Когда в начале года Франция угрожала вторжением, Уэсли назначил 16 февраля днем национальной молитвы и поста в надежде, что Господь поддержит Англию в борьбе с Францией. В то утро он проповедовал в 5 и 9 часов утра в Уэидсворте, а затем в 3 часа дня — в Спиталфилдсе. В 8.30 вечера Уэсли уже находился в штабе методистов.
Графиня Хантингтон присутствовала на вечерней службе и после нее пригласила главу методистов возглавить собрание на молебен у себя дома. Там он проповедовал для избранной компании, в которую входили граф и графиня Дартмуты, граф и графиня Честерфилд, сэр Чарльз и леди Хотем, а также избранные аристократы из семей Кавендиш и Картерет.
А осенью 1759 г. Уэсли упрекал свою сварливую жену Мэри, брак с которой оказался исключительно несчастливым. В своем письме от 23 октября в десяти пунктах он перечислил все то, что ему не нравилось в ее поведении. В письме было десять советов, с помощью которых можно исправить свое поведение.
«Очень просто и прямо перечислю тебе то, что мне не нравится… Просмотр моих писем и частных бумаг без моего ведома, то, что я ощущаю себя пленником в своем собственном доме, обсуждения меня у меня за спиной, копание в вещах, за которые на меня возложена ответственность (а тебе уже известно, что это неправильно…»
Несмотря на весь свой религиозный пыл и бесспорные достижения, Джон Уэсли видится не очень приятным человеком. Будучи неискренним, двуличным и лживым, он любил переписывать историю собственной жизни в своих письмах и журналах, чтобы выглядеть всезнающим, всемогущим и непогрешимым. Но однажды он столкнулся с явлением, настолько выходящим за рамки всего обыденного, что пришлось посмотреть на правду жизни трезвым взглядом.
Он любил приукрашивать свою автобиографию «поворотными моментами» и огнями «на дороге в Дамаск», но один определяющий момент истины в его жизни все же имелся. Во время своего первого визита в Америку в январе 1736 г. Уэсли совершил четырехмесячное бурное морское путешествие перед тем, как добрался до суши. Ему удивительно повезло остаться в живых во время яростного шторма. Об этой ситуации говорится в его дневнике от 17 января: «Море накрыло нас от носа до кормы, врываясь в отдельные каюты и в каюту капитана, где было трое или четверо. Оно накрыло нас всех».
23 января шторм возобновился со страшной силой.
«Море полностью накрыло нас, разорвав в клочья гротовые паруса, хлынуло на палубу, словно морская пучина поглотила нас целиком. Среди англичан начались страшные вопли и крики. Немцы (моравские братья) спокойно пели».
Согласно Уэсли, непоколебимость моравских братьев заставила его принять их понимание религии. Но, естественно, вскоре после этого он вновь набросился на них с нападками.
Чрезвычайная опасность перехода через север Атлантики производит глубочайшее впечатление скорее на летописца восемнадцатого столетия, чем на студента-богослова. Историки совершенно спокойно рассуждают о том, как через океан из Европы в Америку отправляют целые армии, словно речь идет о простом путешествии по железной дороге. Но очень редко говорится о том, сколь страшным и ужасающим может стать подобный поход.
В эпоху парусных судов у мореплавателей не было почти никакой защиты от ураганов, тайфунов и бурного моря. Но в настоящее время нам известно, что обычный маршрут судов из Северной Европы в Америку, проходящий вдоль отмели Ньюфаундленда, был особенно опасным. Десятки тысяч моряков и сотни судов бесследно исчезли в этом районе в течение трехсот лет после открытия Колумбом Нового Света, там нашли гибель многие из самых талантливых мореплавателей своего времени. В 1498 г. Джон Кабот вышел из Бристоля с пятью кораблями в надежде подробнее исследовать открытия, которые он сделал годом раньше на Кейп-Бретон и Кейп-Код. В Бристоль вернулось только одно судно, Кабота больше никогда не видели.
В ту эпоху соперниками Англии по рыболовству в районе Больших отмелей около берегов Ньюфаундленда, были португальцы. Но даже самые выдающиеся мореходы из них не добивались лучших успехов. Великие морские пионеры Португалии, братья Кортэ-Реал, погибли в Северной Атлантике.
