22 июня 1941 г., в первый день войны, "Правда" опубликовала статью "Советский циклотрон". В ней говорилось:
В Лесном, на территории Физико-технического института Академии наук СССР, недавно построено двухэтажное здание, похожее на планетарий...
В машинном зале уже стоит генератор мощностью 120 кВт. Через люк в потолке на бетонный фундамент опускаются детали второго генератора...
В ближайшее время здесь будет установлен 75-тонный электромагнит высотой около 4 м. Диаметр его полюсов - 1200 мм...
Пуск циклотрона был запланирован на 1 января 1942 г.
Война затормозила исследования. Физические лаборатории Харькова, Ленинграда, Москвы и других городов были эвакуированы на восток. Сотрудники лабораторий либо ушли на фронт, либо переключились на работы, связанные с военными нуждами.
К. А. Петржак стал разведчиком, Г. П. Флёров был направлен на курсы техников по спецоборудованию самолетов. На Черноморском флоте служили будущие научные руководители атомных исследований И. В. Курчатов и А. П. Александров: ими была создана специальная служба по защите кораблей от мин. Ученые предложили обезопасить флот от действия немецких неконтактных мин путем размагничивания кораблей .
А. Ф. Иоффе заботился о рациональном использовании научных кадров во время войны. Вот один из составленных им документов:
Начальнику Штаба ополчения города Ленинграда
Копия: Заместителю по политической части командира Выборгской добровольческой дивизии
Направляем к Вам научных сотрудников - физиков Смушкевича, Анитова, Панасюка, Рывкина, Певзнера, Берестецкого, Писаренко, Русинова, Джелепова, изъявивших добровольное желание быть использованными для управления сложными видами вооружения (электроника, радиотехника, рентгенотехника, зенитная техника).
Институт удостоверяет, что перечисленные товарищи являются высококвалифицированными специалистами или командирами специальных родов войск и все владеют иностранными языками (немецкий, английский). Поэтому их необходимо перед направлением в часть пропустить через аттестационную комиссию для более целесообразного использования.
Директор ЛФТИ, академик А. Ф. Иоффе
Секретарь партбюро ЛФТИ Н. Ф. Федоренко
5 июля 1941 г.
В частях военно-воздушных сил, в артиллерии и пехоте служили будущие соратники И. В. Курчатова, в оборонной промышленности - руководители будущей советской атомной промышленности - Б. Л. Ванников, А. П. Завенягин, В. А. Малышев и др.
"Если бы не война, не прекращение в связи с нею исследований, ни в чем бы мы не отстали от США, а, вполне вероятно, имели бы цепную реакцию и раньше 1942 г. Ведь уже в 1939 г. мы в Ленинграде обсуждали все то, что Э. Ферми делал в 1942 г.", - вспоминал позднее К. А. Петржак.
В 1942 г. встал вопрос о возобновлении научных исследований в области ядерной физики. Г. Н. Флёров писал в Государственный комитет обороны: "Надо, не теряя времени, делать урановую бомбу". В это время ЦК партии и Советское правительство уже располагали информацией о том, что в Германии и США в условиях особой секретности ведутся срочные работы по созданию нового, сверхмощного оружия.
...Курчатов прибыл в Казань с Черного моря, где в портах готовил корабли к схватке с врагом, приехал и слег - болезнь подкосила уставший организм. Приехавший через несколько дней из Москвы Иоффе пришел к Курчатову и сразу заметил, как он сильно изменился. После паузы Иоффе сказал с намеком:
- А болеть-то вам никак нельзя! Курчатов ответил непривычно тихим голосом:
- Как говорится, ничто человеческое...
- А вам придется скоро сделать нечто необычное, - продолжал Иоффе.
Придвинувшись ближе к постели больного, Иоффе рассказал о вызове его и В. И. Вернадского к И. В. Сталину. Им пришлось отвечать на вопрос председателя ГКО о том, могут ли гитлеровцы изготовить урановую бомбу, высказать свое мнение по поводу прекращения на Западе открытых публикаций по урану. Выяснилось, что сигнал об этом в ЦК партии подал с фронта помощник Курчатова по ленинградским исследованиям, младший техник-лейтенант Георгий Николаевич Флёров.
Иоффе рассказал, что Сталин возмутился тем, что младший лейтенант на фронте смог почувствовать опасность для страны, а они, академики, нет.
