На том мы и порешили. Еще договорились непременно делиться друг с другом всеми результатами, по возможности оперативно сводить их воедино и, когда первый этап нашей работы окончится, прикинуть, не нужен ли еще и второй и что он может собой представлять.
— У меня предчувствие, — сказал Геннадий, — что пока мы открываем только подготовительный этап наших расследований. Все интересное начнется тогда, когда будет решена обозначенная сегодня программа-минимум. Реальная работа пойдет потом, а нынешние находки лягут ей в фундамент. Как-то так. Вы не думайте, это не мистические всякие измышления, это моя научная интуиция работает, да и идеи кое-какие есть, вот просто пока их обсуждать преждевременно. Хочу, чтобы у вас мнение формировалось обо всем независимо от меня, без моих подсказок. Потом сверимся…
— Я тоже предчувствую Иуду, — согласилась Софи. — Знаете, я его всю жизнь считала выродком и поганцем, а тут вдруг стало просто интересно, что же он мог реально собой представлять. Может, правда, редкостный подонок, но почему-то мне кажется, что его оболгали нарочно, не знаю, кто, почему и когда… Я уверена, мы все это поймем, а главное — поймем, что такое был Иуда на самом деле.
— А у меня такое ощущение, — не отстал от Та-манцева и Софи Жерар, — что этот Иуда — крепкий орешек и вся эта история какая-то темная. Кто-то почти две тысячи лет назад взялся прятать концы в воду, а мы вот теперь возьмем и все поймем; да мало того — всему миру все расскажем о том, кто есть кто в истории Иуды. Мне кажется, это как раз тот случай, пережив который понимаешь, что в принципе жил не зря!
— Мне кажется, что мы в самом деле многое поймем, может быть, даже и многому научимся, — резюмировал я. — Чувствую, придется отказываться от привычных ярлыков, давать людям и событиям новые интерпретации… Ребята, еще есть время. Кто-нибудь, может, хочет отказаться от этого безумного и рискованного проекта?
— Да ладно, — пробурчал Жерар добродушно, — залетим — так все сразу, это значит, не так и страшно…
— Да вообще не страшно! — отпарировала Софи. — Ну, если что, анафеме предадут, ну, пальцем станут показывать, может, еще к суду привлекут… Ерунда это все…
— Значит, все правильно рассчитали и каждый понимает, будучи абсолютно взрослым человеком, что отныне отвечает за свое здоровье, физическое и моральное, а также за все, что с ним будет или может произойти. Так, что ли, главный?
— Да аминь, — хмыкнул я. — Предчувствую я, что даст нам этот Иуда Искариот жару только так!
Тяжелый рок — тяжелый рок
Итак, каждый из нас получил задание и приступил к его выполнению. Что касается Гены Таманцева, то он, как и было задумано, начал с того, что связался с одним специалистом в области коптского языка. Правда, выбор его показался мне в первый момент несколько неожиданным. Но обо всем по порядку. Таманцев позвонил мне на трубку и сказал:
— Этьен, в первом приближении вопросы с коптским улажены. Мне хотелось бы познакомить тебя с этим человеком. Пожалуйста, подойди сегодня в клуб «Барселона» часам к одиннадцати вечера, там все и встретимся и обо всем поговорим.
Я немного удивился выбору места для встречи, но подумал., что, в конце концов, всему имеются какие-то объяснения, очень скоро я смогу понять и это чудачество своего приятеля.
— Слушай, — только уточнил я, — а Софи и Же-рара обязательно брать с собой?
— Вот я как раз думаю, что пока тебе надо самому познакомиться с Сержем, — ответил Гена. — А там, если все у нас срастется, ты его им просто представишь. Ты меня поймешь на месте. Так будет лучше…
Конечно, я был заинтригован. Но мне не надо было добираться ни до какого места, чтобы понять, что лучше не таскать с собой Софи на деловую встречу, даже если встреча эта намечается в столь злачном местечке, как «Барселона». Ну а что касается Жерара, то пусть уж не идет туда с ней за компанию; с другой же стороны — может быть, он ее немного поразвлекает; иногда все-таки жалко бывает девочку, которую я так мало вывожу в свет. Бедная, совсем засиделась, ни впечатлений тебе, ни себя показать миру… Впрочем, она неизменно так тянет на себя одеяло, стоит ее куда-нибудь прихватить с собой, что каждый раз после таких вылазок даешь клятвенные обещания, что это было в самый что ни есть распоследний раз.
