«Катастрофа 1898 года» привела испанскую армию в лагерь реакции.
Как же ответили правящие круги Испании на вызов 1898 года?
1903–1923 годы в Испании иногда называют «эпохой Мауры» или «революцией сверху». Антонио Маура (1853–1925) был лидером консерваторов и пятикратным премьер-министром страны в 1903–1922 годах. Он заявлял, что Испания нуждается в революции, подразумевая под этим словом социальные реформы, которые как раз и должны были предотвратить революцию настоящую.
На страну посыпались законы об ограничении женского и детского труда, компенсации при нечастных случаях на производстве, об образовании рабочих комиссий для разбора трудовых споров и т. д. В апреле 1903 года был образован Институт социальных реформ, который должен был разрабатывать проекты преобразований в самых различных сферах общественной жизни. Несомненно, что все эти меры делали Испанию более европейской страной.
Однако Маура, как и его предшественники, ничего не сделал для решения основного вопроса, мешавшего развитию страны, а именно аграрного. Правда, в 1907 году появился на свет закон о так называемой внутренней колонизации (чем-то напоминавший столыпинскую реформу в России), по которому крестьянам могли передаваться неиспользуемые земли. Но таковые были практически непригодны для сельского хозяйства из-за отсутствия достаточной ирригации. В результате было распределено всего 11,7 тысяч га, что было даже не каплей в море, а еще меньше!
Пытался Маура и реформировать систему местной администрации, чтобы хотя бы как-то ограничить касикизм, но и здесь дальше смелых планов дело не пошло. А все потому, что «касиками» во многих случаях были те же крупные землевладельцы. На эту основную опору трона не мог посягнуть даже Маура.
В 1910 году вернувшиеся к власти либералы (двухпартийная система еще функционировала) нанесли очередной удар церкви, приняв декрет об обязательной регистрации всех церковных организаций и об уплате ими налогов государству. Декрет запрещал также образовывать новые церковные ордена.
Здесь следует заметить, что антиклерикализм в Испании, как и во многих странах Латинской Америки, исповедовался не столько крестьянами и рабочими, сколько лицами свободных профессий и интеллигенцией. Слабо разбираясь в экономике, многие из них считали, что основным препятствием на пути развития страны является церковь. С присущим мелким буржуа радикализмом городские средние слои громили и поджигали храмы во время любых сколько-нибудь серьезных волнений. Это, в свою очередь, активно использовали правящие партии для расправ с любой оппозицией. Необходимо подчеркнуть, что социалисты понимали гибельность и бесперспективность такой антирелигиозной борьбы и дистанцировались от погромов. Анархисты же, наоборот, всячески в них участвовали, так как это прекрасно укладывалось в их тактику «прямого действия».
В целом, реформы Мауры оказались для Испании, пожалуй, слишком «европейскими» и половинчатыми. Сложившееся веками отчуждение между дворянской элитой и массой населения не было преодолено. Городское население, рабочие и крестьяне уже не хотели быть объектом реформ, они желали делать их сами.
В начале XX века в сложный клубок проблем испанской действительности был вплетен один внешний фактор, которому было суждено сыграть ключевую роль в развертывании гражданской войны 1936–1939 годов. Речь идет о Марокко и здесь следует, пожалуй, углубиться в некоторые подробности.
Еще во время Реконкисты в средние века испанские арабы постоянно черпали подкрепление из Северной Африки и, прежде всего, из Марокко. Поэтому сразу же после очищения Пиренейского полуострова от мавров, испанцы пытались закрепиться на другом берегу Гибралтарского пролива, чтобы раз и навсегда обезопасить себя от нового арабского вторжения. Уже в 1497 году был захвачен город Мелилья на марокканском побережье.
В начале XVI века Испания располагала уже сетью укрепленных пунктов от Марокко до Туниса. Однако в XVII веке арабы при поддержке турок очистили от испанцев побережье Алжира и едва не выгнали их из Марокко, где у Испании остались только два прибрежных города — Сеута и Мелилья. Стычки с султаном Марокко вокруг этих городов не прекращались в XVIII веке (война 1774–1786 гг.). После захвата Францией Алжира в 1830 году испанцами уже во многом двигало стремление не отстать от своих северных соседей в колонизации Африки. Военный диктатор О’Доннел провел в 1859–1860 годах победоносную полугодовую войну с Марокко, заставив марокканского султана оплатить все ее издержки.
