Ознакомительная версия.
После этих слов Патриарха вместо полагающихся аплодисментов раздались злобные выкрики с мест: «Вы хотите уверить нас, что вся русская культура была создана Церковью… Это неправда!» Речь первосвятителя не оградила Церковь от нападок, но, опубликованная в «Журнале Московской Патриархии», она получила широкое распространение в церковном народе и укрепляла дух служителей алтаря Господня и верных чад Церкви», — рассказывает историк Владислав Цыпин.
Именно это выступление поставило жирную точку на карьере генерала Карпова. Его сняли с поста председателя Совета по делам РПЦ постановлением Совета Министров СССР от 21 февраля 1960 года. Главная же вина Георгия Григорьевича заключалась только в том, что он не сумел предотвратить выступления Святейшего патриарха на конференции в самом Кремле.
21 апреля этого же года, в своём выступлении на Всесоюзном совещании уполномоченных Совета, новый его председатель, В. А. Куроедов, сказал: «Главная ошибка Совета по делам Русской Православной Церкви заключалась в том, что он непоследовательно проводил линию партии и государства в отношении Церкви и скатывался зачастую на позиции обслуживания церковных организаций. Занимая защитнические позиции по отношению к Церкви, совет вёл линию не на борьбу с нарушениями духовенством законодательства о культах, а на ограждение церковных интересов».
5
Георгий Григорьевич Карпов был человеком поистине «непотопляемым». В справке о работе Комитета партийного контроля при ЦК КПСС за период с 1 марта 1956 г. по 1 марта 1957 г., в частности, сообщалось: «По поручению Секретариата ЦК КПСС Комитет партийного контроля проверил заявление секретаря парторганизации Управления КГБ по Псковской области т. Иванова о нарушении социалистической законности бывшим начальником Псковского окротдела НКВД т. Карповым Г. Г., ныне работающим председателем Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР.
Проверкой было установлено, что т. Карпов, работая в 1937–1938 гг. в Ленинградском управлении и Псковском окружном отделе НКВД, грубо нарушал социалистическую законность, производил массовые аресты ни в чём не повинных граждан, применял извращённые методы ведения следствия, а также фальсифицировал протоколы допросов арестованных. За эти незаконные действия большая группа следственных работников Псковского окружного отдела НКВД ещё в 1941 г. была осуждена, а т. Карпов в то время был отозван в Москву в центральный аппарат НКВД. В связи с этим военная коллегия войск НКВД Ленинградского военного округа вынесла определение о возбуждении уголовного преследования в отношении Карпова Г. Г., но это определение Министерством госбезопасности было положено в архив.
За допущенные нарушения социалистической законности в 1937–1938 гг. т. Карпов Г. Г. заслуживал исключения из КПСС, но, учитывая давность совершённых им проступков и положительную работу в последующие годы, Комитет партийного контроля ограничился в отношении т. Карпова Г. Г. объявлением ему строго выговора с занесением в учётную карточку».
Более того, на Г. Г. Карпова, «бывшего начальника 4-го отдела УГБ УНКВД JIO, весной 1938 г. — и. о. начальника Мурманского окротдела, а затем начальника Псковского окротдела НКВД, судебными органами четырежды выносились определения о привлечении его к ответственности за участие в фальсификации следственных дел в 1937–1938 гг. Так, военный трибунал войск НКВД ПВО 1 февраля 1941 г. постановил возбудить уголовное преследование в отношении бывших работников Псковского окротдела НКВД во главе с Карповым за то, что они «проводили вражеские установки, внедряли их в следственную работу, втянули в преступную деятельность почти всех оперативных работников Окротдела и районных отделений, давали прямые установки на фальсификацию следственных дел и этим сами занимались, производили массовые незаконные аресты только по национальному признаку, внедрили фальсификацию протоколов допроса, массовое избиение и стойки в разных позах и другие методы издевательства».
Например, только Военный трибунал ЛВО выносил частные определения о привлечении к ответственности Карпова 17 октября 1955 года, 24 октября 1955 года и 17 сентября 1956 года. А в ответ на последнее определение старший помощник Главного военного прокурора Главной военной прокуратуры полковник юстиции Туполев указал военному прокурору ЛВО В. Н. Горбатову в феврале 1957 года: «Бывшему начальнику 4-го отдела УНКВД Ленинградской области и Псковского окружного отдела НКВД Карпову Г. Г, за нарушения законности при расследовании дел в 1937–38 гг. решением секретариата ЦК КПСС от 28 сентября 1956 г. объявлен строгий выговор с предупреждением. В связи с этим проводить проверку в отношении КАРПОВА Г. Г. согласно частному определению Военного трибунала Ленинградского военного округа от 17 сентября 1956 г. по делу Викса и др. не следует».
