Успокоят ли Юдина восемь пунктов июльского пленума ЦК, откажется ли он от своей классовой программы (выражением ее служит винтовка в подвале) -покажет будущее.
Прячут ли везде винтовки с хлебом — не знаю, но что хлеб прячут в ямы — это факт. Весь май и июнь сибирские газеты пестрили заметками о ямах, в которых кулаки (и не они одни) прячут хлеб. В местной барнаульской газете я насчитал таких заметок десятки, и относятся они равномерно ко всем районам округа. Спрятать в деревне сотни пудов хлеба, чтобы не узнали соседи,-немыслимо. Отсюда мой вывод, что прятание хлеба в ямах пользовалось известным покровительством со стороны большинства. Прилагаю при сем для вашего архива заметку из минусинской газеты (передовая от июня), где разоблачается середняк Кочерга, спрятавший в лесу пять пудов хлеба. Кочерге напоминают о 107-й статье Уголовного кодекса. Укрывательство пяти пудов в богатом минусинском пшеничном округе — о чем говорит этот факт политически? Он говорит, что охрипшие от криков о середняке цекисты сумели в кратчайший срок восстановить против партии середняка и бросить его в объятия кулаку. Ибо хлебная яма — предвестник восстания. Какого еще вотума недоверия надо Сталину? В некоторых заметках имеется характернейшее указание, что использованы ямы, сделанные еще в 1920 году (дата для Сибири зловещая).
И эти люди так усердно травили Ивана Никитича Смирнова за его замечание, что в крайнем случае можно пойти на временную размолвку с середняком, лишь бы не дать советской власти погибнуть. Я не знаю, какие именно слова сказал там И. Н. [Смирнов]. Но всякому ясно, что мы прежде всего обеспечили бы себе полную поддержку бедноты, чего нынешнее руководство абсолютно не может, а его аппарат абсолютно не хочет. При этом условии возможность поссориться с середняком была бы сведена к минимуму. Во-вторых, ведь наши предложения делались еще в прошлом году, не в порядке паники, а в порядке предвидения, и должны были целиком обеспечить более плавное поступление хлеба. Карикатурная история с займом денежным вместо предлагавшегося займа натурального -свидетельство о бедности. Рассовывали этот заем по рабочим, по учителям, по бедноте. С триумфом печатали в газетах, что беднячка такая-то отдала на облигации последнюю трешницу не в пример кулакам, которые не берут таковых облигаций. Или наоборот, в нашей барнаульской газете на первой странице помещен был портрет бородатого мужичка, который — вот истинный сын отечества! — сразу взял на 300 рублей облигаций. (Средний валовой доход по нашему округу не превышает 300 рублей в год, следовательно, это кулак.)
Не помню, писал ли вам, как барнаульские и иные кулаки, помимо спрятанных винтовок, решили использовать винтовки, находящиеся в казармах. Армия была залита потоком писем, воззваний, телеграмм из деревни. Тон всех этих обращений был весьма высокий. Политотделам пришлось повозиться не мало. Оказалось, что и в казарме нашлось не мало сторонников жизни «в мире со всеми классами».
Мне сообщали, что в некоторых городах пришлось потом изъять из армии до 5% состава как явно кулацких элементов. Там были не только рядовые красноармейцы. Если вы вспомните, в какую цифру определяли разные Яковлевы процент кулаков в деревне, и сопоставите с этим процент коммунистов в армии, могущий противостоять кулакам в шинелях, то картина получается ясная. Да и все ли коммунисты надежны по части желания жить «в мире со всеми классами»? По отдельным отрывочным данным я знаю, что в некоторых районах уже пришлось исключить до 25% коммунистов из партии (в деревне). Я не уверен, что и сами исключатели нынешние вполне благонадежны по этой части.
Как пойдут заготовки этого года? Во всяком случае, сразу после ям к спокойному рыночному режиму перейти трудновато. Даже и при повышенных ценах. У нас виды на урожай пока хорошие, лучше прошлого года.
Теперь о самокритике. Заметили ли вы в «Правде» на этих днях целую сводку о том, как воспринимается циркуляр ЦК от 3 июня на предприятиях Москвы и других городов. Картина безотрадная. В то время как Сафаров и К° кричат «осанна»[414], на местах даже не заметили этой «новой эры». Так себе, еще новый циркуляр за No 0000. Новая кампания. Секретари ячеек так и заявляли: сначала выполним календарный план (проработка резолюций райкома, губкома и т. п.), а потом проработаем и этот циркуляр. Встаньте в очередь, сталинская хартия вольностей! Еще не все резолюции райкома проработаны. Это ли не шедевр? Недаром даже Угланов однажды публично жаловался по поводу неудачного двукратного визита Кости Уханова[415] на Прохоровку[416]: планировать-то мы научились, а огонька большевистского у нас нету. Святая простота! Откуда огоньку взяться? Слава тебе господи, поработали брандмейстеры за пять лет.
