1. Новгородская летопись с ее основным ядром была создана около 1204 года, т. е. позже «Повести временных лет», содержание последней было отлично известно новгородскому летописцу.
2. Содержание новгородской летописи почти целиком совпадает с «Повестью», она представляет собой сокращенное изложение «Повести временных лет», именно все детали, касающиеся юга и вовсе неинтересные Новгороду, отброшены (на этом пункте мы не останавливались ввиду того, что рассмотрение его заняло бы слишком много места, а он очевиден; никогда новгородская летопись в ее основной части не полнее «Повести», а беднее).
3. Единственная группа расхождений между двумя летописями сосредоточена на 2–3 страничках, охватывающих период от смерти Рюрика до начала царствования Игоря. Есть основания полагать, что это расхождение обусловлено тем, что новгородский летописец имел перед собой дефектный экземпляр «Повести», в котором несколько листков было оторвано, перевернуто и частично повреждено, кое-что он, вероятно, восстановил по догадке, но неудачно.
4. Объяснение Шахматовым и другими, что расхождение обусловлено произвольным изменением текста в «Повести временных лет», неприемлемо уже потому, что содержание этого изменения не соответствует той идее, которая прокламируется Шахматовым, наоборот, новгородская версия гораздо более подходит к ней.
5. Обширное введение в «Повесть» новгородским летописцем отброшено и заменено весьма кратким своим, но следы пользования введением явственны, причем и здесь имеются перестановки в последовательности изложения, например, место о дани мечами попало после упоминания об императоре Михаиле и т. д.
6. Никакого «Начального свода» не существовало, «Повесть временных лет» есть первая русская настоящая летопись, в которой история Руси излагается по возможности полно и последовательно. До нее существовали только разрозненные материалы, она впервые объединила их и начала настоящее регулярное летописание.
7. Русская летопись началась с самого начала, как летопись Русского государства; предположение Д. С. Лихачева, что она выросла из гипотетического «Сказания о распространении христианства» не может быть принято ни на одно мгновение, возможность его исключена.
8. Нравоучительное введение к Новгородской летописи касается вовсе не событий 1093 года, а 1204 года, когда Рюрик Овручский с Ольговичами, приведя половцев, подвергли Киев страшному погрому.
Вряд ли следует добавлять, что многие детали летописания будут обсуждены нами и в последующих очерках.
13. По поводу одной критики
Известно, как полезна для авторов и читателей существенная, дельная и беспристрастная критика. К сожалению, этого нельзя сказать о критике Н. Н. Кнорринга (см. «Русские Новости», 27.XI.1953, № 443, Париж).
Он не хочет понять основного (о чем, однако, было ясно сказано в нашем предисловии), что заставляет нас упрекать историков. Придется повторить: 1) та история, которую мы учили, была фальсификацией истории, против которой историки не протестовали, 2) отдельные книги и исследования, излагающие отчасти правильно историю Руси, остались для общества совершенно в тени, вопрос был переведен в плоскость академического спора и велся так, как если бы спорили о выеденном яйце; между тем вопрос, была ли культура и государственность Древней Руси скандинавской или славянской, — вопрос первостепенный, ибо это вопрос о том, кто мы такие, 3) несмотря на правильные высказывания В. Ключевского, М. Грушевского и других, ни один из них не дал полной и точной картины, что же такое была Древняя Русь; даже очерк советского историка В. Мавродина, 1946, будучи в основном верным, страдает многими неточностями.
Это бесстрастное отношение историков к вопросу объясняется прежде всего тем, что у них не было ни достаточно точного и безупречного научного метода, ни национального самосознания. Зато было еще нечто и похуже.
Для того чтобы отвести упрек, что мы излагаем только свои личные взгляды (чего, мол, не взбредет в ум какому-то С. Лесному?), мы позволим себе привести небольшой отрывок из статьи известного археолога профессора Щербакивського о происхождении названия «Русь» (даем в переводе): «…Историк Иловайский написал книгу в 600 страниц в защиту антинорманистской теории. И написал убедительно, что призвания варягов на княжение не было, но в своих учебниках для средней школы, в противоположность своей научной работе, он печатал серьезно про летописное призвание варягов, так как эти учебники приносили ему ежегодно новый дом в “белокаменной” Москве.
