Когда шереметевская армия произвела у Гадяча большую военную демонстрацию (в декабре 1708 г.), то это было сделано главным образом затем, чтобы, зная характер Карла XII, выманить его из Ромен. Так и случилось. Шведская армия пошла из Ромен к Гадячу, а тогда генерал Алларт напал на Ромны и вскоре ими овладел. Быстрота, уверенность, меткость. и сила русских ударов в эту страшную зиму объясняются, между прочим, полной осведомленностью русского командования обо всем решительно, что делает и что намерен предпринять неприятель. Замерзали нередко русские военные разведчики, не успев выполнить поручения, но за них исполняли их дело добровольцы-крестьяне, являвшиеся к русским генералам со всех сторон и приносившие часто высокоценные сведения.
Петр знал, как ему помогает такое настроение населения. "Здешний народ со слезами жалуется на изменника и неописанно злобствует", — сообщал царь Апраксину. Он часто извещал именно Апраксина, далекого от театра военных действий, о народной войне: "Малороссийский народ так твердо, с помощью божией, стоит, как больше нельзя от них и требовать". Петра радовал полнейший провал вражеской пропаганды. "Король посылает прелестные к сему народу письма, но он неизменно пребывает в верности и письма королевские приносит, гнушаясь даже и именем Мазепы".
Еще далек был неприятель от Нежина, а уже там сказывалось раздражение против шведов, возмущение их отношением к населению, и проявлялась полная готовность горожан дать отпор. Они просили поскорее прислать к ним ратных людей, которые бы возглавили их поход против неприятеля: "… если бы были царского величества конные полки, и при них нежинцы, и из иных сотен казаки безмерно на неприятелей идтить желают, а ис тамошнего местечка жители ко мне присылают чтобы Московского войска хотя бы малое число прибыло к ним для початку к поиску над неприятелем, а они, де черкасы, в помощь на неприятели идти с ними всеусердно желают".
Нежин в течение всей войны оставался одним из сторожевых пунктов Левобережной Украины, и он был в последний ("полтавский") период шведского нашествия одной из надежных баз армии Скоропадского, назначением которой было отрезать путь Карлу XII на запад, к Днепру и Киеву, в случае если бы шведской армии пришлось уходить от Полтавы в этом направлении.
В Полтаве «народ» — мещане и посполитые казаки — отстоял город от изменников.
Еще 27 ноября 1708 г. Петр не знал об измене, подготовляемой полтавской старшиной во главе с полковником Левенцом, и писал ему о посылке в Полтаву "для лутчего отпору" Мазепе и шведам князя Александра Волконского.[375] Но Левенец и старшина Полтавы изменили, и тотчас же убедились, что народ их уничтожит, если они не убегут немедленно из города. Впоследствии изменник Левенец и с ним его семь сердюков попали в руки царских войск.[376]
30 ноября шведы подошли к городу Недрыгайлову силой в 1500 человек конницы, спешились и потребовали, чтобы жители их впустили в город. Никакого гарнизона в городе не было. "И прежде стрельбы говорили они шведы недрыгайловским жителям, когда они от них ушли в замок, чтобы их пустили в тот в замок, а сами б вышли, и обещали им, что ничего им чинить не будут". Жители города, побросавшие свои дома и укрывшиеся в единственное укрепленное место ("замок"), ответили шведам, "что их в город не пустят, хотя смерть примут". Началась перестрелка: "И те слова шведы выслушав, стали ворота рубить, потом по них в город залп дали, а по них шведов из города такожде стреляли и убили шведов десять человек. И они шведы, подняв тела их, от замка отступили… и дворы все сожгли".[377]
Так жертвовали люда и имуществом и жизнью даже при явно безнадежной борьбе, если им не удавалось вовремя успеть бежать куда глаза глядят из своих мест при подходе шведских войск. Ведь приведенное только что донесение доставил в русскую армию бежавший ночью (с 30 ноября на 1 декабря) из осажденного замка священник. А что сталось с осажденными — это нетрудно себе представить.
Точно такое же настроение народа обнаруживается и в другом городе, которому тоже пришлось стать опорным пунктом армии Скоропадского, и в этом смысле город Лубны играл на юге линии расположения Скоропадского ту же роль, как Нежин на севере этой линии. Жители Лубен написали Петру «писмо» (точной даты нет, но по ряду признаков в ноябре 1708 г.), в котором они прибегают к защите царя и просят "прикрыть их от нашествия враждующих неприятелей", и, имея в виду мазепинскую измену, заявляют о своем желании избавиться "от тех мятежей". Пишется это от имени всего населения лубенского: "Мы, граждане под именем всех сожителей лубенских", а подписано так: "все купно як казаки и посполитие жители лубенские".[378]
Народное сопротивление на Украине делало даже самые слабые, технически несовершенные укрепления городов и сел почти непреодолимыми препятствиями. Недостаток артиллерии и пороха в шведской армии также давал тут о себе знать.