Вряд ли он забывал о тех, с кем приходилось ему иметь дела в далёкие тридцатые. На его лице всегда лежала печать какой-то трагической грусти… А может, это был бесконечный страх за содеянное?
В 1937 году по решению Политбюро ЦК ВКП(б) началась самая масштабная репрессивная операция. Тогда капитан госбезопасности Карпов был начальником IV секретнополитического отдела Ленинградского управления. И тогда же было сфабриковано крупнейшее дело «О контрреволюционной повстанческой организации церковников в Белозерском, Кирилловском, Тихвинском, Устюженском и Череповецком районах Ленобласти и Устькубинском и Кубеноозёрном районах Вологодской области».
«28 августа начальник Белозерского оперсекгора И. Т. Власов и начальник Белозерского горотдела НКВД С. П. Портнаго направили спецконвоем в Ленинград для дальнейших допросов Федотовского и Шоленикова. Им была определена роль руководителей «широко разветвлённой контрреволюционной организации церковников». Теперь подследственные попадали в руки Г. Г. Карпова и его помощников, которые начали составлять списки мифической «организации», куда вписывались всё новые имена. Арестованы были десятки людей, но руководство Белозерского оперсекгора решило довести число до желаемой сотни, то есть «альбома», как называли в Ленинграде образцовый протокол заседания Особой тройки, в которой должны быть включены дела 100 обвиняемых. Действительно, под № 100-м восьмого тома «дела Федотовского H.H.» вписан приговор обвиняемой Рыбаковой Екатерины Реокатовны» (И. П. Рашковец).
Как пишет Е. Стрельникова, «23–25 сентября были арестованы 33 монахини и послушницы Горицкого монастыря, а 30 сентября ещё 14. Всего было арестовано 62 инокини и мирянки, на них спешно оформили десятки «признательных» протоколов. Из Белозерской тюрьмы всех заключённых отправили этапом в Ленинград, за исключением игуменьи Зосимы, — замученную матушку освободили с подпиской о невыезде, она почти не могла передвигаться. Особая тройка вынесла всем обвиняемым смертный приговор (кроме Анны Богдановой, которую приговорили к 10 годам концлагеря).
9 октября Белозерских мучениц расстреляли в Левашово. Вместе с ними приняли мученическую кончину священники Сергей Шолеников, Николай Федотовский и Василий Остроумов — благочинный г. Кириллова, отец пятерых детей. Через несколько дней Особая тройка в Ленинграде рассмотрела ещё два групповых дела о «контрреволюционной организации церковников»: кирилловского (29 человек) и горицкого (15 человек). 30 октября 43 человека были расстреляны. Дело по ликвидации «повстанческой группы» в Белозерске и Кириллове начальством было признано образцовым».
К слову сказать, как потом расскажут сами чекисты, оказавшиеся на скамье подсудимых, «Примерно на половину арестованных не было никакого материала, кроме того, что они ходили в церковь и молились Богу». Но они всё-таки всех «увязывали» и «округляли».
Если арестованный не подписывал ранее заготовленный протокол допроса, то его просто били: «На голову надевали тулуп, сшибали его на пол и били ногами, а после этого подводили к столу, вставляли в пальцы ручку и сами водили его рукой по бумаге».
Других арестованных заставляли стоять по 12–17 часов по ушам комнаты загса под контролем милиционера, не разрешая шевелиться.
Сам Карпов на совещании работников Новгородского горотдела НКВД давал своим подчинённым следующую установку: «Вы должны запомнить раз и навсегда, что каждый нацмен — сволочь, шпион, диверсант и контрреволюционер». При этом Георгий Григорьевич указывал «всыпать» им «до тех пор, пока не подпишут протокола».
Будучи начальником Псковского окротдела НКВД, он лично пытал арестованных.
Работникам же УНКВД по Ленинградской области Ходасевичу и Тарасову, обратившимся к начальнику отделения Дубровину за содействием в получении жилплощади, последний ответил: «Дадите 50 поляков, а когда их всех расстреляют, тогда получите комфортабельные квартиры».
Ознакомительная версия.
