Теперь рассмотрим более раннюю, волжскую эпопею Святослава. Неужто он сбил замок с торгового пути по Волге? Много ли русских торговых судов стало плавать в страны каспийского региона после 965 г.? Волга — очень большая река. На землях Руси — только ее истоки, там находятся самые глухие и малоразвитые места. Из этих мест организовать торговлю дальше Булгарии невозможно, да и не имеет смысла. Чтобы использовать Волгу как торговый путь, надо ее контролировать. Для этого следует поставить город-крепость в ее устье и еще хотя бы три-четыре значительных города-крепости по ее руслу, вплоть до Булгарии. Булгарию надо либо завоевать, либо иметь с ней крепкую дружбу. Булгарию Святослав погромил, значит, о дружбе речи нет. Завоевать ее трудно, это уразумел Добрыня в 985 г. и объяснил своему племяннику Владимиру. В любом случае булгарам не будут нравиться русские опорные города вниз по Волге. Кормить гарнизоны этих городов будет нечем — разве что булгары согласятся. Своего земледельческого населения по Средней и Нижней Волге нет. Русским торговым путем Волга станет только через 600 лет после Святослава.
А как же разгром Святославом Хазарии в устье Волги? Да, Хазария — враг, когда-то страшный, но к 60-м гг. X в. крайне ослабевший. Святослав добил ослабевшего и одряхлевшего хищника в его логове. С политической точки зрения — результат небольшой. Хазария и так была обречена и долго бы не просуществовала. Возможно, он хотел отомстить за поражения и унижения своего отца, но это уже эмоции, к политике не имеющие отношения. [30 — Л.H.Гумилев в данном вопросе противоречит своей же теории этнических химер. Разгром Хазарии Святославом он считает огромным достижением. Но он сам утверждает, что к тому времени Хазария была в сильном упадке, в том числе из-за подъема уровня Каспия. Согласно его учению, этническая химера не способна к саморазвитию, способна максимум к поддержке стабильного существования. Отсюда логический вывод: этническая химера, пришедшая в упадок, способна только разрушаться, как египетская пирамида или Парфенон, но не возрождаться и не усиливаться. Из его собственной теории вытекает, что Хазария была обречена. Следовательно, для усилившейся Руси не представляла существенной угрозы.]
Итак, мы видим бурную деятельность при небольшом в лучшем случае результате.
Вреда своей деятельностью Святослав принес много. Увлеченный игрой в настоящую войну, он не думал об интересах государства. Для монарха это большой грех. Великого князя справедливо упрекали, что он ходит воевать в чужих землях за непонятные интересы, а свою страну «охабив».
То, что подданные стали делать великому князю упреки в пренебрежении государственными обязанностями, — явление для Руси новое. Можно ли представить себе, чтобы прежним, по выражению историка, князьям-разбойникам предъявляли такие претензии? А ведь Святослав старался походить именно на них.
У людей есть такое свойство — привыкать к некоторым вещам, так, что они начинают казаться естественными. Например, привыкают к тому, что правительство значительную часть времени и сил расходует на то, чтобы дела в стране шли лучше. И еще привыкают к тому, что значительная часть прибавочного продукта, изымаемого властью в виде налога, тратится на их же пользу. За Ольгино время выросло новое поколение, которое знать не хотело, что отец нынешнего великого князя «охабив» свою страну так, что последующие летописцы стеснялись писать о его правлении. Правда, Святослав и прожил менее половины отцовского срока, и страну получил в лучшем состоянии.
Битву при Доростоле в 971 г. Святослав проиграл, хотя византийцы и пощадили его самолюбие, заключив приемлемый мир. Что можно сказать о полководце, который завел свою армию в ситуацию, когда враг имеет возможность ее истребить? Призыв перед битвой: «Да не посрамим земле Руские, но ляжем костьми, мертвии бо срама не имам…», — не слишком достоин восхищения. Это храбрость командира роты-батальона, а не главнокомандующего-стратега. Суворов, помнится, говорил иначе: «Подумаешь, — герой! Трех врагов уничтожил и сам голову сложил. А ты убей в десять раз больше и останься жив».
Император Иоанн Цимисхий не был глупцом, он понимал, что война эта не нужна ни Византии, ни Руси. Так стоит ли губить тысячи своих воинов ради ненужной победы? Он отпустил Святослава с войском домой, даже снабдил продовольствием. Иначе начнут грабить — не помирать же с голоду вместе со своим взрослым мальчиком.
Святослав увел за Дунай около 60 тыс. воинов, продовольствие византийцы выдали на 22 тыс. человек [41, с. 336]. Две трети военного потенциала страны полегло. За что? За то, чтобы Переяславец стал столицей вместо Киева. Если это военно-политическая мудрость, то что такое военно-политический идиотизм?
