то время спустя, когда определилась даже дата выступления, за несколько дней до того в компанию к предшественнику отправился преемник – Гогита Пагава. В дополнение ко всему, параллельно ЧК разгромила подпольную сеть дашнаков, с которыми «паритетчики» вели переговоры и на склады оружия которых очень надеялись. Пришлось залечь на дно всерьез. Лишь в июне, после появления нового «эмиссара Центра», – уже хорошо известного нам Валико Джугели (помните такого?), – процесс пошел опять. «Днем Х» определили 17 августа, однако 6 августа чекисты взяли и «героя 1920 года».
Ознакомительная версия.
