Когда подъезжали к хижинам, Афанасий с трудом мог открыть глаза, почти ничего уже не сознавал.
Жесточайший приступ тропической малярии свалил его с ног.
Если ему легчало, он смотрел в потолок, пытался понять, где он и что с ним, кривил губы, стараясь улыбнуться склонившемуся над изголовьем Рангу. В полузабытьи чувствовал, что ему подносят какое-то питье, вливают в рот горький настой. Каждое движение причиняло муку. Он старался лежать спокойно. Бредовые видения вихрем неслись в воспаленном мозгу.
Никитин стонал, могучее тело сотрясалось, лицо желтело. Он забывался...
Ему стало лучше на десятый день. Он впервые смог сесть на своем ложе, огляделся. Убогая хижина, убогая утварь, и у порога женщина в парандже. Никитин сообразил, что он в мусульманской деревне. Заметив, что он встает, женщина исчезла, и почти тотчас появился Рангу. Он смотрел тревожно и радостно, протягивал руки. Никитин, теряя силы, стал опускаться на циновку. Рангу помог ему лечь, поднес к губам дал - сосуд для питья.
- Великий Брама услышал меня! - шептал Рангу. - Лежи, лежи. Ты еще слаб...
- Где мы?
- У друзей... Будь спокоен. Скоро все пройдет.
- Дожди еще идут?
- Почти прекратились... Лежи, не говори.
Никитин поправлялся медленно. Силы прибывали по каплям. О поездке в таком состоянии дальше Рангу и слышать не хотел.
Так прожили они еще около двух недель в домике Гафура, бедняка-мусульманина, приютившего их. Гафур был безответный труженик, с утра до ночи копавшийся на своем маленьком поле. Трое детишек его, мал-мал меньше, ползали вокруг хижины без всякого присмотра: молчаливая жена Гафура весь день трудилась, готовя еду, ухаживая за птицей, частенько отлучаясь, чтобы помочь мужу.
Гафур был сдержан и заботлив. Придя с поля, он кланялся Афанасию, справлялся о его здоровье, предлагал позвать знахаря или муллу, но никогда не спрашивал - кто Никитин и куда он идет.
Так же сдержанно вели себя соседи Гафура, хотя в их глазах Никитин часто читал интерес к себе.
Немного окрепнув, Афанасий стал выбираться из домика, сидел в тени старой пальмы, беседуя с Рангу и разглядывая деревеньку.
Деревенька походила на индусские, с той только разницей, что здесь нигде не видно было свиней. Но убожество домов, плохая одежда жителей - все было, как у индусов.
И разговоры жителей были похожи: о маленьких полях, о дождях, которых в этом году выпало маловато, о долгах.
Крестьяне-бедняки задушевно говорили с Рангу, делились с ним своими горестями. Никакой вражды к индусу не выражали их иссушенные солнцем и нуждой лица.
Но так шло только до тех пор, пока не появился сборщик налогов Хильджи - надменный, редкозубый человек с темной бородкой и крючковатым носом. В хижину Гафура Хильджи пришел вечером, перед закатом солнца, когда между холмами вокруг деревни уже синело, джунгли четко чернели на фоне алой зари. Только что пригнали коров. Крестьяне возвращались к домам.
Сборщик, видимо, уже знал, что в доме Гафура нашли приют неверные. Он подошел неторопливой походкой, остановился шагах в пяти от сидящего Никитина, несколько секунд нагло, в упор, рассматривал его, потом окликнул хозяина, загонявшего во двор баранов:
- Эй, Гафур! Что это за люди?
Гафур быстро обернулся, поклонился сборщику налогов.
- Селям, достопочтенный! - ответил он. - Это проезжие.
- Почему они здесь? Что им нужно?
Никитин медленно поднялся с камня, на котором сидел. Лицо его, исхудавшее и пожелтевшее, порозовело.
- А тебе что нужно? - резко спросил он, не дав Гафуру времени ответить. - Что ты здесь потерял, почтенный? И не лучше ли для тебя говорить со мной?
Сборщик налогов обернулся, окидывая Афанасия презрительным взглядом. Широкие плечи проезжего и его жесткие светлые глаза умерили пыл самоуверенного сборщика налогов. Однако Хильджи сознавал свою силу.
- Я говорю с тем, с кем хочу! - отрезал он. - Гафур, ты ответишь за этих людей! Они подозрительны!
Сборщик налогов ушел не оглядываясь. Никитин испытывал желание догнать этого мерзавца и крепко поговорить с ним, но умоляющие глаза Гафура принудили Афанасия разжать стиснутые кулаки.
На другой день стало Известно, что Хильджи подговаривал некоторых крестьян избить кафиров и отнять их имущество.
Гафур был удручен.
- Плохой человек Хильджи! - вздыхал он. - Хильджи говорит, что за это никому ничего не будет... Ах, плохой человек!
- Спасибо тебе за приют, Гафур! - сказал Никитин. - Я думаю, что лучше перестать искушать этого шакала. Рангу, завтра же едем.