Если Карл перед Гродно еще в январе, феврале, марте 1706 г. не мог ни решиться на штурм, ни взять город длительной бомбардировкой, хотя овладеть этой укрепленной позицией и находившейся там русской армией для него было крайне важно, то уж теперь, осенью и зимой 1708 г., овладеть Стародубом и Новгородом-Северским для шведского войска имело еще несравненно более важное, истинно жизненное значение. Это значило бы получить, наконец, настоящее пристанище, две теплых стоянки перед наступающей зимой, и прежде всего это были бы опорные пункты, откуда можно было бы со временем продолжать движение на восток, от которого пришлось отказаться в начале сентября в Старишах, на рубеже Смоленщины. Словом, Стародуб и Новгород-Северский были в 1708 г. для Карла XII вне всяких сравнений важнее, чем Гродно за два года перед тем. Но Карл XII, на многое отваживавшийся очертя голову, тут отступил, прошел мимо после первых же разведок и рекогносцировок. Если под Гродно у него не оказалось артиллерии, достаточно сильной для длительных и эффективных бомбардировок, то теперь, осенью и зимой 1708 г., после гибели обоза Левенгаупта и артиллерии и боезапасов, которые тот вез, после потерь в боях и без боев на долгом и страшно тяжелом пути, даже и та артиллерия, с которой Карл тронулся в поход в июне 1708 г. и которая тоже не была очень сильна, уменьшилась до такой степени, что и думать было нечего о действенной бомбардировке укрепленных городов. Промахи и опоздания Лагеркроны и шедшего с ним авангарда шведской армии оказывались непоправимыми.
Если затем Ромны и Гадяч временно оказались в руках Карла, то исключительно потому, что там еще не было русских гарнизонов, когда шведы подошли к этим городам. Ромны и Гадяч не были «взяты», а были просто заняты шведами. Заняты и потом потеряны вскоре после того, как армия Карла, после скитаний к Веприку и обратно, окончательно покинула эти места.
Шведские источники сходятся на том, что труднейший зимний поход 1708–1709 гг. неслыханно ослабил шведскую армию. И курьезно отметить, что шведские историки так же охотно до уродливости преувеличивают значение морозов 1708/09 г., как французские историки — значение морозов в гибели армии Наполеона. По-видимому, объяснение русских побед морозами облегчает уязвленное «патриотическое» чувство. Но шведы забывают прибавить, что главное было в том, что население не дало им ни крова, ни пищи, ни топлива. Многие были или перебиты в боях, или погибли от всевозможных болезней, которые при постоянном недоедании и истощении организма легко становились смертельными, или замерзли в эти лютые морозы, где не день, не два и не три некоторым частям приходилось располагаться на ночевку в снегу, в открытом поле, иногда при вьюге, упорно задувавшей разводимые с большим трудом костры из сырых обледенелых сучьев. К этим основным частям шведской армии можно, пожалуй, причислить и очень, тоже уменьшившуюся ватагу мазепинцев, пришедших в октябре с гетманом. При этих условиях поход, предпринятый Карлом в первых числах января 1709 г. из местечка Зенькова, не нуждается в глубокомысленных стратегических мотивировках. Нужно сказать, что в Зенькове Карл со своим штабом оказался только потому, что разместиться всем в Гадяче было нельзя. Но и там солдаты обмерзали не меньше, чем их товарищи в Гадяче и других окрестных местах около него. Говорить, что, двинувшись на восток к Веприку, в этот момент Карл имел в виду угрожать прямым походом на Москву, могли только те, кто не отдавал себе отчета в реальном положении двадцатитысячной шведской армии в январе 1709 г. Мотивов экспедиции против Веприка было два. Во-первых, шведский штаб, еще когда король был в Ромнах, знал, что местечно Веприк на Ворскле, как и недалеко от него лежащий Лебедин, — пункты, откуда именно и направляются постоянные налеты на Ромны, на Гадяч, на части шведской армии, скитающейся около него, ища "крыши над головой", как говорили солдаты. Значит, нужно было ликвидировать Веприк. Во-вторых, был слух, что в Веприке можно найти некоторое пристанище, потому что он не разрушен так, как разрушен Гадяч.
