Ознакомительная версия.
Его личная жизнь не была благополучной. Аракчеев был женат на Наталье Хомутовой, но брак был недолгим: деспотичный характер служаки-мужа привел к разводу. «...Впрочем, — пишет очевидец, — он не во всех поступках своих был стойким, он имел у себя любовниц, из коих известнее прочих была Пукалова, поведением и корыстолюбием своим напоминавшая распутную Дюбарри...». Пукалова была женой обер-прокурора Синода. «Я, — пишет Вигель, — знавал ее лично, эту всем известную Варвару Петровну, полненькую, кругленькую, беленькую бесстыдницу. Она вымогала подарки у искателей фортуны, нагло держалась на балах, а все перед ней заискивали». Аракчеев дружил с ее мужем и даже обделывал с ним какие-то приносящие доходы делишки.
А потом появилась знаменитая Настасья Федоровна Минкина, ставшая его фавориткой. Нет сомнений, Аракчеев ее глубоко любил и как каждый любящий, не видел в ней неприятных и даже отвратительных черт. Эти же чувства он перенес и на ребенка от Минкиной — Михаила, получившего фамилию Шуйский. Но юноша оказался никудышным человеком и забулдыгой, кончившим жизнь в кабаке.
Роковой 1825 год
В 1825 году в жизни Аракчеева произошла трагедия — Минкину зарезали крепостные, с которыми она зверски обращалась. На подъезде к Грузино Аракчеев случайно узнал о смерти своей возлюбленной. Это была страшная потеря, и скорби его не было конца, ведь он за всю свою жизнь любил только трех людей — императора Александра, Минкину и Шумского. Он похоронил ее в церкви, приходил к могиле каждый день и одновременно вел расследование убийства, пытая своих дворовых. А потом пришло горестное для Аракчеева известие — в Таганроге скончался обожаемый им государь Александр Павлович. День 14 декабря 1825 года стал роковым не только для мятежников на Сенатской площади, но и для Аракчеева — он проявил трусость и не решился выйти с новым царем Николаем I подавлять восстание. Сидя в одиночестве в Зимнем дворце, он испытывал не только страх (известно, что временщик был трусоват, и, как вспоминал участник войны 1812 года Павел Пущин, при первом же взрыве бомбы в расположении полка, который инспектировал Аракчеев, он поспешно собирался и уезжал в тыл), но и чувство вины. Ведь именно к нему в Грузино в июне 1825 года явился доносчик на декабристов Шервуд, но Аракчеев ему не поверил, потребовал дополнительных сведений, а тут убили Минкину, и Аракчеев забросил все дело. Позже Шервуд обвинял Аракчеева в том, что из-за этой халатной проволочки заранее не удалось предотвратить бунт.
Отставка навсегда
С 14 декабря Аракчеев был уже не временщик, а отставник. Новый государь не любил Аракчеева. Поэтому ему было рекомендовано поправить пошатнувшееся здоровье «деревенским воздухом» Грузина. Аракчеев покорно повиновался — со смертью Минкиной и Александра из него как будто выпустили воздух, жизнь и служба для него были немилы. В одно мгновение, ранее столь могущественный, всесильный и страшный для окружающих, он стал ничем — удел почти всех временщиков. Об Аракчееве, уединенно жившем в Грузино, быстро забыли при дворе. Потом его покинули даже самые верные и преданные ему ранее люди. Он остался в имении совершенно один. Подавленный горем, Аракчеев бродил по своему пустому дворцу, пока не умер в 1834 году. Это известие удивило многих — люди полагали, что Аракчеева уже давно нет на свете.
Федор Кузьмич: кто ты, старец?
Загадочный пасьянс
Читатель, знающий, о чем идет речь, наверняка сразу же захочет спросить: «А ты, автор, веришь ли в то, что Федор Кузьмич — ушедший в народ император Александр I?» Не буду кривить душой и отвечу с максимальной научной точностью: «А черт его знает! Дело темное!»
В целом примерно такого же мнения придерживался лучший знаток времени Александра I историк Н. К. Шильдер — автор фундаментальной работы о нем, блестящий знаток документов и честнейший человек. По словам генерала Епанчина, Шильдер говорил ему: «Весь спор только потому и возможен, что одни непременно желают, чтобы Александр I и Федор Кузьмич были одно и то же лицо, а другие решительно этого не хотят. Между тем никаких определенных данных для решения этого вопроса в ту или другую сторону нет. Я могу привести столько же данных в пользу первого мнения, сколько и в пользу второго, и никакого определенного заключения сделать нельзя».