Естественно, вечером я был в «Барселоне». Геннадий в черной косухе, бандане и каких-то сомнительных цепях поджидал меня у барной стойки. Собственно, большинство здешних аборигенов было прикинуто примерно так же. На мне были просто черные вельветовые штаны и черный же джемпер грубой вязки, так что я соответствовал заведению хотя бы цветовой гаммой своей одежды. Я заказал бренди и закурил:
— А Серж-то твой где? Опаздывает, что ли?
— Будет минут через пять, подожди…
— Да я-то, конечно, подожду. Занятно здесь, все красивенькие такие. А я и не думал, что когда-то встречу тебя в таком виде… И кто бы мог подумать, батюшка Геннадий, на кого же вы похожи-то?
— Да я же, во-первых, расстриженный. А во-вторых, где это написано, чтобы православный христианин, скажем, не смел одеваться таким образом или не смел посещать такие места?.
— Ну, нигде, наверное…
— Вот именно что нигде. А то, что не нельзя, то, стало быть, можно, — Генка хитро прищурился и подмигнул мне.
В это время все присутствующие в клубе повернулись к эстраде, кто-то закричал:
— Серж! Серж!
Те, кто сидел, заколотили ногами, раздались свист, разноголосые вопли радости, несколько девиц хлопали в ладоши. Свет в зале притушили, и на эстраду вышел длинно- и черноволосый парень в черном балахоне, с акустической гитарой. Все одобрительно заревели, замахали ему, он показал залу «козу», сказал: «Привет, люди, начнем, что ли?», взял первые аккорды. Публика притихла. После недлинного проигрыша он запел низким, очень проникновенным голосом:
Ты помнишь, демоны стучались в окна наши?
Они скребли по стеклам грязными когтями…
Никто не выслушал моления о чаше,
И смерть костлявая стояла перед нами…
И ты безжалостно шагнула ей навстречу,
И кровь твоя, как первый дождь, омыла землю…
Так ты ушла, а мне оправдываться нечем:
Зачем дышу, зачем дышу, вообще — зачем я?..[13]
Смолкли последние аккорды, и зал начал бурно выражать свою радость. Было видно, что певца здесь любили, ждали и были безумно рады его выступлению. Серж спел еще несколько песен, публика подпевала, скандировала его имя, топала, хлопала и приплясывала. Примерно через полчаса он объявил перерыв и направился к нам.
— Ну вот, — представил нас друг другу Гена, — рок-звезда Серж, в миру Сергей Ларионов, в монашестве (бывшем) отец Сергий. Он же — кандидат филологических наук, лингвист, посвятивший свою диссертацию саидскому диалекту коптского языка.
— Ох ни фига ж себе… — только и смог сказать я, пожимая руку Сержа, на указательном пальце которой красовалось массивное серебряное кольцо с коптским крестом.
— Привет, Этьен, — улыбнулся он. — Как тебе здесь?
— Да ничего клуб, видно, что здесь собирается определенный контингент…
— Это точно… А как музыка?
— Знаешь, — я нисколько не покривил душой, — очень за душу берет. В особенности как ты спел первую свою балладу, у меня просто мороз по коже пошел… Слушай, но мне показалось, что звучала не одна акустика, между тем на сцене ты был один…
— Да у меня нет группы. Я работаю только с сольными проектами. Всегда. Тут есть некоторые технические ухищрения, если попросту говорить — то включается фанера еще нескольких инструментов.
— Только имей в виду, эту фанеру Серега сам и пишет, — вставил свое слово Таманцев. — Он у нас человек-оркестр.
— Постойте, так ты, Сергей, говорил, что это твой очередной проект?
— Кассе, ты не поверишь, — снова откликнулся Геннадий. — Проект называется «Я — Иуда»…
— Опаньки!!!!!! А он при чем тут?
— Ну как же, я же коптолог, — пояснил Серж. — А в начальной коптской традиции Иуде уделялось очень много внимания, он был фактически ключевой фигурой ряда гностических апокрифов. Иуда — символ духовного поиска, нетщеславной любви, самопожертвования и самоотречения… Мне кажется, если вдуматься, Иуда — один из первых бунтарей в истории человечества, потому он вполне коррелирует с тяжелым роком. Кроме того, Иуда — это трагедия, смерть, космизм — то есть опять же тяжелый рок. Вот поэтому «Я — Иуда».
— Нет, у меня сегодня вечер откровений, — подивился я. — Сначала Генка предлагает встретиться в ночном клубе, потом сам туда припирается в косухе и бандане, по ходу оказывается, что специалист в области коптского, с которым мне и забита стрелка, рок-музыкант, тут лее выясняется, что он еще и монах-расстрига, как и сам Генка, ну и на закуску он говорит, что он торчит и прется от Иуды, расследовать обстоятельства жизни которого мы, собственно, и подвизались…
