В III веке гунны, казалось бы, вновь всплывают, на этот раз в армянских хрониках. Историк Агатангехос (или Агафангелос) упоминает их как союзников армянского царя Хосрова I Великого (217 – 238 годы), который мобилизовал гуннов в числе других племен для похода на Иран. Этот же автор сообщает, что царь Трдат III (287 – 332) «изгнал воинственных гуннов…». Но Агатангехос жил и работал в V веке, когда гунны давно уже хозяйничали в Европе. В его эпоху слова «гунн» и «кочевник» были почти синонимами, поэтому историк вполне мог называть этим именем всех кочевников северной степи. Это же касается и других армянских хронистов, «помещающих» гуннов в III и первую половину IV века, – сами они жили позднее, и в их устах слово «гунны» – явный анахронизм91.
Отметим заодно, что позднее гуннами часто называли все племена, когда‐либо входившие в гуннскую империю, даже после того, как эта империя давно распалась. Кроме того, этим же словом называли и многие другие народы, имевшие с гуннами хоть какое‐то сходство. Древние авторы вообще и раннесредневековые в частности обычно не слишком задавались вопросом о корректности употребления этнонимов. Поэтому гуннами у них «побывали» и кочевники-болгары, и авары, и тюрко-хазары, и венгры, и узы, и куманы, и даже турки – сельджуки и османы92. Как отмечает советский востоковед Б. Г. Гафуров, для западных авторов эпохи раннего Средневековья «все среднеазиатские кочевники были “гуннами”»93.
С середины IV века в армянских, сирийских и византийских источниках появляются некие хиониты (хионы, хоны), они же эфталиты, которых Прокопий Кесарийский позднее называл «белые гунны». Но нет особых оснований думать, что они имели к «европейским» гуннам хоть какое‐то отношение. Впрочем, поскольку уж они носили одинаковое с ними имя и поскольку их одно время считали потомками бежавших на запад сюнну и предками европейских гуннов, стоит уделить им некоторое внимание в нашей книге.
Первым94 о народе хионитов, обитавшем по соседству с Персией, рассказал римский историк IV века Аммиан Марцеллин. Он сообщил, что в 358 году персидский царь Шапур II (у Аммиана Сапор) собрался «заключить союзный договор с хионитами и геланами, племенами, отличавшимися особой воинственностью»95, чтобы вместе напасть на восточные провинции Римской империи. Сам историк в это время находился в действующей римской армии. Ему довелось с наблюдательного пункта следить за выступлением объединенных сил противника. Он пишет: «…Мы увидели все окружающее пространство до того, что по‐гречески называется “горизонт”, заполненным несчетной массой войск, а во главе – царя (Шапура. – Авт.), блиставшего пурпуром своего одеяния. Рядом с ним с левой стороны ехал Грумбат, новый царь хионитов, человек средних лет, уже покрытый морщинами, правитель выдающегося ума и прославленный множеством побед»96.
В 359 году Марцеллин участвовал в обороне Амиды (ныне город Диярбакы`р на юго-востоке Турции) от объединенных войск персов и их союзников. Он подробно описал ход боевых действий и, в частности, гибель хионитского царевича от рук осажденных:
«И вот, как только рассвело, царь хионитов Грумбат, взявший на себя проведение переговоров, смело приблизился к стенам, окруженный отборным отрядом телохранителей. Когда опытный наводчик одного орудия заметил, что он находится в поле его обстрела, то натянул свою баллисту и пробил выстрелом панцирь и грудь юному сыну Грумбата, находившемуся рядом с отцом. Высоким ростом и красотой этот юноша превосходил своих сверстников. Как только он упал, все его соплеменники обратились в бегство, но вскоре вернулись, опасаясь, чтобы наши не захватили тело павшего, и нестройными криками призвали к оружию множество людей»97. Описание хионитов, данное Марцеллином, часто приводится в качестве аргумента в споре о том, могли ли они иметь какое‐то отношение к гуннам98. Римские историки обыкновенно отзывались о гуннах как о диких и уродливых варварах, что же касается хионитов, то и их «выдающегося ума» царь, и его высокий и красивый сын совершенно не соответствуют расхожим представлениям о разорявших Европу кочевниках. Однако, с точки зрения авторов настоящей книги, это мало о чем говорит. Напуганные гуннским вторжением, летописцы могли быть несправедливы к своим завоевателям. Кроме того, по наличию в хионитской армии одного-единственного юноши, который выделялся «высоким ростом и красотой», вряд ли можно делать выводы об антропологическом типе целого народа.
