Кэролли Эриксон - Мария кровавая

ГЛАВА 24

Весной и летом 1549 года по всей Англии прокатилась волна массовых протестов против политики правительства. Бунты были отмечены в Хартфордшире, Эссексе, Норфолке, Глостершире и полдюжине других мест, а в Оксфордшире начало разрастаться настоящее восстание. В Корнуолле народное недовольство тлело давно, а взрыв произошел в начале июня, когда на Троицын день (в Пятидесятницу) королевские чиновники отменили католическую мессу, введя вместо нее новую, англиканскую церковную службу. На следующий день прихожане одной из деревень графства Корнуолл заставили своего священника пообещать, что он снова будет служить мессу. Вскоре от новой службы отказались во многих городах Корнуолла. Одновременно в графстве Девоншир большое количество мятежников собралось в поход на Эксетер — самый большой город в западных землях.

На усмирение осадивших город мятежников Совет послал войска под командованием лорда Рассела, ветерана военных кампаний Генриха. Прибыв на место, лорд обнаружил, что у восставших большое численное превосходство, и потому решил до прибытия подкрепления никаких активных действий не предпринимать. За это время число осаждавших Эксетер возросло еще в несколько раз. В требованиях восставших говорилось о недостатке продовольствия и высоких ценах, но главным образом они протестовали против религиозных изменений. Они хотели продолжать посещать мессы, желали, чтобы в храмах были восстановлены старые, знакомые с детства статуи и образы Христа, Девы Марии и святых, чтобы возвратили отобранные таинства, а также литании. Они настаивали, чтобы на Пасху были освященный хлеб и святая вода вместе с веточками вербы и ясеня. Два пункта их требований ясно указывают, насколько восставшим не терпелось вернуться к прежним религиозным порядкам, существовавшим в Англии до введения реформаторской доктрины. Они хотели, чтобы в каждом графстве были восстановлены по крайней мере два аббатства и чтобы кардинал Поул возвратился из изгнания и занял место в Совете короля Эдуарда.

В августе восстание в западных землях было окончательно подавлено одновременно с волнениями в графстве Норфолк, где они приняли особенно широкий размах. Нечто похожее прежде происходило в средневековье. Мятежники во главе с богатым кожевником Робертом Кетом ринулись через скотоводческие пастбища в окрестностях Нориджа, сметая па своем пути заборы, ломая живые изгороди и уничтожая все пограничные знаки, обозначающие частные землевладения, которые прежде были общественными. Через некоторое время они сосредоточились в большом лагере на Маусхолд-Хит, в двух милях от Нориджа. Когда их численность возросла, мятежники организовали свободную коммуну, лидеры которой называли себя «представителями Великого королевского лагеря Маусхолд». На подавление восстания (а число мятежников составляло по одним источникам десять тысяч человек, а по другим — почти двадцать) была брошена большая армия во главе с Дадли. 24 августа он взял Норидж, а три дня спустя сразился с повстанческой армией Кета при Дассиндейле. Впрочем, сражением эту безжалостную бойню, которую устроил Дадли при активной помощи германских наемников, назвать было трудно. В конце дня на поле остались лежать более трех тысяч восставших, а уцелевшие побрели к своим домам. Их лидеры были схвачены и казнены. Кета повесили в замке Нориджа, а девять остальных — на «Дубе Реформации» на Маусхолд-Хит.

Восстания 1549 года подтвердили худшие опасения Совета. Народ молчит, но, оказывается, это вовсе ничего не значит. За покорностью кроется глубокое недовольство религиозными преобразованиями, проводимыми правительством, и это недовольство, если найдется вожак, легко может перейти в активное противостояние. В середине июля, в разгар волнений на западе и севере страны, стало неспокойно и в графствах, окружавших Лондон, что заставило встревожиться членов Совета — теперь уже за их собственную безопасность. По направлению к столице двинулись разъяренные беспорядочные толпы арендаторов. Они подошли так близко, что в одном из королевских парков в Элтоне, рядом с Гринвичем, сломали ограждение. Говорили, что они собираются осадить Лондон и потребовать освобождения из тюрем всех мятежников. Тогда вообще ходило много тревожных слухов (особенно в Южной Англии), включая и те, что будут бить иностранцев.

