Осознав себя в качестве рыночных социалистов, подпольщики начали изучать все, что можно было достать о восточноевропейских теоретиках рыночного социализма Э. Карделе и О. Шике. Но основное внимание обращалось на наследие народников, и прежде всего Михаила Бакунина. Это, впрочем, не означает, что все идеи, почерпнутые из литературы, принимались будущими «общинниками». Даже Бакунин, в наибольшей степени повлиявший на их взгляды в этот период, воспринимался критически и выборочно. Его революционная тактика и поэтизация революционного взрыва были признаны устаревшими. Это неудивительно, поскольку одновременно шло изучение практики российской революции. Философские поиски шли с учетом наследия Бакунина, но не в рамках его выводов. В то же время Бакунин завораживал яркостью образов и лозунгов, непривычным свободомыслием, поэтикой свободы. Даже не соглашаясь с ним, ему хотелось подражать, обрубая марксистские корни своих взглядов.
Еще зимой Исаев склонял меня к тому, чтобы присоединиться к ОК ВРМП. Весной 1986 года он пригласил меня на семинар ОК ВРМП, посвященный философии Э. Ильенкова. Но поскольку в марксистской философии я уже разочаровался, то и к участию в ОК ВРМП интереса не проявил. Бакунистские поиски Андрея Исаева также не вызвали поддержки в ОК ВРМП, и центр тяжести его теоретической работы переместился в микрокружок, состоявший из нас двоих и Гурболикова. Мы ходили по Москве, сидели в кафе и обсуждали проблемы общества, социализма, возможности политической деятельности в СССР.
Перенос активности Андрея Исаева вне ОК ВРМП привел к фактическому развалу этой организации. Часть ее членов углубленно занялась философией, А. Василивецкий и В. Губарев позднее участвовали в общинно-социалистическом движении. Мы с Исаевым продолжали свои ночные споры на заводе «Темп».
По выражению нашего напарника, мы напоминали братьев Стругацких, которые решили, что их роман ляжет в основу государственного устройства. (Точнее сказать, безгосударственного.) Это было своего рода сражение антиутопий, в котором мы не скупились на ярлыки. В конечном итоге позиции заострились настолько, что мы начали обвинять друг друга в ужасных замыслах порабощения трудящихся самыми разными новыми классами. Когда под утро я предложил некий выход из тупика, разгоряченный Исаев вскричал: «Это экономический маразм!» Взбешенный, я поехал домой и начал собирать материал в подтверждение своей версии. Но Андрей опять разочаровал меня. Когда, готовый к бою, я встретился с ним днем, Исаев сообщил, что, пожалуй, мы достигли консенсуса.
Суть разногласий, которые 23-25 июля 1986 года чуть не привели к разрыву между друзьями, заключалась в принципе построения координирующих органов. Исаев склонялся к идее преобладания отраслевых органов координации, подобных профсоюзам (синдикализм), а я считал предпочтительной территориальную координацию (коммунализм). Соответственной была и критика друг друга: я обвинял Исаева в намерении заменить государственную бюрократию профсоюзной, а Исаев меня – в стремлении насадить коммуны с натурализированным хозяйством. Выход был найден в сетевой структуре, когда каждый коллектив входит как в отраслевую, так и в территориальную федерацию, но при стремлении к формированию территориально-производственных комплексов (это должно было обеспечить демократический контроль за экономикой со стороны населения, ограничить глобализацию рынка и со временем сделать размещение производства более рациональным).
В НАЧАЛЕ 1986 ГОДА были разработаны и основные тактические идеи «подпольщиков». Авторы идеи чувствовали себя робинзонами в бескрайнем океане СССР. Необходимо было распропагандировать еще несколько человек, чтобы можно было создать агитационную группу.
Ключевой методикой пропаганды считалась ломка стереотипов, то есть разоблачение основных мифов официальной идеологии с постепенным заполнением образовавшегося вакуума альтернативными идеями.
«Отцы-основатели» перешли к осторожной агитации на семинарах, ломая стереотипы под видом академических дискуссий. Наступление на официальную позицию нравилось студентам, и молодые радикалы приобрели первую популярность, пока в качестве удачливых спорщиков с преподавателями. Одновременно троица искала организационные формы выхода из подполья.
