- Капитолина Антоновна!.. мальчика-то... берегите!..
- Будьте спокойны, братец...
- Вася... Васенька... где ты?.. Дай на тебя взглянуть!..
- Я здесь, мамаша... Прощайте, голубушка!.. Из Копенгагена получите письмо... Пишите в Брест poste restante*.
______________
* До востребования (франц.).
- Алеша... помни, что я тебе говорил... не транжирь денег.
"Алеша" благоразумно молчал.
Наконец, последний из провожающих перешел на пароход.
- Никого больше нет на корвете? - спросил старший офицер боцмана.
- Ни одного "вольного"*, ваше благородие. Все каюты обегал, докладывал боцман.
______________
* "Вольным" матросы называют каждого штатского, постороннего.
С парохода убрали сходню, и пароход тихо отходил.
- Панер!* - крикнули с бака.
______________
* Положение якорной цепи, перпендикулярное к воде при выхаживании якоря, когда последний еще не встал, т.е. не отделился от грунта.
III
- Тихий ход вперед! - скомандовал капитан в переговорную трубку в машину, когда встал якорь.
Машина тихо застучала. Забурлил винт, и "Коршун" двинулся вперед, плавно рассекая воду своим острым носом.
Матросы обнажили головы и осеняли себя крестными знамениями, глядя на золоченые маковки кронштадтских церквей.
С парохода кричали, махали платками, зонтиками. С корвета офицеры, толпившиеся у борта, махали фуражками.
Стоя на корме, Володя еще долго не спускал глаз с парохода и несколько времени еще видел своих. Наконец, все лица слились в какие-то пятна, и самый пароход все делался меньше и меньше. Корвет уже шел полным ходом, приближаясь к большому рейду.
- Приготовиться к салюту! - раздался басок старшего офицера.
Матросы стали у орудий, и тот самый пожилой артиллерист, который с таким сокрушением расставался с сыном, теперь напряженный, серьезный и, казалось, весь проникнутый важностью салюта, стоял у орудий, ожидая приказания начать его и взглядывая на мостик.
Когда корвет поравнялся с Петровской батареей и старший офицер махнул артиллеристу головой, он скомандовал:
- Первое пли... второе пли... третье пли...
Командовал он с видимым увлечением, перебегая от орудия к орудию и про себя отсчитывая такты, чтобы между выстрелами были ровные промежутки.
И девять выстрелов гулко разнеслись по рейду. Белый дымок из орудий застлал на минуту корвет и скоро исчез, словно растаял в воздухе.
С батареи отвечали таким же прощальным салютом.
Скоро корвет миновал брандвахту, стоявшую у входа с моря на большой рейд: Кронштадт исчез в осенней мгле пасмурного дня. Впереди и сзади было серое, свинцовое, неприветное море.
- Прощай, матушка Рассея! Прощай, родимая! - говорили матросы.
И снова крестились, кланяясь по направлению к Кронштадту.
А корвет ходко шел вперед, узлов* по десяти в час, с тихим гулом рассекая воду и чуть-чуть подрагивая корпусом.
______________
* Веревка, которая привязывается к лагу - инструменту, имеющему вид сектора и служащему для измерения промытого расстояния, называется лаг-линем. Он развязывается обыкновенно так: от вершины сектора оставляют на лине расстояние, равное длине судна, и кладут в этом месте марку. От этой марки измеряют линь на части в 48 фут, т.е. немного меньшие 1/120 итальянской мили. Через каждые 48 фут вплесниваются кончики веревок с узелками: одним, двумя, тремя и т.д., почему и самые расстояния называются узлами. Сколько узлов высучит лаг-линя в течение 30 секунд, столько, значит, итальянских миль (миля - 1 3/4 версты) судно проходит в час. Объясняется это тем, что 30 секунд составляют 1/120 часа, узел тоже почти 1/120 часть мили. Принято считать узел в 48 фут, а не в 50,7, как бы следовало (потому что 1/120 мили равняется 50,7 ф.), для того, чтобы судно из предосторожности считало себя всегда впереди настоящего места. Лаг-линь наматывается на вьюшку.
Машина мерно отбивала такты, необыкновенно однообразно и скучно.
Уже давно просвистали подвахтенных вниз, и все офицеры, за исключением вахтенного лейтенанта, старшего штурмана и вахтенного гардемарина, спустились вниз, а Володя, переживая тяжелые впечатления недавней разлуки, ходил взад и вперед по палубе в грустном настроении, полном какой-то неопределенно-жгучей и в то же время ласкающей тоски. Ему и жаль было своих, особенно матери, и впереди его манило что-то, казалось ему, необыкновенно хорошее, светлое и радостное... Но оно было еще где-то далеко-далеко, а пока его охватывало сиротливое чувство юноши, почти мальчика, в первый раз оторванного от семьи и лишенного тех ласк, к которым он так привык. И сознание одиночества представилось ему еще с большей силой под влиянием этого серого осеннего дня. Все на корвете, казавшиеся ему еще утром славными, теперь казались чужими, которым нет до него никакого дела. Душа его в эту минуту мучительно требовала ласки и участия, а те, которые бы могли дать их, теперь уже разлучены с ним надолго.
