В декабре Мехлис на Военном совете докладывал о состоянии дел в дальневосточных армиях:
«Боевая подготовка частей 1–й и 2–й армий и войск ЗАБВО еще находится на низком уровне… До сих пор еще много людей в частях отвлекается на всякие подсобные работы, не связанные с боевой подготовкой. Некоторые округа медленно ликвидируют подсобные хозяйства, особенно ЗАБВО. Одна из дивизий ЗАБВО имеет до 670 га посева, стадо коров и тысячу овец».
Как вынуждена была констатировать «Красная звезда», результат такой боевой подготовки был
«везде один и тот же ― невыполнение учебной программы».
В одной из частей Белорусского округа на вопрос красноармейцев: «Почему у нас до сих пор нет занятий по боевой подготовке?» проводивший политинформацию политрук ответил: «Сперва нужно поработать, а после будем учиться».
По неопубликованным письмам военных корреспондентов, боевая учеба во многих частях происходила неорганизованно и неэффективно: то стрельбы начинались с опозданием на 3–4 часа из–за отсутствия дежурных и сигнальщиков, то в течение 3―4 часов отстреливались всего лишь 2―3 человека, то вместо трех положенных патронов каждому бойцу выдавали по одному. Бывало и так, что стрельбы вовсе не удавалось начать ввиду того, что на огневом рубеже вдруг выяснялось, что забыли (?!) взять патроны или неисправно оружие.
Из Харьковского округа сообщали, что за время пребывания в лагере состоялось лишь одно занятие по стрельбе, да и то из малокалиберной винтовки. Как следствие, красноармейцы «не умеют стрелять, не знают винтовки и противогаза». Были части, где после года службы бойцы не знали, как правильно оседлать коня, не могли стрелять. Из 1–й ОКА с возмущением писали, что жена комиссара пошла на стрельбище, а красноармейца заставила мыть полы в их квартире, хотя в части некоторые бойцы «за полтора года ни разу не стреляли».
В сентябре 1938 года постоянный корреспондент газеты по Ленинградскому военному округу писал:
«Смешно говорить, что бойцы на передовом рубеже, где завтра они могут вступить первыми в бой, не умеют стрелять, бросать гранат, владеть штыком. И не занимаются этим. Нет там и необходимых вооружений, боеприпасов, чтобы немедленно открыть огонь».
Не лучше обстояло дело с подготовкой младших командиров. Курсанты полковых школ посылались на работы, отнимавшие около 80% учебного времени. Так, в полковой школе 50–го стрелкового полка
«из времени, предусмотренного программой на учебную подготовку курсантов, непосредственно на занятия было использовано только 23 процента!.. Так же обстояло дело с организацией учебы в полковой школе артиллерийского полка …на курсах младших лейтенантов запаса в 63–м полку».
Если занятия и проводились, то на них, как правило, от сутствовало более половины, а то и до 70% бойцов. Нередко красноармейцы «в составе целых взводов отрываются от учебы». В 37–м артиллерийском полку план зимней учебы «абсолютно не предусматривал такой «мелочи», как… боевая подготовка полковой школы».
В одной из частей Харьковского округа радисты артиллерийского полка пять с половиной месяцев не занимались специальной подготовкой, в другой части ― восемь, в третьей занятия с младшими командирами–артиллеристами не проводились около года.
Так было всюду и так было всегда: танкисты не изучали «теории и практики новой техники», другие специалисты ― «инженерного дела, ручного пулемета и ручной гранаты». Многочисленные обращения самих курсантов к командирам и комиссарам никакого эффекта не давали. В ответ звучало: «Какие еще с вами занятия, времени нет (!)».
Если подобное происходило в строевых частях, то что можно сказать о тыловиках и хозяйственниках? Один из них признавался:
«Я пришел в ряды РККА 1 октября 1937 года и за это время не был ни разу на занятиях по боевой и политической подготовке. Я не только не повысил свой уровень знаний, но забыл и то, что знал до прихода в часть».