Очевидно Иловайский думал и был уверен в том, что если он напечатает учебник для средней школы так, какой представляет себе историю Руси или как представляли другие профессора (например Ключевский), то цензура не позволит продавать такие книжки для средних школ, т. е. в министерских журналах эта книжка не только не будет рекомендована, а просто распоряжением министра будет запрещена для школ.
И вот получилось, что большая научная книга в 600 страниц могла выйти в свет лишь в сравнительно небольшом количестве, она была в таких условиях дорога и недоступна для гимназиста, наоборот, для него была доступна и рекомендована книга с далеко не научным призванием варягов.
Почему призвание варягов считалось для министерства патриотическим и почетным для теперешней России — трудно объяснить. Можно думать, что тут играла роль династия, которая была чужекровна для России, в ее жилах текла немецкая кровь и поэтому начало державы, заложенной чужекровной варяжской династией, как будто должно было доказать, что эта старинная традиция требует чужекровной династии».
Из этой цитаты видно, что автор имел некоторые основания для упреков тем историкам, имя которых Н. Н. Кнорринг может произносить только с благоговейным трепетом.
Поверьте, дорогой Н. Н., что я высоко ценю все положительное, что дали наши славные историки, но там, где я вижу малодушие, двуличность и пресмыкательство, — я не считаю нужным молчать.
Русские прогрессивные историки имели полную возможность напечатать истинную историю Руси (хотя бы за границей), но они этого не сделали. Они же не обратили должного внимания русского общества на кричащие противоречия между тем, что было, и тем, чему учат в школах. Упустили не мелочь, не деталь, а квинтэссенцию нашей истории. Вот за это бездействие, малодушие, а отчасти и подлость, им сейчас, хоть и очень поздно, приходится расплачиваться. Если у норманистов печальное прошлое не вызывает ни гнева, ни боли, — это их дело, но у нас никто не может отнять права должным образом оценить научную и гражданскую деятельность русских историков.
Переходим к самой критике Н. Н. Кнорринга. В сущности, ее нет, ни один из выводов автора он не опровергнул, да и не пытался опровергнуть. Он упрекает автора в недостаточном знании новейшей литературы и ссылается при этом на «новейшую» (это 1928 года!) работу П. Смирнова. Как жаль, что критик, очевидно, ничего не читал из работ советских историков вот уже 25 лет.
Он бы тогда узнал, что норманистская теория решительно и безоговорочно отвергается советскими историками. В новейшей (1951) «Истории культуры Древней Руси» она просто называется «антинаучной». Что же касается материала, которым пользовался П. Смирнов, то он может быть понят и объяснен совершенно иначе.
Далее Н. Н. Кнорринг считает, что десятки, если не сотни страниц библиографии доказывают, что область древней истории Руси не запущена. Смеем уверить его, что библиография по астрологии в 10 раз больше библиографии истории Древней Руси, но есть ли это прогресс науки? Важно не то, сколько пишут, важно то, что пишут, и мы в наших очерках привели немало ярких примеров бесхозяйственности на поле истории.
Наше понимание норманизма, говорит далее Н. Н. Кнорринг, вульгарно. Не берем на себя смелости определить, каково понимание норманизма у Н. Н. Кнорринга, во всяком случае, оно непоследовательно и путано. Он признает все: и древнюю государственность (с антов!) и издавна сложившуюся военную организацию Руси (задолго до Рюрика!), и вместе с тем он норманист!
В чем суть норманизма? В том, что он приписывает организацию государства Руси, как и в значительной части культуры ее, не славянам, а норманам, т. е. германцам.
И вот Кнорринг, признавая существование государственности у Руси до Рюрика, считает, что именно норманы организовали ее у нас. Ну как понять такую логику? Никто ведь не спорит, что норманнов вовсе не было в Восточной Европе, спорят о том, что значение их было ничтожно, совершенно третьестепенного значения, — в этом суть нашего «вульгарного» антинорманизма.
В том-то и дело, что норманизм — дутое дело, блеф, мыльный пузырь, — факты, легшие в его основу, совсем неверно поняты. Достаточно было найти где-то мечи, как они немедленно принимались за скандинавские. Если бы Н. Н. Кнорринг читал действительно новейшие работы (1949–1953), то он узнал бы, что Западная Европа снабжала мечами огромное количество стран (в том числе и скандинавов) и что специального «норманнского» меча не было.