Организует самокритику небезызвестный Киров[417], которому ведь самокритика «нужна, как воздух». Дело Зорича[418] все знают. Политбюро должно было заткнуть рот Зоричу, чтобы удовлетворить «жаждущего самокритики» Кирова с его двумя собачками. Теперь Киров приглашает желающих «самокритиковаться». Прения по его докладу на областкоме очень поучительны (сужу по «Красной газете»). Вот вкратце самое существенное из речей ораторов.
«Средние звенья аппарата — райкомы, областком остаются незатронутыми. Подвергаются критике только цех, ячейки да коллективы» .
«Элементы, достаточно обюрократившиеся, в первую очередь прикинутся сторонниками самокритики и выхолостят таким образом ее содержание».
«Необходимо побороть боязнь со стороны рабочих, которые опасаются репрессий». Характерен заголовок ответной статьи секретаря райкома Аменицкого в «Ленинградской правде»: «Стоит ли беспокоиться за линию райкома?»
Аменицкий, конечно, прав. Не стоит. Разве может быть плохая линия у районного, а тем более губернского, областного и — прошу встать! — у Центрального комитета. На них почиет благодать божия.
Что касается боязни рабочих критиковать, я приведу вам только один, взволновавший даже меня, факт ленинградской действительности, опубликованный «Трудом» (от 3 июля). На табачной фабрике им. Клары Цеткин[419] работница Фадеева (жена коммуниста) выступила с критикой проводимой рационализации. Директор заявил, что так могут выступать только «люди не из рабочего лагеря», чуть ли не контрреволюционеры. Фадеева протестует. Ее отец и мать всю жизнь были рабочими, муж коммунист, сестра и муж сестры -коммунисты, брат — комсомолец. Это она-то не из рабочего лагеря? Разве она не имеет права высказаться на собрании в защиту неправильно выгоняемых на биржу труда?
Директор заявляет: ваши слова уже зафиксированы в протоколе. Фадеева начинает беспокоиться. Она, очевидно, знает всю меру произвола, который распустился под крылом у Кирова пышным цветом. Она просит дать ей на просмотр протокол с ее речью. Шабаш! Что написано услужливым пером секретаря, то свято. Фадеева в величайшем нервном возбуждении. Она так усердно готовилась к выступлению. Читала речи Сталина и Орджоникидзе, делала из них вырезки и вот попала в контрреволюционерки. За что? Почему? (дальше цитирую по «Труду»:)
«— Больше не буду выступать,— говорила она и беспрерывно плакала. Каждый звонок заставлял ее вздрагивать: не за ней ли пришли, не арест ли. И в ночь на 1 мая она умерла. Работницы, ее подруги, узнали об этом, собравшись на первомайскую демонстрацию. Не знающее границ возбуждение. Фадеева погибла за нас, за правду!»
Дальше описывается, как хоронили умершую от страха работницу. Как работницы требовали, чтобы ее тело привезли на фабрику, а ячейка отказывала. Как настояли рабочие, какие речи произносились над ее гробом.
«— Не будем больше выступать,— говорили и говорят делегаты,— не будем больше ходить на собрания... Не будем больше писать в стенгазету. Какой смысл? Все равно делают по-своему,— говорят рабочие рабкорам, которые у них просят заметок».
Такова атмосферочка на крупной фабрике в красном Ленинграде. Я забыл добавить, что Фадеева выступала на цеховом производственном совещании в связи с рационализацией и предстоящим сокращением. Если от страха умирает, во всяком случае ждет ареста за речь даже потомственная пролетарка, член коммунистической семьи, можно себе представить, какой террор испытывают новые пришельцы на фабрику.
Мудрено ли, что циркуляр No 0000 от 3 июня не производит ни малейшего впечатления на массы. Это и констатирует масса заметок в «Правде» и других газетах.
Киров в докладе констатировал факт оживления работы оппозиции в Ленинграде и др. местах:
«Правда, здесь не только самокритика помогла, но и хлебозаготовки и затруднения с колдоговорами, а самокритика дала легальный паспорт».
Киров призывает давать нежелательным критикам «буквально по затылку». Этот карьерист будто бы не понимает, что вся разложившаяся аппаратная банда смоленского типа и без того усердно ударяет по затылку всех рабочих. Что достаточно простой работнице выступить на производственном совещании против директора, чтобы попасть в контрреволюционерки. Мудрено ли, что «за линию райкома (Кировского) стоит ли беспокоиться?» Конечно, не стоит.