Совсем по–другому на этом безотрадном фоне выглядела германская армия, быстро наращивавшая мускулы, готовившаяся только к войне, делавшая ставку на высокий профессионализм. В августе 1928 года на маневрах рейхсвера побывал Р.П. Эйдеман, в своем отчете он отмечал:
«Офицер физически вынослив, хорошо тренирован, шестидесятилетние генералы скачут по полю, как фендрики. Весьма вынослив в полевой обстановке. Всегда четок и чеканен (исключения редки) в своих распоряжениях…
Отношения между собой и к солдатам, особенно в поле, просты, в известной мере даже демократичны; нет и малейшего козыряния. Дисциплина высокая…
Основное требование, предъявляемое офицеру, ― это знание. Проявление отсталости, нарушение элементарных требований в руководстве войсками приводит к отставке…
Устройство учебных полей в Германии заслуживает внимания; учебные поля (они в то же время служат стрельбищами) оборудованы связью, дорогами, башнями наблюдения. Хорошие лагерные постройки. На роту ― барак. Каменные и деревянные постройки. Во время лагерного сбора все офицеры обязаны жить в черте лагеря без семей. В лагере ― ряд удобств. Имеется даже купальный бассейн…»
7 октября 1930 года И.П. Белов писал из Германии Ворошилову:
«Когда смотришь, как зверски работают над собой немецкие офицеры от подпоручика до генерала, как работают над подготовкой частей, каких добиваются результатов, болит нутро от сознания нашей слабости. Хочется кричать благим матом о необходимости самой напряженной учебы ― решительной переделке всех слабых командиров».
8 ноябре 1931 года комкор Б.С. Горбачев принял участие в полевой поездке в Силезию:
«Поистине каждого немецкого офицера можно назвать высококвалифицированным специалистом… Также очень поучительны добросовестность и четкость выполнения своих обязанностей всеми звеньями начсостава и большая ответственность за порученное дело. Особенно же, что требует с нашей стороны самого пристального внимания, так это постановка и система учебного дела в немецкой армии и исключительное внимание к командиру и учащемуся, и бережное отношение к материальной части…»
Однако на родине решили «переделать» самих перенимавших опыт рейхсвера командиров. Их пустили в расход, а отчеты и донесения убрали в папки с грифом «Секретно» и шестьдесят лет никому не показывали.
Уровень боевой подготовки РККА резко снизился и вследствие осуществлявшейся в армии охоты на «вредителей». В 1936―1940 годах было репрессировано около 10 тысяч военнослужащих командно–начальствующего состава. Притом что, как следует из доклада Ворошилова на февральско–мартовском пленуме, в начале 1937 года их было всего 107 тысяч.
«До хасанских событий я служил в 120–м стрелковом полку 40–й стрелковой дивизии,
― рассказывал С. Шаронов. ―
Боевой подготовкой занимались мало. В 1937― 1938 годах многих командиров забрали. Командование дивизии забрали полностью: арестовали комдива Васнецова, комиссара Руденко, начштаба Шталя, начальника артиллерии, начмеда и его жену, офицера–медика. В полку ― та же картина. Мы, рядовые бойцы, порой не знали, кому верить. Тянулись только к политруку Матвееву, настоящему большевику, еще красногвардейской закалки. Его тоже забрали, а потом вернули. Мы спрашивали у него, когда же будем боевые гранаты метать, все деревянными и деревянными? Ему такие вопросы можно было задавать, мы знали. А Матвеев отвечал: «Вам гранату метнуть, а для государства это в корову обойдется». Он задумывался и добавлял: «Да… еще повоюете…»
Во всех округах фиксировалось падение воинской дисциплины. Рядовые красноармейцы проявляли неповиновение «вражеским приказам».
В докладной записке наркому обороны Мехлис писал:
«В некоторых парторганизациях неправильно понимают критику и самокритику и, вместо того чтобы направить ее на повышение боевой подготовки и укрепление воинской дисциплины, содействуют подрыву авторитета начсостава. Бывают даже дикие случаи.
Парторганизация транспортной роты 301–го полка 48–й стрелковой дивизии, обсуждая вопрос о состоянии конского состава, вынесла такую резолюцию: «Лошади находятся у нас в плохом состоянии, конюшни не покрыты, овес ссыпается на землю, у лошадей появляются заболевания и зачесы. Нет ли здесь со стороны командного состава роты у нас врагов народа?..»
Командиры были растеряны и не могли навести порядок. В Дисциплинарный устав внесли новое положение:
«В случае неповиновения, открытого сопротивления или злостного нарушения дисциплины и порядка командир имеет право применять все меры принуждения, вплоть до применения оружия. Командир не несет ответственности за последствия, если он для принуждения не повинующихся приказу и восстановления дисциплины и порядка будет вынужден применять силу или оружие».