Атмосферу дискуссий между приятелями передает листок бумаги, на котором друзья обсуждали во время семинара по педагогике проблему школьного дискуссионного клуба, вкрапляя в невинную тему намеки на вопросы, обсуждавшиеся во время «подпольных» разговоров:
«Гурболиков. Что такое школьный клуб как новая форма внеурочной работы?
Исаев. Ничего принципиально нового нет. Детские коммуны в стиле Иванова – то же самое (имеется в виду коммунарское педагогическое движение. – А. Ш.). Разница в том, что он при школе в соответствии с традициями и потребностями данной школы.
Гурболиков. Понимаешь, нужно точно определить, что мы имеем в виду. А то все формы работ – кружки и так далее – перечислены, ясны, разбиты в пух и прах, а что же, собственно, предлагается взамен конкретно?
Шубин. Конкретно – синтез их всех, а не сумма…
Исаев. Никому Магомет (преподаватель педагогики Магомедов. – А. Ш.) ничего сказать не дает. Всех вас он изведет под корень! (Справедливости ради надо отметить, что Магомедов покровительствовал «подпольщикам», и фраза Исаева связана с минутной ситуацией на семинаре. – А. Ш.) И вообще, «не давайте святыни псам и не мечите бисера своего перед свиньями, дабы они поворотившись к вам не растерзали вас». (Имеется в виду предложение Шубина изложить «общинную» идею в виде педагогического реферата. – А. Ш.)
Гурболиков. Шура! А может быть, пророк Исайя прав? И нам стоит объявить политическую стачку и отказаться от публичного чтения рефератов? Как истинные борцы, мы должны занять самую решительную, революционную позицию! Нет буржуазному либерализму! Нет кунинско-олейниковской реакции и тоталитаризму Горского (Е. Кунин, Д. Олейников, В. Горский – приятели «подпольщиков» по группе, скептически относившиеся к их «подрывной» активности. – А. Ш.)! Ура! За Родину! Вперед!!!
Шубин. Исайя не пророк. Политическая стачка исчерпала себя в 1979 году (в Никарагуа), на данном этапе – мы все вместе – не истинные борцы – леваков – на мыло…
Исаев…Пророк не роскошь, а средство социального продвижения – политическая стачка неисчерпаема как средство борьбы, но в данном случае неуместна. Вам обоим надо выступить, но в стиле: мы вскрываем проблемы и указываем основные пути разрешения. Никаких конкретных форм назвать не можем, да и не нужно (к ним привяжутся, а не в этом суть)… Горский очень опасен, с идеей клуба он знаком от меня, считает его практическим воплощением бакунизма. Видимо, будет драться…»
Последние слова относились уже не столько к школьному клубу, сколько к более общей идее дискуссионного клуба, который «революционные борцы» хотели создать для перехода к открытой агитации.
Было решено создать дискуссионный клуб, на котором легально обсуждать общественно-политические проблемы, постепенно прощупывая рамки дозволенного. Затем планы «революционеров» пошли дальше. При клубе необходимо было создать лекционное общество (ЛО), через которое агитаторы группы могли бы вести работу с рабочими и служащими. По мере успеха этой работы предполагалось создать трудовые общественные союзы (ТОСы) и развернуть с их помощью оппозиционную работу по образцу польской «Солидарности» – с демонстрациями, забастовками и так далее. Вся система некоторое время именовалась «Лотос». «Лотосы» должны были создаваться и в других городах страны, в результате чего должна была возникнуть всесоюзная организация.
Юные теоретики считали, что параллельно в условиях кризиса возникнет вооруженное движение против коммунистов («Антибюрократическая армия»), к которому «Лотос» не должен присоединяться, но которое может стать важным аргументом в давлении на власти (тактика либералов и умеренных народников в период народовольческого террора). Ненасильственный характер предполагавшегося оппозиционного движения сначала был обусловлен тактическими соображениями, осознанием мощи репрессивного аппарата, но позднее, в ходе философских дискуссий 1987 года, идеологи движения пришли к выводу, что ненасилие – дело принципа и что насильственное социалистическое движение приведет к тоталитарным результатам. Также предполагалось, что после первых успехов ненасильственной революции коммунистам удастся одержать победу. Основываясь на опыте революций в России, Никарагуа и Польше, молодые леваки полагали, что в ходе первого натиска удастся создать систему связей между различными гражданскими движениями и добиться большего уровня свободы, чем до революции. Это позволит затем перегруппироваться в полуподпольных условиях и нанести режиму окончательный удар где-то на грани веков.