Ни Иоффе, ни Вернадский не знали, какие именно работы велись по урану учеными Германии, США и Великобритании, но не отрицали вероятности, таких исследований. На вопрос Сталина о возможных затратах на создание нового сверхоружия академики ответили, что эти затраты могут быть не меньше затрат на ведение второй такой же тяжелой войны. Кроме того в этом грандиозном деле много неопределенности.
Но они поняли, что, несмотря на столь неутешительные их ответы, готовится решение по урановой проблеме в СССР.
Иоффе замолчал.
- До войны, - сказал Курчатов, - я, отвечая на вопросы участников семинаров по ядерной физике, говорил, что создать атомную бомбу все равно, что построить второй Волховстрой . Теперь думаю, эта задача окажется намного объемнее.
Как вспоминает М. Г. Первухин, тогдашний нарком химической промышленности и заместитель председателя Совнаркома, в апреле 1942 г. в его кабинете раздался телефонный звонок:
- Говорит Молотов. Загляни, пожалуйста, ко мне.
- В котором часу?
- Лучше прямо сейчас. Очень важное дело. В приемной гостя встретил помощник В. М. Молотова и предупредил:
- Ждет. Просил никого не пускать во время разговора.
Усадив М. Г. Первухина в кресло, В. М. Молотов достал из сейфа пухлую папку. Развязав тесемки, полистал лежавшие там бумаги, внимательно перечитал первую страницу. Потом подвинул все это к своему собеседнику.
- Теперь ты хозяин документов. Храни пуще глаза. Ознакомиться с ними надо срочно. Это личное поручение товарища Сталина, которое он просил меня передать тебе. Ты инженер-электрик и разберешься в этом скорее. В общем, ждем от тебя быстрого и толкового ответа. А главное - совета: что нам в связи с этим, - кивнул он на бумаги, - делать.
Вернувшись к себе, М. Г. Первухин несколько часов сидел над документами, знакомясь с их содержанием. Речь в них шла о вещах настолько серьезных, что он сразу решил: "Конечно, все это надо сначала - и немедленно! - показать ученым, но и без того ясно, что без внимания такие сведения оставить нельзя".
В папке были секретные данные о том, что зарубежные физики форсируют работы по созданию атомного оружия. Здесь же содержался подробный обзор этих работ. Из него следовало, что поиски ученых уже вышли за пределы лабораторий и что, правительства выделяют на развитие атомных программ огромные средства и материальные ресурсы, лучшие научные и инженерные силы .
Через день участники разговора встретились снова. М. Г. Первухин изложил свое мнение В. М. Молотову.
- Что же ты советуешь?
- Необходимо немедленно ознакомить со всеми материалами наших физиков. Пусть дадут точную сравнительную оценку сегодняшнего положения дел у нас и за рубежом, выскажут свои соображения.
- Ну что ж, давай так и сделаем. Кого ты думаешь пригласить?
- Вернадского, Иоффе, Капицу, Хлопина...
Академиков познакомили с тем, как идут урановые исследования за рубежом: все четверо были поражены размахом работ.
...И вот ученые дали свое заключение, на основе которого был сделан вывод: несмотря на трудности в стране и неотложные военные проблемы, более первостепенной задачи, чем создание атомного оружия, нет. Для ее эффективного решения нужно немедленно приступать к самым решительным действиям, быстро восстановить все то, что было сделано в этом направлении перед войной, и двигаться дальше.
В. Г. Хлопин сообщил, что Радиевый институт не прекращает исследований распада урана. В Казани институт по-прежнему занимается этой темой. Физику урана еще до войны глубоко изучали в институте Иоффе: возвращение к урановой проблеме надо начать с восстановления ядерной лаборатории этого института.
П. Л. Капица согласился, что только на базе Физико-технического института можно создать новую лабораторию. Тематика работ в Институте физических проблем, которым он руководил, далека от урана.
В. И. Вернадский сказал, что богатые месторождения урановых руд в стране пока неизвестны. Необходимо срочно развернуть поиски уранового сырья.
Встал вопрос о научном руководителе работ. Кто возглавит работу по решению этой сверхважной и сверхсрочной проблемы? Крупный ученый, способный разобраться во всем комплексе проблем, которые разрабатываются в различных лабораториях? Но тогда все его время будет уходить на различные "увязки" и "согласования". Да и у каждого ли из таких крупных ученых есть организаторские способности? Ведь хорошо известно, что Эйнштейн, например, отказывался от руководства даже лабораторией.
Поставить во главе органа, которому будет поручено решение этой проблемы, талантливого организатора? Но что и как он будет организовывать, если суть дела, перспективы, темы споров останутся для него "книгой за семью печатями"?!
