Вообще, если присмотреться к процессу «английской перестройки» (а было создано совершенно новое общество), то поражает продуманность и логичность процесса. Причём продуманность не только в «техническом» смысле, но и в смысле «психологии». Казалось бы, начать Эттли следовало с коврижек, порадовать уставших англичан, но нет! было сделано ровно наоборот, начали с того, что снизили карточный рацион. Как пообещал Черчилль в 1939 году «кровь, пот и слёзы», так всё и шло долгих шесть лет, а потом Эттли сделал пот солонее, а слёзки — горше. В 1946 году министр его правительства сэр Стаффорд Криппс, известный как «mr. Austerity», заявил — «мы должны производить больше товаров и больше продавать, мы должны строить больше новых фабрик, нужды населения будут удовлетворяться в последнюю очередь.» Когда в том же 1946 году английская пропаганда, стремясь отвлечь население Британии от переживаемых трудностей, всячески раздувала степень страданий голодающих немцев в английской зоне оккупации и призывала к посылке продуктовых посылок в Германию, то сам Эттли заявил — «я прекрасно понимаю чувства людей, но вы можете помочь не только немцам, но и Британии, если будете поменьше есть.» И только когда была достигнут некий лимит, когда правительство посчитало, что почти перейдён болевой порог нации, в ход были пущены социальные меры — была проведена национализация здравоохранения.
В июле 1948 года силу закона обрёл National Health Service Act, любая медицинская помощь стала бесплатной, при этом не устанавливалось никаких лимитов (в смысле стоимости медицинских услуг). Бесплатным и доступным для каждого гражданина стало всё — от зубных коронок и до самой сложной хирургической операции. Восемьдесят тысяч английских докторов были поставлены перед выбором — остаться частниками или пойти на госслужбу. Государство предлагало немного, но зато это немногое гарантировалось, госврачи переходили от гонораров на зарплату — 300 фунтов стерлингов в год. Доктора бухтели страшно, но против государства не попрёшь. Правительство подсластило горькое лекарство, которое врачам пришлось, морщась, принимать — было объявлено, что будут платиться премиальные, находившиеся в прямой зависимости от числа пациентов. Если ты хороший доктор и к тебе очередь из пациентов, получай, Айболит, тринадцатую зарплату.
Восторгу трудящихся не было предела. Бесплатная медицина перекрыла всё, все переживаемые трудности «переходного периода». Эттли провёл в жизнь знаменитую сентенцию лорда Кейнса: «What we can do we can afford.» То, что Эттли мог сделать, он мог себе позволить. Но это только одна сторона, а была ведь ещё и другая, Англия могла себе позволить то, что она могла делать.
У товарища Сталина было, как то всем известно, десять сталинских ударов. Один другого крепче. Но свои удары бывают не только у «диктаторов, каких не видел свет». Вот так же и Америка в 1945 году ударила по Англии не десять, а всего лишь три раза. Америка, не говоря худого слова, прекратила поставки по ленд-лизу, Америка, уже приговаривая всякое нехорошее, не дала англичанам требовавшихся им как воздух денег и, наконец, Америка нанесла последний удар, прекратив сотрудничество в области не только мирного, но и, что было куда важнее, военного атома.
Здесь нам придётся уйти немного в сторону, но, поскольку история атомного оружия это в некотором смысле история англо-американских отношений, то без того, чтобы хотя бы тонким лучиком не осветить вопрос, нам не обойтись. Итак:
В феврале 1939 года группа учёных из парижского Коллеж де Франс куда входили Фредерик Жолио-Кюри, Ганс фон Гальбан, Лев Коварски и Франсис Перрен пришла к выводу о теоретической возможности создания атомной бомбы. Речь шла именно что о теории, считалось, что в практику теорию воплотить удастся вряд ли, ибо весить такая «бомба» должна была от пятидесяти тонн и выше.
В начале 1940 года Парижская Группа решила, что идеальной моделью для экспериментов будет так называемая «тяжёлая вода» и обратилась во французское Министерство Вооружений с просьбой о закупке тяжёлой воды в Норвегии. Однако стоило французам заняться проблемой вплотную, как они обнаружили, что немцы уже ведут с норвежцами переговоры о закупке всей тяжёлой воды оптом. Означало это то, что означало, а именно то, что немцы тоже, независимо от французов, пришли к выводу о возможности создания атомного оружия и даже решили начать эксперименты. Французы сразу же вышли на уровень межправительственных переговоров с норвежцами и те передали имевшийся у них на тот момент запас тяжёлой воды французским спецслужбистам, успевшим перед самым вторжением немцев в Норвегию в апреле 1940 года вывезти водичку во Францию, причём в качестве перевалочного пункта в этой секретной операции послужила Англия.