Отдельного анализа заслуживает история гибели Святослава. Есть версия, идущая от XIX в., что печенегов на Святослава натравили византийцы, так как боялись этого великого героя. Сейчас ее, кажется, никто не защищает, поэтому оставлю ее без комментариев. Вторая версия основана на случайности факта гибели князя от руки печенегов. Третья версия выдвинута Л.H. Гумилевым. Изложу ее своими словами.
При возвращении на Русь в войске Святослава вспыхнула рознь между язычниками и христианами. Язычники упрекали христиан, что своим отступничеством от отцовских богов те прогневили последних, в результате — позорное возвращение домой. Начались убийства христиан, и уцелевшие христиане с воеводой Свенельдом бежали степью в Киев. Их печенеги пропустили. Но, когда весной 972 г. Святослав с верными языческими воинами пошел речным путем, печенеги напали на него у порогов и перебили весь русский отряд [44, с. 237–238]. Наводчиками печенегов, по мнению Л.H. Гумилева, были киевские христиане, державшие фактическую власть в стране. Таким образом, историк обвиняет сына Святослава — князя Ярополка — в отцеубийстве. Впоследствии Ярополк был вероломно убит во время переговоров с Владимиром. Если бы на убитом висел такой грех, Владимир постарался бы его обнародовать, это снимало бы с него собственный грех. А скрыть факт отцеубийства все равно бы не удалось. Это на Руси дело неслыханное.
Сначала процитирую «Повесть временных лет», где излагаются интересующие нас события (перевод Д.С. Лихачева). «Заключив мир с греками, Святослав в лодьях отправился к порогам. И сказал ему воевода отца его Свенельд: «Обойди, князь, пороги на конях, ибо стоят у порогов печенеги». И не послушался его и пошел в лодьях. А переяславцы послали к печенегам сказать: «Вот идет мимо вас на Русь Святослав с небольшой дружиной, забрав у греков много богатства и пленных бес числа». Услышав об этом, печенеги заступили пороги. И пришел Святослав к порогам, и нельзя было их пройти. И остановился зимовать в Белобережье, и не стало у них еды, и был у них великий голод, так что по полугривне платили за конскую голову, и тут перезимовал Святослав.
В год 6480 (972), когда наступила весна, отправился Святослав к порогам. И напал на него Куря, князь печенежский, и убили Святослава, и взяли голову его, и сделали чашу из черепа, оковав его, и пили из него. Свенельд же пришел в Киев к Ярополку».
Л.H. Гумилев совершенно правильно заметил, что продовольствие, те же самые конские головы, русам не у кого было покупать, кроме как у печенегов. Но ему почему-то не пришло в голову, что за несколько месяцев такого общения печенеги должны были прекрасно разобраться, что ни богатств, ни пленников у Святослава нет. К тому же на протяжении зимы до степных кочевий обязательно дошла информация о событиях под Доростолом. И хан Куря (Куряш?), и его воины, повторю, прекрасно знали, что никакой добычи со Святослава и его воинов они не получат. Но тогда какой смысл стеречь великого князя с воинами у порогов? Отряд Святослава, хоть и ослабленный голодной зимовкой, состоял из воинов-профессионалов, умеющих и сражаться, и дорого отдавать свою жизнь. Чтобы объяснить эту несуразицу, Л.H. Гумилев высказал предположение, что Куря был за что-то зол на Святослава и участвовал в киевских внутриполитических интригах. Но у Святослава никогда не было никаких столкновений и конфликтов с печенегами, наоборот, бывали союзнические отношения. И появились печенеги в причерноморских степях недавно, они не успели «врасти» в русские внутриполитические интриги, на это требуются поколения.
Итак, печенеги на добычу не рассчитывали, но почему-то напали, истребили отряд и убили великого князя. Поскольку дело происходило в X в., они прекрасно понимали, что рискуют стать объектом кровной мести, ведь у Святослава есть сыновья, один из них станет великим князем. Ссориться со всей Русью, пусть даже крупной печенежской орде!.. [31 — Л.H. Гумилев сам отмечает, что перед Русью печенеги были слабы. «Печенеги сравнительно с русами были слабы. Их федерация, раскинувшаяся на большой территории, была фактически беззащитна против регулярных войск Византии и против дружин Киевских князей» [44, с. 236].] Какой смысл? Наконец, если они совершили такую глупость, логично было бы тело Святослава сохранить и взять с русов хороший выкуп за него. Вместо этого хан Куря изощренно надругался над телом. Здесь он опять-таки рисковал ненужной конфронтацией с могущественным соседом, ведь для Киева его действия выглядели вызовом. Кстати, а куда же печенеги дели обезглавленное тело Святослава?
