Если не считать Алтая и далекого Приамурья, то с 1862 по 1873 г. в Сибирь легально пришло 2800 семей, с 1874 по 1878 г. — всего 8 семей.
Исключением в общей антиколонизационной политике времен Александра II были поощрительные правила заселения Амурского края и Приморской области.
В 1861 г. Приамурье и Приморье объявлялись открытыми для заселения «крестьянами, не имеющими земли, и предприимчивыми людьми всех сословий, желающими переселиться за свой счет». Видимо, сыграло свою роль то, что Николай I в свое время включил цесаревича Александра в работу комитета, решавшего вопрос о присоединении Приамурья к России.
Государственная помощь переселенцам на Амур была отменена — платите, господа, сами. Однако прибывшим туда представлялось бессрочное освобождение от подушной подати, от рекрутской повинности — на 10 наборов, от оброчной и поземельной податей — на 20 лет, от земских повинностей — на 3 года. На семью отводилось по 100 десятин. По истечении 20 лет со времени водворения как общество, так и отдельная семья могли выкупить землю в собственность по 3 руб. за десятину.
Поскольку долина Амура шла под казачьи поселения, крестьянская колонизация охватывала, главным образом, земли по притокам Амура, Зеи и Бурей.
Для поселенцев в Южно-Уссурийском крае с 1866 г. была установлена выдача ссуды в 100 руб. на семью и запаса продовольствия на год. Нуждами колонизации здесь стало заниматься Южнорусское переселенческое управление. Помимо переселенцев из европейской части России сюда переходили люди, недавно прибывшие в Амурскую область, — климат Южно-Уссурийского края был мягче.[510]
К1879 г. южнее острова Ханка было создано десять казачьих поселений. Отдельное Уссурийское казачье войско оформилось в 1889 г.
Далеко не все крестьяне, получившие разрешение переселиться на Дальний Восток, добирались до него. Трудно было выдержать путь, проходивший по трактам и рекам и занимавший почти два года.[511] Многие оседали еще в Оренбургском крае.
С 1883 г. правительство стало предпринимать меры по организации движения в Приморье морским путем, который требовал на порядок меньше времени: 2–3 месяца.
Добровольный флот за 1883–1885 гг. доставил во Владивосток 5780 человек, из них 4683 за счет казны. Казеннокоштным колонистам предоставлялись к тому же продовольствие на 1,5 года, деньги на постройку дома, пара голов рабочего скота и корова.
Изданные в 1865 г. особые правила о переселении на кабинетские земли Алтайского округа (тогда южная часть Томской губернии) сделали его наиболее доступным из всех сибирских регионов. Поселенцы имели здесь право на 15 десятин земли и бесплатный лес для построек и отопления. Они могли водворяться как на пустых землях, так и в поселениях старожилов, и старожильские общества охотно принимали новых членов.
За 1866–1877 гг. на Алтае 7979 человек было причислено к обществам и 1765 поселилось на свободных землях.[512]
В целом 1860-1870-е гг. оказались периодом неиспользованных колонизационных возможностей, несмотря на то, что многие районы центральной России воочию и в статистических данных показывали и рассказывали, как страдают от аграрного перенаселения и то, что крестьянин не хочет наниматься в батраки к крупному земельному собственнику.
Фритредеры предопределили роль России на периферии капиталистической мир-системы с функциями экспортера зерна. Но идеологов либерализма постигла неудача.
Разрешенная реформой полная приватизация поместий уже в 1860-х гг. привела к масштабному выводу земельной ренты за рубеж: до 200 млн руб. Типичной фигурой высшего общества стал землевладелец, сдавший свою землю в аренду крестьянской общине или заложивший ее банкиру и прожигающий состояние в Париже или Ницце — под звук пробок, выбиваемых шампанским, и смех обворожительных мадемуазелей.
Россия действительно значительно увеличила экспорт зерна, с 11,5 млн гектолитров в 1844–1853 гг. до 89 млн во второй половине 1870-х гг. Однако на понижательной фазе кондратьевского цикла цены на зерно на мировом рынке все время падали, и к концу XIX в. они были в три раза ниже, чем в 1860-х гг. США, Канада, Аргентина, Австралия, страны с гораздо более удачными природно-климатическими условиями, ввели в оборот огромное количество свободных земель (свободными они стали после очистки от природного населения) и завалили рынки дешевым зерном.