Дело только в том, что уже в следующем месяце, в мае 1940 года, немцы оказались в пределах Франции и было решено убрать тяжёлую воду от греха подальше и примерно 150 литров её были переправлены вместе с членами Парижской Группы в Англию, в Кембридж. Во Франции остался только Жолио-Кюри. Тем, что показалось интересным французам, в свою очередь заинтересовались и англичане. Они вообще люди любопытные. Ну, и я уж не говорю о том, что природное любопытство англичан подогревалось тем обстоятельством, что через две недели после вторжения в Польшу Гитлер в своём обращении к нации заявил, что он сокрушит Англия при помощи оружия, «против которого нет защиты».
Поскольку Англия уже находилась в состоянии войны с «континентом» и все, включая и учёных, были приписаны к государственному «тяглу», то ответ на вопрос насколько реальны ожидания французов и немцев, призваны были дать два по счастливой случайности оказавшихся в Англии беженца из Германии — физики Отто Фриш и Рудольф Пейерлс. Они, будучи соответствующим образом мотивированными, пришли к выводу, что для создания атомной бомбы может быть использован уран-235 и что его для «взрыва» потребуется всего несколько килограммов. Несколько килограммов это вам не пятьдесят тонн и Бомба из некоей абстракции превратилась в нечто если ещё и не реальное, то вполне представимое средним человеческим умом.
Фриш и Пейерлс написали отчёт (он был назван Frisch-Peierls Memorandum) и отдали его своему начальнику профессору Марку Олифанту, который, в свою очередь, передал его Генри Тизарду, возглавлявшему «Комитет по исследованиям в области аэронавтики». «Комитет» занимался не так воздухоплаванием как борьбой с ним — Тизард вёл английские разработки в области, собирательно именуемой «радаром». Тизард чутьём учёного угадал всю важность изложенного в переданном ему «Меморандуме» и немедленно создал так называемый «The Maud Committee», куда в числе прочих вошли несколько нобелевских лауреатов. Вновь созданный комитет был тут же засекречен. Случилось это в апреле 1940 года. Хотя комитетом были начаты исследования, но на государственном уровне проект получил низкую приоритетность, что понятно, государство изо всех сил воевало и ему было не до теорий.
В сентябре 1940 года Англия в рамках «Миссии Тизарда» послала группу учёных в Северную Америку с целью «обмена опытом» с канадцами и американцами в области радарной техники и реактивных двигателей. Попали туда и несколько человек, ведших атомные исследования. Истинной целью Тизарда была оценка «на местах» возможности перевода важных английских разработок, связанных с обороной, в Канаду. По возвращении домой Тизард доложил, что после консультаций между англичанами с одной стороны и канадцами (Джордж Лоуренс) и американцами (Энрико Ферми) с другой было признано, что форсирование атомных разработок на этом этапе войны несвоевременно.
Однако неожиданное упрямство проявил упомянутый повыше Олифант. Когда ему стало известно, что атомным разработкам присвоена низкая степень приоритетности, он передал некоторые отчёты в США, группе Бриггса, возглавлявшего «The Uranium Committee». «Урановый комитет» был американским аналогом английского «The Maud Committee» и был он создан Рузвельтом в качестве реакции на знаменитое «письмо Эйнштейна». Не дождавшись от американцев ответа на сигналы The Maud Committee, Олифант добился служебной командировки в США и в августе 1941 года на борту английского бомбардировщика отправился через Атлантику. По прибытии на место выяснилось, что Бриггс даже не вынимал английские отчёты из сейфа. Настойчивый Олифант, послав мысленное проклятие бессмертной бюрократии, вошёл в контакт с Энрико Ферми и Артуром Комптоном и попытался убедить их («как интеллигент интеллигента») в необходимости «ускорения и углубления» атомых исследований.
Результаты, полученные англичанами, произвели на Ферми и Комптона такое впечатление, что американцы немедленно изменили своё мнение о приоритетности разработок ядерного оружия. Гарольд Ури и Джордж Пеграм в ноябре 1941 года были отправлены в Лондон с официальным предложением объединить английские и американские разработки под крышей одной программы. Однако в Лондоне их ждал холодный приём, на политическом уровне англичане предложение о сотрудничестве отвергли.