Ночью он распорол заветный пояс, достал белый агат и положил его под один из глиняных горшков в хижине Гафура. А утром, чуть свет, сам запряг быков и разбудил Рангу. Гафур еще не просыпался, деревушка мирно почивала, когда повозка Никитина выехала из нее. До копей Голконды оставалось не более четырех дней пути.
Много слышал Никитин о сказочных копях Голконды, но, увидев унылые острые холмы и низкорослые джунгли - обычный пейзаж Декана, - готов был разочароваться. Однако ломаная линия шатров мусульманской стражи, перерезавшая вдали открывшуюся взгляду равнину, и волнение Рангу говорили, что легендарный край уже перед ним.
В ближайшей роще виднелась чья-то палатка, вился дымок. Они направили быков к пальмам. Навстречу вышел длиннобородый мусульманин. Прикрыв глаза от солнца, он вглядывался в подъезжающих.
Мусульманин не назвал своего имени, об алмазах говорить не захотел, держался неприветливо. Но Рангу это не смутило. Он остался доволен.
- Значит, все по-прежнему! - объяснил он Никитину. - Это скупщик алмазов. Сразу видно. Нас он боится. Значит, алмазы носят. Надо разбивать шатер, а потом я поищу знакомых.
Но искать знакомых не пришлось. Пока Никитин и Рангу разбивали свой шатер, их, видимо, заметили, и вскоре возле кустов, где трепыхалась ткань походного жилища, появился тучный воин.
Взгляд его был неприветлив, рука лежала на рукояти меча.
- Убирайся прочь! - сказал воин Никитину. - Тебе здесь нечего делать, если только ты не соскучился по колу.
- Почтенный! - начал было Никитин, но воин оборвал его:
- Убирайся! Или я позову своих людей...
Рангу вынырнул в этот миг из кустов, сияя ослепительной улыбкой.
- Благочестивый Рашид! - окликнул он воина. - Разве ты еще здесь?
Лоб воина перерезала жирная складка, потом и он расплылся в улыбке.
- А, бидарец! - сказал он. - Это ты?
- Я, я, почтенный. Наши быки устали. Вот мы и решили отдохнуть немного. Как жаль, что мы смутили твой покой, и какое счастье, что мы увидели тебя!
Воин снял руку с эфеса, вытер потный лоб рукавом кафтана.
- Проклятая жара! - обыденным голосом произнес он. - Долго ехал, Рангу? Что нового в Бидаре?
Минуту спустя все трое сидели в шатре возле кувшина с вином. Рангу не пил, но Рашид себя упрашивать не заставлял.
- Живите! - благодушно разрешил он. - Но времена изменились, Рангу. Платить придется больше. У нас новый начальник, а он очень любит золото. Заплатите два золотых мне и пять ему.
Рангу попытался торговаться, но Рашид ленивым жестом остановил его.
- Тсс, тсс... Мне не нужны лишние деньги. Но если вы хотите жить спокойно, платите без спора.
- Мы заплатим! - сказал Никитин.
Воин одобрительно посмотрел на него:
- Я сразу почувствовал к тебе расположение, купец. Вот и хорошо. А чтобы вы тут не скучали, я порой буду заходить к вам.
И он рассмеялся, сощурив узкие глаза и тряся толстым животом.
Получив деньги, Рашид собрался уходить.
- Да! - вспомнил он, уже подняв полог палатки. - Здесь развелось много волков. Смотрите за быками. Селям!
После ухода Рашида Рангу покачал головой.
- Много стали брать! - задумчиво произнес он. - Много... Ну, ничего. Зато на Рашида можно положиться. Он не подводит тех, с кого берет.
- Как скупать алмазы-то? - спросил Никитин. - Куда идти?
- Они придут сами! - усмехнулся Рангу. - Пойдем собирать хворост. Нам нужно варить рис.
Ночь упала на Голконду черная и глухая. У шатров стражи краснели точки костров. Где-то тявкали шакалы, дурным голосом захохотала гиена.
- Пора! - сказал Рангу.
Он подбросил в еле тлеющий костерок охапку сухих веток. Приглушенное на миг пламя вцепилось в щепу, в костре затрещало, и длинный язык огня вдруг взметнулся ввысь, доставая до синего неба.
- Костер должен гореть ярко! - пояснил Рангу. - А мы будем ждать.
И, обхватив руками колени, уткнулся в них подбородком, чутко прислушиваясь к ночным звукам. Никитин тоже молчал, слушая, как разговаривает огонь, как брякают колокольцы быков, как с легким шорохом скользит над головой ночная птица.
Он устал за эти дни. Видимо, здоровье ослабело не на шутку. Да. Не миновал и он индийских бед. Вспомнился умерший красильщик.
- Какие порты, кроме Чаула, еще есть? - нарушил молчание Никитин.
- Гоа, Дабул...
- А к деревне Ситы который ближе?
- Дабул... Ты думаешь уезжать?