Проводимое российскими либералами наращивание хлебного экспорта снижало норму потребления в стране, уменьшало запасы в мелких крестьянских хозяйствах и не приносило необходимых средств в индустриализацию.
Деньги, вырученные крупными землевладельцами и оптовиками за вывезенный хлеб, текли в том же направлении, что и деньги, полученные помещиками от выкупной операции и сдачи земли в аренду, — потребительски расходовались на Западе, не превращаясь в российские промышленные инвестиции.
А для проведения индустриализации оставалось полагаться на западные кредиты и инвестиции, что было чревато политической зависимостью от тех, кто совсем не любит Россию.
Население крестьянской России выросло на 50 % с 1860 до 1890-х гг., его излишки вовсе не поглощались городами, меж тем земельный фонд крестьян увеличился менее чем на 20 %, и то в основном за счет покупки земель у помещиков.[513]
Накопление капитала по либеральным рецептам оборачивалось обнищанием крестьянской массы. А либеральные «мыслители», прямые виновники нищеты, старательно канализировали поток негативных эмоций в сторону монархии.
Двадцати лет «без потрясений», потерянных в 1860-1870-х гг., не хватит в критический период начала XX в., когда ненавистники России сделают ставку на разрушение российского государства при помощи горючего недовольства крестьянской массы.
Лишь в 1880-е гг. государственные мужи стали понемногу осознавать масштаб проблемы и думать о том, как открыть краны для переселенческих потоков.
В «Правилах переселения земледельческого населения на казенные земли» от 1881 г. до некоторой степени просматривались идеи Киселева — дать необходимую землю всем крестьянам, «владеющим наделами, недостаточными для прокормления семьи». Намечалась помощь переселенцам во время их следования к новым местам проживания и в отыскании подходящих земельных участков.
Однако правила 1881 г. не сильно поспособствовали переселенческому движению. Они даже не были обнародованы — настолько землевладельческая олигархия была напугана перспективой лишиться рабочих рук и арендаторов.
Переселение оказывалось доступным лишь зажиточным крестьянам, которые не очень-то нуждались в нем.
Реально возникла лишь одна переселенческая контора.
Отводом земли в Сибири занимался с 1885 г. западно-сибирский переселенческий отряд, немногочисленный по штату, но обязанный работать в Тобольской, Томской, порой в Акмолинской и Семипалатинской областях. В итоге едва ли седьмая часть переселенцев попадала на заранее подготовленные участки, остальные селились где попало.
Земли Алтайского округа, где было легко облюбовать и получить участок, по-прежнему привлекали переселенцев более всего; общества старожилов за небольшую «вкупную» плату принимали новых членов.
Алтайское направление выглядело привлекательным также исходя из продолжительности пути. Он длился 9-13 недель для тамбовцев, 11–13 — для рязанцев.
С 1884 по 1889 г. на Алтай переселился 96 331 человек.
Закон «О добровольном переселении сельских обывателей и мещан на казенные земли», обнародованный 13 июля 1889 г., разрешал переселение без увольнительных приговоров от крестьянских обществ. Недоимки и выкупные платежи теперь переводились на общества прежнего причисления. Они, в свою очередь, забирали невыкупленные наделы уходящих крестьян.
Участки на новых землях отводились сначала на срок от 6 до 12 лет на арендных основаниях, а уже потом в постоянное пользование с выдачей отводных актов — как общинам, так и единоличникам.
Предусматривалась выдача ссуд на путевые расходы, на хозяйственное обзаведение. Произведено было удешевление тарифов на железной дороге и в пароходном сообщении.[514]
На рубеже 1880-1890-х гг. начинается переселенческий бум, связанный с законом 1889 г. и подхлестнутый неурожаем 1891–1892 гг. (голод наглядно показал, насколько опасна либерализация поземельных отношений в стране с такими природно-климатическими условиями, как Россия, — правда, поняли это немногие).
Если в середине 1880-х гг. ежегодное число переселенцев в Сибирь составляло 30–35 тыс. человек, то в 1889 г. достигло 40 тыс., а в 1892 г. — 92 тыс.
Статистика переселений в Сибирь за 1887–1893 гг. показывает, что первые три места в «хит-параде колонистов» занимают с 16,1 % выходцы из Курской губернии, 10,1 % — тамбовцы, 8,3 % — воронежцы.
