Ознакомительная версия.
Когда наш поезд прибыл в Оршу, там нас уже ждал встречный поезд с советскими дипломатами. Однако советский посол отказался дать согласие на обмен, потому что недоставало двух багажных вагонов, принадлежавших Советам. Два дня ушло на переговоры, пока, в конце концов, не было решено, что два багажных вагона будут отцеплены от одного из германских поездов, которые будут удерживаться советскими властями в качестве залога до тех пор, пока не придут пропавшие вагоны. Вскоре после этого мимо меня медленно проследовал железнодорожный вагон; из среднего окна выглядывало бледное лицо, обрамленное черной бородой. Это был Иоффе – первый посол, которого Советская республика отправила в мир и который сейчас возвращался после того, как его миссия провалилась.
Наш эшелон прибыл в Берлин через шесть дней. Берлин, видимо, серьезно пострадал от последствий войны и революции. Но что произвело на меня наиболее тяжелое впечатление, так это вид автомашин, мчащихся по улицам с развевающимися красными флагами и сидящими в них вооруженными до зубов людьми в кожаных куртках. Они напомнили мне улицы Москвы в начале большевистской революции, и я увидел в них воплощение опасности того, что и в Германии события могут повернуть на тот же большевистский курс. Если это и не произошло (несмотря на ужасные признаки), то только потому, что надо отдать должное германским социал-демократам вроде Фридриха Эберта, Густава Носке, Филиппа Шейдемана и других, которым удалось не допустить превращения Германии в коммунистическую страну в годы, последовавшие за Первой мировой войной. (В случае победы революции в Германии именно Германия становилась центром мировой революции, а Россия – ее периферией и обслугой. Но Ленин и его сподвижники, несмотря на огромные усилия и средства, брошенные на это, результата не дождались. И уже Сталину пришлось заниматься тем, что осталось от России. – Ред.)
Среди проблем, в то время доминировавших внутри Германии, вопрос военнопленных играл существенную роль. Отказ западных союзников разрешить немецким военнопленным, находившимся у них в руках, вернуться домой после заключения перемирия породил заметные волнения среди широких слоев населения Германии. Народная лига в защиту германских военных и гражданских пленных, созданная в конце 1918 года, быстро превратилась в могучую организацию, которая не только стремилась взывать к всемирной совести, но и оказывала сильное давление на германское правительство с целью ускорить возвращение пленных.
Германское правительство хорошо представляло себе политические последствия проблемы военнопленных. Поэтому в первые дни января 1918 года оно создало центральное учреждение – Центральное управление рейха по военным и гражданским пленным (Рейхцентральштелле), напрямую подчинявшееся кабинету рейха и занимавшееся всеми проблемами, связанными с возвращением пленных из-за границы. Официальным главой Рейхцентральштелле был депутат рейхстага от социал-демократов Штюклен; однако дух и душу этой организации придал Мориц Шлезингер. Демократический социалист по убеждению, а потому противник коммунизма, он, однако, был нетипичным представителем социал-демократической партии благодаря своему острому ощущению политического кооперирования и крайней необходимости, а также необремененностью доктринерством (что сильно мешало многим его товарищам по партии). Он не прошел все ступени партийной профсоюзной бюрократии, а вступил в партию только после падения монархии.
Хотя мои личные мотивы труда на благо тесного германо-советского сотрудничества могли быть значительно более сентиментального характера, общий курс, за который мы обычно выступали вместе со Шлезингером, помогал росту личных уз между нами, которые впоследствии превратились в теплую дружбу. Когда на сцене в качестве посла появился граф Ульрих Брокдорф-Ранцау, он знал, какую роль играла команда Шлезингер– Хильгер, и поддерживал близкую связь с нами. Шлезингер часто приезжал в Москву, и со временем между нами троими, так резко несхожими по происхождению, подготовке и личному мировоззрению людьми, выработалось почти идеальное трехстороннее сотрудничество. В течение многих лет мы с Шлезингером часто и регулярно переписывались. Эта переписка стала важным источником для этой книги.
Ближайшей целью Шлезингера было восстановление контактов с Москвой в интересах германских военнопленных. В декабре 1918 года, еще до создания Рейхцентральштелле, ему удалось добиться отправить для этой цели в Москву депутата рейхстага от независимых социалистов д-ра Оскара Кона. Кон служил юрисконсультом при советском посольстве Адольфа Иоффе в Берлине, и Шлезингер надеялся, что тот сможет добраться до Москвы и вернуться в Берлин с советским полномочным представителем, который мог бы вести переговоры о судьбе германских пленных, все еще находившихся в России. Этот план потерпел полный провал. Когда советское правительство узнало о миссии Кона, оно сообщило по радио о телеграмме, в которой утверждалось, что Кону советскими властями были выданы крупные суммы денег с целью поддержки германских левых радикалов. Получив такую новость, генерал Гофман задержал его в Ковно (Каунас, Ковно с 1795 по 1915 год. – Ред.), и Кону пришлось вернуться в Берлин.