И ему хотелось плакать, хотелось, чтобы кто-нибудь пожалел его и понял его настроение.
- Здравия желаю, барин! - окликнул знакомый приятный басок Володю, когда он подошел к баку.
Володя остановился и увидел своего знакомого пожилого матроса с серьгой в ухе, Михаилу Бастрюкова, который в куцом бушлатике стоял, прислонившись к борту, и сплеснивал какую-то веревку. Его глаза ласково улыбались Володе, как и тогда при первой встрече.
- Здравствуй, Бастрюков. Что, ты на вахте?
- На вахте, барин... Вот от скуки снасть плету, - улыбнулся он. - А вы, барин, шли бы вниз, а то, вишь, пронзительная какая погода.
- Не хочется вниз, Бастрюков.
- Заскучали, видно? - участливо спросил матрос. - Видел я, как вы с маменькой-то прощались... Да и как не заскучить? Нельзя не заскучить... И наш брат, кажется, привычное ему дело без сродственников жить, и тот, случается, заскучит... Только не надо, я вам скажу, этой самой скуке воли давать... Нехорошо! Не годится! - серьезно прибавил Бастрюков.
- Отчего нехорошо?
- Смутная мысль в голову полезет. А человеку, который ежели заскучит: первое дело работа. Ан - скука-то и пройдет. И опять же надо подумать и то: мне нудно, а другим, может, еще нуднее, а ведь терпят... То-то и есть, милый баринок, - убежденно прибавил матрос и опять улыбнулся.
И - странное дело - эти немудрые, казалось, слова и вся эта необыкновенно симпатичная фигура матроса как-то успокоительно подействовали на Володю, и он не чувствовал себя одиноким.
Глава третья
ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
I
Со следующего же дня началась служба молодого моряка, и старший офицер определил его обязанности.
Вместе с другими четырьмя гардемаринами, окончившими курс, он удостоился чести исполнять должность "подвахтенного", т.е. быть непосредственным помощником вахтенного офицера и стоять с ним вахты (дежурства), во время которых он безотлучно должен был находиться наверху на баке и следить за немедленным исполнением приказаний вахтенного офицера, наблюдать за парусами на фок-мачте, за кливерами*, за часовыми на носу, смотрящими вперед, за исправностью ночных огней, - одним словом, за всем, что находилось в его районе.
______________
* Кливера - косые треугольные паруса, ставящиеся впереди фок-мачты, на носу судна.
Кроме вахтенной службы, Володя был назначен в помощь к офицеру, заведующему кубриком, и самостоятельно заведывать капитанским вельботом и отвечать за его исправность. Затем, по судовому расписанию, составленному старшим офицером, во время авралов, то есть таких работ или маневров, которые требуют присутствия всего экипажа, молодой моряк должен был находиться при капитане.
- Вот и все! - проговорил старший офицер, перечислив обязанности молодого человека. - Надеюсь, справитесь? - прибавил он.
- Постараюсь, Андрей Николаевич.
- Кроме того, вам не мешает познакомиться и с машиной корвета... Потом будете стоять и машинные вахты... И по штурманской части надо навостриться... Ну, да не все сразу, - улыбнулся старший офицер. - И, главное, от вас самого зависит научиться всему, что нужно для морского офицера. Была бы только охота... И вот еще что...
И маленький черноволосый старший офицер, беседовавший глаз на глаз в своей каюте с молодым человеком, сидевшим на табурете, протянул любезно Володе свой объемистый портсигар со словами "курите, пожалуйста!" и продолжал:
- Позвольте вам дать добрый совет, Ашанин, послужившего моряка: старайтесь жить со всеми дружно... Будьте уживчивы... Извиняйте недостатки в сослуживцах, не задирайте никого, остерегайтесь оскорблять чужие самолюбия, чтобы не было ссор... Ссоры на судне - ужасная вещь, батенька, и с ними не плавание, а, можно сказать, одна мерзость... На берегу вы поссорились и разошлись, а ведь в море уйти некуда... всегда на глазах друг у друга... Помните это и сдерживайте себя, если у вас горячий характер... Морякам необходимо жить дружной семьей.
Он помолчал и спросил:
- Ну, что, не очень вам скучно после вчерашних проводов?
- Ничего, Андрей Николаевич.