Иначе говоря, вопрос читателя самый правильный: верить или не верить? Конечно, можно вскрыть гробницы императора и его матери Марии Федоровны, взять образцы ДНК и уже точно все установить... Но сейчас наши знания остаются такими, как и в XIX веке. И мы, как император Александр III и множество других людей, вновь и вновь перебираем факты и предположения, которые как-то сами собой складываются в малопонятный пасьянс. Впрочем, заранее приметим, что ни об одном российском императоре, кроме Александра I, нет подобных слухов. Случайно ли это и в чем истоки странной для публично погребенного в Петропавловском соборе государя молвы? Как бы то ни было, эта тайна неудержимо влечет и серьезных ученых, и легионы графоманов.
«Я скучен и огорчен до крайности»
Известно, что последние годы жизни Александра были окрашены в мрачные, грустные тона. Он писал: «Я скучен и огорчен до крайности». Ему казалось, что жизнь прожита напрасно, что ни власть, ни слава не стоят и ломаного гроша. С реформами, ради которых он пришел к власти, было покончено. Оказалось, что невозможно совместить самодержавие — основу русского миропорядка — и начала свободы. Александр разочаровался в России, в ее людях. Он писал: «Я люблю конституционные учреждения... Но можно ли их вводить одинаково у всех народов? Все ли народы готовы в равной степени принять их? Не знаю...» Как тут не вспомнить Петра I, который говорил: «Английские порядки у нас как к стенке горох. Нужно знать народ, которым управляешь». Поляки, финны, которым Александр дал конституцию, — это одно, там — Европа, порядок, грамотность, а в России он видел совсем другое — рабство, грязь, мздоимство.
Да и сам он к концу правления изменился — перестал быть модником, не красовался, как раньше, перед зеркалом. Прежде ловелас и волокита, он не смотрел более на женщин, все чаще искал уединения и скитался по стране и Европе, будто не мог найти себе места. В открытой коляске, в ведро и в ненастье, он почти непрерывно путешествовал по России. Пушкин назвал его точно — «кочующий деспот». Кажется, что в непрерывной смене впечатлений, в своем дорожном одиночестве под звездным небом он отвлекался от своих тягостных дум. Царь понял бы и оценил то, что писал позже об успокоительной силе русской дороги великий Гоголь.
Спасение — в вере
Дорога отвлекала от дум, но не успокаивала душу, как это делала вера, Библия. В страшные августовские дни 1812 года, когда Наполеон двигался на Москву, Александр неожиданно пришел к жене, императрице Елизавете Алексеевне, и попросил у нее Библию. Для него, в сущности атеиста, это был яркий поступок, начало нового пути. В своем духовном совершенствовании царь прошел несколько стадий. Поначалу он стремился стать просто христианином, без всех этих кадил, риз и песнопений. Простая обрядность лютеран, различных сектантов, суровость квакеров влекли его. Потом Александр, не чуждый мистицизма, увлекся беседами с разными адептами «внутренней церкви», но вскоре усомнился в их бескорыстии. И тогда он вновь вошел в православный храм, принеся в него свою глубокую веру...
Прощание с Петербургом
Кажется, что роковой перелом произошел в страшные дни наводнения 7 ноября 1824 года. Из окна Зимнего дворца Александр видел яростный разгул стихии, гибель десятков людей. И он ничем не мог помочь своим подданным, пока не стихнет, по воле Вседержителя, этот убийственный ветер с моря и разбушевавшаяся Нева не войдет в свои берега. Когда он на следующий день осматривал ужасающие следы наводнения, то услышал, что кто-то в толпе сказал: «За грехи наши Бог нас карает». — «Нет, — произнес царь, — он карает за мои грехи». Возможно, он имел в виду не только убийство отца, к которому был причастен, но и что-то другое...
Летом 1825 году тяжело заболела Елизавета Алексеевна. Они прожили под одной крышей целую жизнь, не согретую взаимной любовью. Их видели вместе в протокольные дни и раздельно во все другие. А тут государь вдруг иначе взглянул на жену. Испытал ли он жалость, сострадание, раскаяние, настигло ли его искреннее христианское чувство — неизвестно, но он решился быть с женой до конца. Почему-то решили ехать лечиться на российский юг, выбрали Таганрог — глухой южный городишко. Александр отправился вперед, 1 сентября его экипаж поднялся на Пулковские высоты, и царь долго, неотрывно смотрел назад, на свою столицу. Спутникам показалось, что он прощается с ней навсегда...
«Это не мой сын!»
То, что произошло там, на юге, покрыто тайной. Официально известно, что Александр умер 19 ноября 1825 года в Таганроге. Тело забальзамировали и повезли в Петербург. По дороге умерла и Елизавета Алексеевна... А примерно с 1836 года, уже при Николае I, по стране поползли слухи, что в народе живет некий мудрый старец Федор Кузьмич Кузмин, праведный, образованный и очень-очень похожий на покойного императора, хотя при этом вовсе не претендующий на самозванство. То, что старец не был простолюдином, было ясно всем, кто его видел. Он долго ходил по святым местам Руси, а потом осел в Сибири, где и умер в 1864 году.
Ознакомительная версия.