В январе 1919 года союзные державы взяли под свой полный контроль всех русских военнопленных, остававшихся в Германии, и прекратили немедленую отправку всех дальнейших эшелонов в Россию, оставив за собой право посылать русских пленных туда, куда сочтут это необходимым. Было очевидно намерение заставить этих русских пойти на службу для интервенции против большевистского режима. Признавая это, Шлезингер категорически возражал против идеи перевода пленных от одного хозяина к другому, как скот, даже не спрашивая их согласия. Кроме того, он опасался, что советские власти в таком случае отыграются на немецких пленных, которые все еще находятся в их руках и чье положение и так уже было неописуемым. Поэтому он решил расстроить эти планы союзников, увеличив, а не прекратив вывоз русских пленных из Германии, хорошо понимая, какие трудности ожидают их в России, и что этих пленных советское правительство тут же станет использовать на своей стороне в гражданской войне. Все это, считал он, и станет ценой, уплаченной для блага германских военнопленных в России.
Я стал работать в Рейхцентральштелле весной 1919 года. Моя основная обязанность состояла в контроле всех германских лагерей для военнопленных, в которых содержались русские пленные. Потом я помогал организовать систематическую реабилитацию немецкого персонала, возвращающегося из России, и его повторную интеграцию в германское общество.
Благодаря инициативе Шлезингера Рейхцентральштелле попросили в первой половине 1920 года вступить в переговоры с советским правительством в отношении дальнейшего обмена гражданских и военных пленных, все еще остававшихся в этих двух странах. Виктор Копп, назначенный представителем советского правительства на эти переговоры, приехал в Берлин весной, а соглашение было подписано в этом же городе 19 апреля 1920 года. Это соглашение предусматривало создание обоими правительствами агентств по оказанию помощи на территории другой стороны для управления лицами, специально предназначенными для этой работы. Менее чем три месяца спустя, 7 июля 1920 года, было подписано еще одно соглашение, которое даровало личный иммунитет обоим уполномоченным. Потом им были даны права поддерживать курьерскую связь со своими правительствами, пользоваться кодом и выполнять консульские функции. При этом оба партнера проявили свое намерение оживить отношения между странами, разорванные в ноябре 1918 года. Обмен военнопленными в этом контексте представлял собой желанный предлог.
Со стороны советского правительства Виктор Копп был назначен руководителем организации по оказанию помощи гражданским и военным пленным (то есть военнопленным и гражданским интернированным лицам. – Ред.). Германское правительство назначило меня быть его коллегой в Москве. Таким образом, 7 июня 1920 года я вновь оправился в Россию. Следующие главы расскажут о периоде в двадцать один год, который я провел здесь впоследствии.
Глава 2
Работа по оказанию помощи и восстановлению
Моя поездка в Москву и роспуск Совета рабочих и солдат
В июне 1920 года Советская Россия была окружена вдоль своей западной границы кордоном государств, которые либо еще не урегулировали свои отношения с советским правительством, либо, как Польша, все еще были с ним в состоянии войны. Единственным исключением была Эстония, которая заключила мирный договор с РСФСР в феврале 1920 года. Ее примеру последовали Литва в июле, Латвия в августе и Финляндия в октябре 1920 года. Но для того чтобы добраться до Москвы из Германии в июне, мне пришлось плыть по Балтике и дальше ехать через Эстонию. Регулярное пароходное сообщение между балтийскими портами Германии и Эстонии еще не открылось. По этой причине мне пришлось воспользоваться услугами небольшого парохода, который Германское международное транспортное агентство (Зеетранспортляйтунг) арендовало у частной пароходной компании в Штеттине для перевозки домой в Германию военнопленных из России (а также интернированных гражданских лиц). Советские организации переправляли этих людей к советско-эстонской границе возле Ямбурга[12]; здесь их принимали германские представители Международного Красного Креста и доставляли в транзитный лагерь на эстонской стороне границы, в Нарве. Оттуда после короткого карантина бывшие пленные и интернированные возобновляли свой путь домой.
Ознакомительная версия.