Лидером питерской экономической экспансии выступал Русско-Азиатский банк, располагавший наиболее мощным финансовым потенциалом. В 1917 году денежные вклады банка в тринадцать раз превышали собственный капитал; одних только депозитов было привлечено на 805 млн руб.[1230] В годы Первой мировой войны Русско-Азиатский банк подвергся серьезной акционерной перестройке. На первые роли выдвинулись новые собственники в лице фирмы Стахеева – Ватолина, которых привлек к работе непосредственно глава банка Путилов. Эти представители купечества чувствовали себя в своей тарелке при работе на внутрироссийском рынке – в отличие от старых крупных акционеров, лучше знакомых с европейскими реалиями. В Первую мировую войну именно союз с Путиловым постепенно делает стахеевскую фирму серьезным экономическим игроком с интересами в самых различных отраслях экономики. А в 1917 году группа Стахеев – Батолин – Путилов превращается в ударную силу агрессивной банковской экспансии. Партнеры могущественного Путилова становятся крупными акционерами Русско-Азиатского банка. Однако этот процесс протекал весьма болезненно: другие акционеры были не в восторге от новых партнеров. Ближайшие многолетние соратники Путилова француз Верстрат и Н.А. Гордон выступили против операций, которые Батолин проводил через банк (например, под залог различных векселей получал крупные кредиты в десятки миллионов рублей). Дело доходило до ультиматумов: если этим коммерсантам будут с легкостью ссужаться средства, то в банке последуют отставки. Однако Путилов не только не отступил, но и решил распрощаться с давними коллегами, фактически вынудив их продать паи своим новым партнерам[1231]. Все эти события, будоражившие финансовый мир России, сопровождались пересудами о хитроумных комбинациях Путилова. Например, упорно циркулировали слухи о том, что контрольный пакет Русско-Азиатского банка продан некой парижской финансовой структуре, специально учрежденной для этого самим Путиловым. Если требуется совершить какую-либо сделку, ее оформляют от имени французских акционеров – на сцене появляется парижский банк, по существу не совершающий никаких других операций. То есть перед нами такая комбинация: парижский банк владеет контрольным пакетом акций Русско-Азиатского банка, а последний держит этот пакет у себя. Смысл всего этого – в страховке на случай неблагоприятного развития событий в России. По мысли Путилова, иностранному собственнику проще будет получить от российского правительства возмещение убытков[1232]. Но даже самые предусмотрительные банкиры не могли представить, с чем им придется столкнуться в очень недалеком будущем.
А пока группа Стахеева – Батолина – Путилова уверенно расширяла финансовый потенциал, в частности, сумела поставить под свой контроль крупный Соединенный банк, располагавшийся в Москве. Весь 1916 год вокруг него шла борьба с целью скупки значительного числа акций, позволявших влиять на ход дел[1233]. В мае следующего года трем агрессивным капиталистам удалось собрать контрольный пакет. 20 мая на общем собрании акционеров управляющий Соединенным банком граф В.С. Татищев складывает свои полномочия. Вместо него избирается руководитель московского отделения Русско-Азиатского банка А. де Сево. Заметим, что этот переход крупной финансовой структуры в другие руки прошел довольно мирно: Татищев остался председателем правлений в тех предприятиях, которые ранее контролировал[1234]. Совсем по-другому получилось с Волжско-Камским банком. Стахеев с Ватолиным начали скупать и его акции, но встретили сопротивление Кокоревых и Мухиных – семей, давно владевших контрольным пакетом банка и не желавших отдавать бразды правления. Позиционная борьба, не завершившаяся победой ни одной из сторон, тянулась вплоть до Октябрьской революции. Однако новые акционеры все-таки получили доступ к денежным ресурсам Волжско-Камского банка и смогли из этого извлечь для себя определенную пользу. Цель синдиката, выросшего вокруг Русско-Азиатского банка, состояла в том, чтобы объединить три эти крупные финансовые структуры под общим управлением. Если бы объединение удалось, то агрессивность, присущая организаторам этих сделок, превратила бы их в доминирующую силу на российском экономическом пространстве[1235]. Акции Соединенного и Волжско-Камского банков были заложены в Русско-Азиатском банке, который выдал под них повышенные ссуды; все эти средства направлялись на скупку различных предприятий. Наблюдатели того времени подсчитали: состояние самого Стахеева оценивалось в 8 млн руб., стоимость же приобретенных им акций достигает 100 млн руб. Московская пресса была убеждена: этот елабужский предприниматель ничего не делает самостоятельно, без поддержки могущественного Путилова – и предостерегала об опасности, нависшей над Россией[1236].