Гашпар Кортэ-Реал вышел из Лиссабона в мае 1501 г. с двумя кораблями, но навсегда исчез в пучине Атлантического океана. Когда его второй корабль пришел в октябре в Португалию с известием о том, что Гашпар остался в море, его брат Мигель организовал следующую экспедицию ради поисков Гашпара. Он вышел из Лиссабона к Лабрадору в мае 1502 г., но тоже бесследно исчез.
Современная наука окончательно установила главную причину трагедии, выпавшей на долю огромного количества отважных моряков в эпоху парусных судов. Гигантские волны, почти вертикальные стены зеленой воды, появляющиеся словно ниоткуда, достигающие 100 футов в высоту до гребня волны, в течение длительного времени считали выдумками бывалых моряков, которые провели много лет перед мачтой. Только в последнее время установлено: подобные внезапные волны возникают довольно часто, они представляют смертельную угрозу для мореходства. Ни один из кораблей, построенных до настоящего времени, даже в эпоху океанских лайнеров, не имеет оснащения против подобных монстров. Те суда, которым приходилось встречаться с подобными левиафанами, смогли выжить благодаря только удаче, а не в силу каких-либо других обстоятельств.
Для иллюстрации лишь двух видов опасности, возникающих в результате воздействия таких внезапно появляющихся волн, приведем следующую леденящую душу статистику. Даже в наше время корабли рассчитаны на максимальную высоту волны, равную сорока пяти футам. Максимальное давление должно составлять пятнадцать тонн на квадратный дюйм. Аналогично этому, самый крупный океанский лайнер строится с учетом того, что максимальное расстояние между двумя гребнями последовательных волн равно 800 футам. Но бесспорные данные свидетельствуют: что корабли в северной акватории Атлантики, оказавшиеся между двумя разными волнами высотой 100 футов, попадают в ложбину между гребнями волн, равную 1 200 футам.
Гипотеза опытных морских «экспертов» гласит: внезапно возникающие волны подобных размеров могут встречаться только при исключительных условиях: около побережья Южной Африки, где ветер дует против очень сильного течения, поднимая пирамидальную волну, или около берегов Норвегии, где морское дно на мелководье сосредотачивает волны в одном месте. Но в настоящее время известно: предшествующие модели поведения моря страдают рядом серьезных недостатков, так как они основаны на том, что все волны повинуются единой «линейной» схеме. Результаты неопровержимых исследований, проведенных в настоящее время, с полной достоверностью доказывают: существует другой вид неустойчивой нелинейной волны, которая способна всасывать энергию ближних к ней волн, создавая чудовище, быстро разрастающееся до огромных размеров.
Высоту волны обычно определяют на основе трех показателей: скорость ветра, время продолжительности шторма и «появления» волн в океане или в открытом море. Но при продолжительном шторме, когда средняя высота уже большая, несколько крупных волн могут объединяться, создавая всепожирающего Молоха океанов.
Положение еще более осложняется в том случае, когда ряду стофутовых волн предшествует глубокая ложбина. В этом случае создается явление, известное морякам, как «дыра в океане». Таков еще один кошмар, подобный самим внезапным волнам, который длительное время считали продуктом возбужденного воображения мореплавателей.
Поэтому, когда французы и британцы сражались друг с другом в 1750-х гг. за контроль над Новым Светом, они всегда сталкивались с общим противником. В течение зимы Атлантический океан представляет особо опасное место. Для всех, кто плохо владеет техникой судовождения, эти трудности увеличиваются в несколько раз. Бесконечное, серое, увенчанное белыми барашками морское волнение и пирамидальные волны требуют максимального напряжения даже от величайших мастеров вождения парусных судов.
Тем, кто выходит из реки Св. Лаврентия и готовится к походу через бурный океан в Европу, предстоит столкнуться с дополнительными опасностями на отмелях Ньюфаундленда, печально известных бурями на море. Там волны достигают высоты ста футов от гребня до ложбины, если скорость ветра выражена трехзначным числом.
В таком же положении оказался блистательный посланник, которому было двадцать девять лет, когда осенью 1758 г. он вышел в море. Луи Антуан де Бугенвиль, математический гений, работающий в рамках ограниченных научных знаний своего времени, полагал: Северная Атлантика в том районе — просто статистическая причуда. Согласно закону вероятности, волны такой высоты возникают только три раза на миллион.
Но Бугенвиля вообще было трудно удивить чем-либо, ведь он знал жизнь столь же хорошо, как математику. Во многих отношениях этот человек представлял собой великолепное сочетание французского рационализма и англосаксонского эмпиризма. И море было у него в крови.