На самом деле народное недовольство было вызвано не только религиозными преобразованиями. Дело в том, что в течение уже нескольких десятилетий не прекращалось неуклонное разорение крестьянства, обострившееся из-за введения так называемого «огораживания», когда большие пространства пахотной земли, лугов и пастбищ, столетиями находившиеся в общественном пользовании, землевладельцы (лендлорды) обнесли заборами, устроив загоны для выпаса овец. При этом было снесено очень много небольших крестьянских хозяйств. В конце концов это привело к тому, что целые деревни либо вообще перестали существовать, либо сильно уменьшились в размерах. Общественные деятели того времени оплакивали сотни брошенных деревень по всей Англии. О когда-то цветущих деревнях напоминали лишь разрушенные церкви и покосившиеся дома. Порой от населенных пунктов вообще никаких следов не оставалось. «Я знаю города, — писал наблюдатель, — разрушенные настолько, что там не осталось ни одного бревна или камня».

Лишенные крова крестьяне бродили по дорогам в поисках хотя бы нескольких акров земли, где можно было бы начать новую жизнь. Некоторые спаслись тем, что перебрались в столицу, другим (а таких было гораздо больше) это не удалось, и они превратились в бродяг, которых все боялись (особенно правители) и потому относились к ним с жестокостью и недоверием. Пережившим бурю, то есть тем, кто все-таки смог удержаться на своих хозяйствах, пришлось страдать от непосильной тяжести налогов и арендной платы, которую с них драли алчные лендлорды. В «Молитвеннике» Эдуарда VI содержалась «Молитва о лендлордах», в которой Бога просили, чтобы он вразумил их и «они, представив себя на месте скромных арендаторов, не стали бы брать с них непомерно высокую плату за дома и земли и не увеличивали ее чуть ли не каждый месяц». Огораживание общественных территорий и высокая арендная плата привели к резкому сокращению обрабатываемых земель. Непрерывно росло число безработных крестьян, а количество продовольствия сокращалось. Современники подсчитали, что каждый прекращавший работу плуг лишал средств существования шестерых, а еще семеро лишались пропитания. И это в то время, когда рост населения в целом превышал средние показатели по стране за последние двести лет.

Перед лицом надвигающейся смуты члены королевского Совета то и дело с пафосом повторяли, насколько важно в данный период сохранить существующие социальные устои. Они настаивали, что проявлять недовольство своей участью — это грех, потому что таков порядок, установленный Богом. Ибо Бог предопределил, чтобы «у одних всего было много, а у других мало, что одни — короли и принцы, а другие их подданные, одни богатые, а другие бедные», и раздражаться против этих установлений — это все равно что выпускать на волю зло. Что, в свою очередь, якобы приведет к «поруганию, половой распущенности, гнусности, грехам и вавилонскому столпотворению». Если устранить посредников, регулирующих в этой божественно предопределенной иерархии порядок, то есть правителей, магистраты, судей, аристократию, то результат не замедлит сказаться. «На всех дорогах людей начнут грабить среди бела дня, и дома нельзя будет спокойно спать в своей постели, не опасаясь за сохранность имущества и жизнь членов семьи».

Подобного рода высказывания были чуть ли не единственными мероприятиями, которые предпринимало правительство для смягчения кризиса. Разве что была продолжена начатая еще Генрихом VIII порочная практика уменьшения в монетах содержания золота и серебра, хотя никакой выгоды это не давало, а скорее наоборот. Генрих таким способом добавил в свою казну, наверное, с полмиллиона фунтов, однако все равно в 40-е годы его долги были такими огромными, что их не могла покрыть и дополнительная чеканка монет. Французская кампания 1544 года и участившиеся в последние годы правления старого короля пограничные конфликты с Шотландией стоили казне больше двух миллионов фунтов. Генрих, чтобы расплатиться с местными кредиторами, вынужден был набрать большую сумму денег в долг у антверпенских купцов и банкиров. После смерти отца долги, естественно, перешли к сыну. Теперь инфляционную политику от имени Эдуарда вершил регент. К 1549 году английские монеты упали в цене больше чем в два раза по сравнению с началом десятилетия, и в результате цены на продукты питания удвоились и даже утроились.