Впрочем, мы тоже далеки от мысли отождествлять хионитов и гуннов. Тем более что описанный Марцеллином погребальный обряд хионитов – и это гораздо более весомый аргумент – не похож ни на сюннуский, ни на гуннский. Марцеллин так рассказывает о похоронах погибшего царевича:
«В военном облачении был он вынесен и помещен на обширном высоком помосте; вокруг было расставлено десять лож с изображениями умерших людей, которые были так хорошо изготовлены, что совершенно походили на покойных. В течение десяти дней все люди пировали, разделившись на группы по палаткам и отрядам, и пели особые погребальные песни, оплакивая царственного юношу. А женщины скорбными стенаниями по своему обычаю оплакивали надежду народа, погибшую во цвете юности <…>. Когда труп был предан огню и кости собраны в серебряную урну, чтобы, согласно воле отца погибшего юноши, отвезти их для предания родной земле, принято было на военном совете решение совершить умилостивительную жертву манам99 убитого разрушением и сожжением города, так как Грумбат не допускал самой возможности идти дальше, не отомстив за смерть единственного сына»100.
Отметим, что сам Марцеллин, прекрасно знакомый с хионитами и бывший современником нашествия гуннов на Европу, не стал отождествлять эти два народа – он не проводит между ними вообще никаких параллелей.
Позднее хиониты вновь появляются в исторических трудах и хрониках, теперь уже под именем «эфталиты». На развалинах Кушанского царства, расположенного в Средней Азии и на севере современных Индии, Пакистана и Афганистана, этот народ в середине V века создал огромное государство.
Отметим, что самих кушан (точнее, кидаритов – подданных последнего кушанского царя Кидары) тоже могли называть гуннами. Приск Панийский, римский историк и дипломат середины V века, пишет о войне парфян «с Уннами Кидаритами»101. К европейским гуннам кидариты, конечно же, отношения не имели. Вероятно, не имели они отношения и к эфталитам, которые пришли им на смену102.
Что же касается самих эфталитов, то существует мнение, что они именовали себя «хионы», или «хиониты», – недаром один из их царей чеканил монеты, на которых было написано: «Хэфтал – царь хионитов». А эфталитами их могли называть по имени правящего рода, восходящего к царю Эфталану103. В индийских источниках эфталитов называли «хуна» (huna)104.
Вероятно, сходство самоназваний двух народов и привело к тому, что хионитов традиционно отождествляли с гуннами.
Сирийский хронист начала VI века Иешу Стилит прямо писал, что Пероз, царь персидский, воевал с кионайе (вариант этнонима «хиониты»), – «т. е. с гуннами»105. В том, что хиониты (эфталиты) – это гунны, не сомневался и византийский писатель первой половины – середины VI века Прокопий Кесарийский. Он сообщает: «Эфталиты являются гуннским племенем и называются гуннами…»106
Известны по крайней мере две этнополитические группы эфталитов: «белые хионы» и «красные хионы»107. Прокопий пишет только о «гуннском племени эфталитов, которых называют белыми». При этом он сам четко отделяет их от собственно гуннов: «…Они не смешиваются и не общаются с теми гуннами, о которых мы знаем, поскольку не граничат с ними и не расположены поблизости от них…» Прокопий так описывает быт и нравы эфталитов: «Они не кочевники, как другие гуннские племена, но издавна живут оседло на плодоносной земле. Они никогда не вторгались в землю римлян, разве что вместе с мидийским войском. Среди гуннов они одни светлокожи и не безобразны на вид. И образ жизни их не похож на скотский, как у тех. Ими правит один царь, и обладают они основанным на законе государственным устройством, живя друг с другом и с соседями честно и справедливо, ничуть не хуже римлян или персов. Но богатые из них приобретают себе дружину, порой до двадцати человек, а то и больше, члены которой навсегда становятся их сотрапезниками, разделяя и все их богатства, так как в данном случае имущество у них становится общим. Когда же тот, у кого они являлись дружинниками, умирает, эти мужи по существующему у них обычаю живыми ложатся с ним в могилу»108.
