Ознакомительная версия.
Разные люди побывали в Литовском замке и за разные прегрешения. Владимир Галактионович Короленко отбывал заключение за связь с народниками и распространение прокламаций. А вот Александра Ивановича Куприна посадили за дебош в ресторане. Куда более серьезные преступления привели в Литовский замок первую русскую террористку Веру Ивановну Засулич и «нечаевцев», отбывавших разные сроки по обвинению в «заговоре с целью ниспровержения правительства во всем государстве и перемены образа правления в России». В глазах определенной части петербуржцев Литовский замок был символом жестокости и произвола. Так что его поджогу в первые дни Февральской революции едва ли следует удивляться.
А обгоревший остов замка простоял до середины тридцатых годов (может быть, тоже как символ, но уже своеобразного понимания свободы?). Потом его снесли, а на его месте построили жилые дома. Большинство квартир в них были коммунальными.
Литовский рынок появился рядом со зловещим замком (правда, тогда он еще не казался зловещим) через два года после того, как там поселились бравые кавалергарды. Занял он территорию около тринадцати тысяч квадратных метров, ограниченную Большой Офицерской улицей (сейчас улица Декабристов), набережной Крюкова канала, Торговой улицей (сейчас улица Союза Печатников) и Минским переулком. Построили его в 1789 году по проекту самого Джакомо Кваренги, уже прославившего к этому времени свое имя зданиями Эрмитажного театра, Академии наук, Иностранной коллегии; но главные его шедевры — Смольный институт и Александровский дворец в Царском Селе — были еще впереди. В то время, когда к нему обратились купцы с просьбой построить рынок в Коломне, он заканчивал работу над одним из шедевров — Ассигнационным банком — и одновременно строил Малый гостиный двор в Чернышевом переулке (сейчас — улица Ломоносова). Впрочем, скорее всего, обратились-то к нему много раньше, да вот работа затягивалась. Едва ли по вине зодчего (он обыкновенно работал быстро и нареканий у заказчиков не вызывал). Вероятно, у купеческого сообщества возникали конфликты или проблемы с деньгами. Дело в том, что этот торговый дом строили на частные средства — каждый из купцов, вкладывавших деньги в постройку, планировал впоследствии получить в собственность определенную часть здания (лавку), отгороженную от соседних капитальными стенами. Именно поэтому на карте Санкт-Петербурга, составленной в конце XVIII века, Литовский рынок именуется Частным.
Основание с уверенностью предположить, что между проектом и постройкой прошло немалое время, дают хранящиеся в Центральном государственном историческом архиве чертежи Литовского рынка. Самые ранние из них датированы еще 1850–1860 годами. По ним можно составить полное представление об облике здания. В плане оно представляло собой трапецию. Со всех четырех сторон однотипные фасады, в центре каждого — арочный проезд, украшенный треугольным фронтоном; по бокам — аркады, смыкающиеся в углах здания. Все четыре проезда вели в общий внутренний двор. На самой длинной стороне, выходящей на Офицерскую, — восемь арок, на Торговой улице — только шесть. Правда, в ходе постройки проект Кваренги был несколько изменен (вероятно, по желанию заказчиков): вместо барельефов, изображающих солнце, которые архитектор предлагал поместить над дверями лавок, прорубили полукруглые окна, освещавшие помещения второго этажа со стороны улиц и канала; над проездными арками устроили жилые помещения, а углы здания закруглили. Кваренги вообще-то болезненно переживал любые попытки вмешиваться в его проекты, но в этом случае, похоже, удалось избежать конфликта — все мысли зодчего был заняты предстоящей работой над Александровским дворцом в Царском Селе. Кроме того, изменения не лишили рынок строгой гармонии, которая была свойственна всем работам гения из Бергамо.
В 1789 году рынок, объединявший сорок две лавки, открыли для покупателей и сразу стали называть Литовским (из-за соседства с Литовским замком), хотя, как уже было сказано, поначалу официально называли Частным, а потом — Харчевым, так как предполагали торговать на нем только продовольствием. С Литовского рынка питались больше люди состоятельные, туда их прислуга приезжала даже из центральных частей города. Популярность подтолкнула купцов к расширению торговли, они начали оснащать свои владения всевозможными пристройками. Это, быть может, шло на пользу коммерции, но не красоте: Кваренги всегда строил так, что ни убавить, ни прибавить. Но кому до этого дело? Прибыль-то важнее. Так что в конце XIX века был даже проект, предлагавший заделать лицевые арки кирпичной кладкой. Эти высокие арки, украшавшие фасады, были красивы (никто и не спорил), но неудобны торговцам.