Но в Петрограде совсем иначе расценивали активную деятельность концерна. Об отмечавшей очередной день своего рождения фирме Стахеева и Ватолина писали:
«В ней рельефно намечается тонко задуманный, грандиозный план – создать в различных отраслях русской промышленности целый ряд предприятий, раскинув их по всей необъятной Руси и связав их общностью задач и целей. Эта колоссальная русская работа... пробуждает к жизни производительные силы страны. Какая широта творческой мысли, какой охват, сколько жизненной энергии, какая удивительная способность претворять идею в дело!»[1237]
Все эти качества три предпринимателя применили еще на одном направлении своей деятельности: в 1917 году они продолжили штурмовать цитадель купеческой экономики – российскую текстильную промышленность. Пресса апреля – августа пестрит сообщениями о покупке ими различных текстильных предприятий как в Центральной России, так и в Петрограде[1238] (десять мануфактур, мощностью 500 тыс. веретен, и 10 тыс. ткацких станков[1239]). Однако главное состояло в другом: летом 1917 года Путилову с партнерами удалось окончательно договориться с бухарским эмиром о совместном освоении земель ханства – ключевых в поставке хлопка для текстильной промышленности России. Этот проект вынашивался еще с царских времен, лоббировал его тогда министр внутренних дел А.Д. Протопопов. Теперь питерские финансисты увлекли эмира перспективой создания в Бухаре крупного банка на паритетных началах, пообещав выделить ему большие финансовые ресурсы[1240]. Надежда купеческой буржуазии центра России закрепиться на хлопковых территориях окончательно растаяла. Текстильная индустрия оказалась перед угрозой ценового диктата, устроенного столичными банкирами.
Следует обратить внимание и еще на один аспект послефевральской активности питерских финансистов: в апреле – мае 1917 года Русско-Азиатский и Петроградский международный банки получили крупные правительственные заказы под свои проекты в тяжелой индустрии. При этом ранее, в 1916 году, Государственная дума наотрез отказалась выделить двадцатимиллионный кредит АО «Кузнецкие каменноугольные копи» на строительство нового металлургического завода. Но после февраля, когда со сцены сошла царская бюрократия, безуспешно продвигавшая этот проект названных банков, он неожиданно получает поддержку – уже от новой власти. Теперь акционерному обществу делается заказ на поставку 75 млн пудов рельсов и 12 млн пудов скреплений в 1921-1930 годах. Для этих целей правительство предоставило беспроцентный кредит в размере 65% от стоимости заказа; расценки на поставку были установлены более низкие, чем на южнорусских заводах; окончательное уточнение цен (в зависимости от уровня инфляции) назначалось на 1918 год[1241]. Это решение вызвало неоднозначную реакцию в правительственных кругах. Председатель Совещания товарищей министров Д.Д. Гримм информировал премьера князя Г.Е. Львова о возникших разногласиях. В частности, Министерство финансов задавалось вопросом, насколько своевременны заказы, требующие крупных расходов казны и при этом не связанные с текущими военными потребностями[1242]. Товарищ министра юстиции А.С. Зарудный указывал, что подобные соглашения следует заключать лишь на конкурсной основе и после проведения тщательной экспертизы, отдавая предпочтение тем фирмам, которые выставили более низкие цены[1243]. Однако представители Министерства путей сообщения заявили, что имеющиеся производственные мощности не могут удовлетворить огромный спрос на рельсы, а также утверждали, что квалифицированная ведомственная экспертиза уже проведена[1244]. Временное правительство согласилось с этой аргументацией: у одного из сельских обществ Томской губернии изымалась в бессрочное пользование одна тысяча десятин под строительство завода для АО «Кузнецкие каменноугольные копи»[1245].