После разгрома 1898 года и потери колоний Марокко стало основным пунктом приложения сил испанской внешней политики. Особенно была заинтересована в дальнейшей экспансии армия, желавшая смыть позор недавних поражений, и приобрести новое славное поле битвы, где военные могли бы быстро продвинуться по карьерной лестнице. Офицеров, сражавшимся в Марокко, почтительно называли «африканцами» и из их рядов вышли все руководители путчистов 1936 года.
Между тем за испанским хищником в Марокко зорко следили два других — Франция и Англия (а с конца XIX века еще и Германия), не желавших чрезмерного усиления Мадрида на африканском континенте. Именно Лондон и Париж помешали О’Доннелу расширить владения Испании в Марокко. Но в начале XX века ситуация изменилась. Не желая пускать в этот важный со стратегической точки зрения район Средиземноморья немцев, англичане и французы решили отгородиться от них нейтральной Испанией.
По двум франко-испанским соглашениям 1904 и 1912 годов Испании было выделено в форме протектората 20 тысяч кв. километров марокканского побережья (французы получили 572 тысячи кв. километров).
В 1909 году военные потерпели в Марокко первую серьезную неудачу в борьбе с местными племенами. Была объявлена мобилизация резервистов, которая натолкнулась на решительное сопротивление, особенно в традиционно антимилитаристской Каталонии. 26 июля 1909 года в этом регионе вспыхнула всеобщая забастовка. Улицы Барселоны покрылись баррикадами и в течение 27–29 июля в городе шли настоящие бои. Многие храмы и монастыри были сожжены. После подавления восстания были арестованы тысячи людей, а в последствии был казнен известный теоретик анархизма Ф. Феррер (ярый антиклерикал), которого представили зачинщиком беспорядков без всяких на то доказательств. Казнь вызвала массовые протесты во всем мире, а в Брюсселе Ферреру был даже поставлен памятник.
С этого момента армия и Каталония стали непримиримыми врагами. Однако их противостояние началось чуть раньше и имело своим следствием первое организованное вмешательство военных в государственную жизнь в XX веке.
В ноябре 1905 года около 300 молодых офицеров напали на редакции каталонского сатирического журнала «Ку-ку» и газеты Регионалистской лиги «Голос Каталонии», посмевших поместить на своих страницах антиармейские карикатуры. Вместо того, чтобы наказать нападавших, правительство по требованию армейского командования приняло так называемый «закон о юрисдикциях», по которому преступления против вооруженных сил и «Родины» подлежали рассмотрению не гражданскими судами, а военными трибуналами. Это было началом конца испанской демократии, так как каучуковые формулировки закона фактически отдавали в руки военных судей все «политические» преступления.
Накал страстей, столь типичный для испанской внутренней политики немного остудила Первая мировая война. У режима Альфонса XIII хватило ума провозгласить нейтралитет, хотя симпатии либералов, части консерваторов, республиканцев и социалистов, да и всего общественного мнения в целом были на стороне Антанты. Германофилами были сторонники Мауры, церковь и высшее военное руководство, преклонявшееся перед прусской военной школой. Сам король и королева также симпатизировали центральным державам, как монархическим странам. К тому же брат королевы-матери был командующим австро-венгерской армии на итальянском фронте. Альфонс XIII даже передавал германскому военному атташе некоторые сведения, полученные им от представителей Франции и Великобритании в Мадриде. В отношении к войне опять выделились анархисты, заявившие, что она им глубоко безразлична.
Нейтралитет стал золотым дном для Испании, которая наживалась на поставках обоим воюющим лагерям. Причем росло не столько производство экспортных товаров (хотя объем прироста был все же впечатляющим), сколько цены на них. Так, например, добыча угля выросла в 1913–1918 годах на 68 %, а цена на него в 2,7 раза. Стали за тот же период было произведено всего на 10 % больше, зато она стала дороже в 2,6 раза. Внешнеторговый баланс Испании впервые стал активным. Золотые запасы Испанского банка выросли с 674 миллионов песет в 1913 году до 2500 миллионов песет к моменту окончания войны.
Однако этот бум принес выгоду, прежде всего, всем промышленникам и арендодателям. Рост экспортных цен привел к небывалой инфляции и на внутреннем рынке, которая практически никак не компенсировалась ростом зарплаты. Так цены на пшеницу в Барселоне поднялись в 1914–1917 годах на 62 %, кукурузу — 80 %, картофель — 90 %. Высоко квалифицированный рабочий получал 5–7 песет в день, но многие довольствовались 2–3 песетами, а сельскохозяйственные рабочие жили и на 1,5 песеты. Килограмм сала стоил в то время 2,5 песеты, трески — 2,20. Мясо было практически недоступно широким слоям населения.