Проект, на счастье, не был осуществлен — хозяевам лавок стало не до того: к началу XX века рынок растерял былую славу, большинство его помещений пришлось сдавать под склады. Правда, появился новый источник дохода: земля в столице подорожала, а ведь хозяева лавок владели и немалыми участками земли. Самым выгодным способом ее использования стало строительство доходных домов. В 1902 году владельцы двух соседних участков, Пономарев и Яковлев, решили построить такой дом во дворе рынка, на земле, примыкавшей к их лавкам. По их заказу архитектор Василий Иванович Шене разработал проект многоэтажного доходного дома. Главный его фасад, обращенный в сторону двора, стал одним из образцов (и не худшим) петербургского модерна. В середине 20-х годов XX века здание внезапно охватил пожар (следов поджога не обнаружили, хотя искали старательно). Спасти удалось лишь центральную часть рынка, обращенную к Крюкову каналу. На месте пожарища в 1931 году построили конструктивистское здание дворца культуры Первой пятилетки. Работал там Василий Павлович Соловьев-Седой, а в годы войны музыкальной частью Театра народного ополчения заведовал Дмитрий Дмитриевич Шостакович. В 1957-м здание дворца перестроили в духе «сталинской классики». В 2000 году его разрушили, чтобы построить на этом месте новую сцену Мариинского театра. Вместе с дворцом уничтожили и сохранившийся фрагмент постройки Кваренги — лавку Литовского рынка. Хотя была она очень хороша. Как бывает красив — не оторвать глаз — какой-нибудь чудом сохранившийся осколок древней вазы.
Почти все, что утратил наш город, построено было давно, по большей части — в XVIII веке. Следующая утрата, о которой пойдет речь, из этого ряда выпадает: дом был совсем новый (правда, сейчас ему бы уже исполнилось сто лет — возраст, даже для дома, вполне солидный, но когда его уничтожили, ему было едва за тридцать). Объединяет его с двумя последними утратами, о которых я рассказала, во-первых, адрес (он тоже стоял в Коломне), во-вторых, как замок и рынок, он погиб от огня. Но не от нелепой случайности или поджога — от фашистской зажигалки (так называли во время войны зажигательные бомбы, которые тушили дежурившие на крышах во время налетов жильцы).
До 1905 года обширным участком на углу Офицерской улицы и Английского проспекта владела вдова гвардейского полковника Мария Ивановна Маслова. На участке стоял четырехэтажный доходный дом, построенный в середине XIX века.
Красотой он не блистал, но был добротен и удобен, к тому же квартиры Мария Ивановна сдавала не каждому — с разбором. Так что жизнь там шла размеренная и благопристойная. Среди жильцов была Амалия Васильевна Литке, кузина Петра Ильича Чайковского, у которой он одно время квартировал.
После смерти хозяйки дома все изменилось: участок купил золотопромышленник, гласный городской Думы Петр Иванович Кольцов. И началось. Всю территорию очистили от старых построек. Ломали — ничего не жалели. На освободившуюся площадку приходили люди с чертежами, что-то обсуждали, спорили. Говорили, чуть до драки не доходило. Наконец явились рабочие и начали строить дом (по Офицерской он числился под № 60, по Английскому проспекту — под № 21).
Главным на стройке был Александр Александрович Бернардацци. Что заставило Кольцова обратиться к малоизвестному в столице архитектору, сейчас сказать трудно, но можно предположить, что богатейший промышленник бывал во многих городах России, в том числе и в тех, где имя Бернардацци произносили с восхищением и благодарностью. Именно династии архитекторов Бернардацци во многом обязаны своей неповторимой красотой Пятигорск, Кишинев, Одесса. Уроженцы швейцарского города Памбио, что поблизости от Лугано (земляки великого Доменико Трезини и очень хорошего архитектора, много строившего в Петербурге Луиджи Руска), братья Джузеппе Марко (он станет Иосифом) и Джованни Батиста (его переименуют в Ивана) приехали в российскую столицу в 1822 году. Начинали помощниками у Монферрана на строительстве Исаакиевского собора, потом были направлены на Кавказ, где построили (фактически с нуля) красавец Пятигорск. Сын Джузеппе, Александр Иосифович, был главным архитектором Кишинева. Именно он придал центру города столичный облик.
Ознакомительная версия.
