Вместе с тем принятие Конституции не менее четко обозначило, предопределило и иное, более злободневное. Прежде всего то, что до появления гражданского общества вакуум власти неизбежно заполнит единственно реально существовавшая, способная и готовая к тому сила — бюрократия. В ней же, под прямым воздействием происходивших в стране процессов, столь же неизбежно развернется борьба за абсолютное первенство между двумя ее составляющими — старой партократией и возникшей за годы индустриализации технократией.
Сама масса чиновников — и партийных, и советских — вряд ли до конца осознавала всю серьезность, радикальность перемен, которые неизбежно несло принятие новой конституции. Разумеется, никто и помыслить не мог открыто признать, выразить подобное непонимание. Но именно такое слишком уж безмятежное состояние всех тех, кто занимал ключевые посты в законодательной и исполнительной ветвях власти, обеспокоило, насторожило Кремль. Заставило его всерьез опасаться результатов возможного стихийного развития событий. А потому всего через три месяца после VIII съезда Советов, на Пленуме ЦК, открывшемся 23 февраля 1937 года и посвященном практически одной единственной проблеме, хотя и представшей в трех ипостасях — «дело» Бухарина и Рыкова, уроки «вредительства», «меры по борьбе с троцкистскими и другими двурушниками», ПБ вынуждено было вернуться к вопросу о подготовке к выборам в Верховный Совет (ВС) СССР.
Секретарю ЦК ВКП(б), члену Оргбюро (ОБ) и кандидату в члены ПБ, одновременно и первому секретарю Ленинградского обкома и горкома, Андрею Александровичу Жданову, которому поручили выступить с докладом на эту тему, пришлось полностью отказаться от конструкции, уже использованной им в речи на VIII съезде Советов. От весьма опосредованного построения, сводившегося к обычной для тех лет партийной риторике. Мол, новая Конституция отражает, главным образом, победу социализма. Последняя же наиболее ярко выражается в праве на труд и образование, в показателях экономического роста. И все же Жданов, невольно раскрывая истинный смысл политической ситуации, приходил к, казалось, неожиданному выводу. «Если фашизм осмелится, — говорил Андрей Александрович, — искать счастья на северо-западных границах Советского Союза (он выступал как делегат от Ленинградской области. — Ю. Ж.), то мы поставим на службу обороны всю технику, которой располагает промышленность Ленинграда, нанесем ему под руководством железного полководца армии страны Советов тов. Ворошилова такой удар, чтобы враг никогда не захотел Ленинграда»[16].
На Пленуме, где Жданов впервые предстал как один из новых лидеров партии, он привлек внимание тех, к кому обращался, к принципиально иному. Не к внешнеполитическому фактору, как определяющему, а к внутриполитическому. Прежде всего к тому, что «новая избирательная система означает большую гласность в деятельности советских организаций». «Означает усиление контроля масс в отношении советских органов и усиление ответственности советских органов в отношении масс». И к тому, что по его мнению было более значимо: «следствием введения всеобщего, прямого и равного избирательного права» станет наиболее непредсказуемое и потому наиболее опасное с точки зрения власть предержащих, усиление «политической активности масс». А отсюда-то и проистекала генеральная задача дня. «Наши партийные организации должны… быть готовы к избирательной борьбе. При выборах нам придется иметь дело с враждебной агитацией и враждебными кандидатами».
Выход из создавшегося, весьма непростого положения, Жданов вместе со всем ПБ видел в активной подготовке партии к участию в состязательной системе. В овладении ею основ демократии, готовности подчиниться большинству, предварительно сделав все возможное и даже невозможное, чтобы завоевать это большинство, подчинить его своей воле. Потому Андрей Александрович предложил, как пока еще лишь проект резолюции, проведение, и притом в самый кратчайший срок, в ближайшие два месяца, перевыборов в самих партийных организациях — от низовых до республиканских. Предложил вернуться к давно забытым уставным нормам: демократическому централизму, полному отказу от кооптации, на деле означавшей назначение сверху. Потребовал решительно отвергнуть функционирование реально действовавшего суррогата власти — т. н. «треугольников», состоящих из секретаря парткома, руководителя предприятия или учреждения, председателя местной профорганизации. Недвусмысленно подчеркнул, что «треугольники» «существуют в стороне от нормальных выборных органов», это «никакими партийными и советскими законами не предусмотренная организация». Подытоживая, заявил, дабы ни у кого не оставалось сомнения в твердом намерении ПБ добиться достижения постановленной цели: «Мы должны обеспечить перестройку партийной работы на основе безусловного и полного проведения начал внутрипартийной демократии»[17].
Выступления в прениях со всей очевидностью показали, что партократия, те, кто был не избран, а назначен, всерьез опасаются за свои посты. Не желают идти на состязательные перевыборы, сопровождаемые их отчетами, не просто дозволенной, а требуемой свыше, практически в обязательном порядке, нелицеприятной критикой, обсуждением выдвигаемых кандидатов. Первые секретари ЦК компартий Казахстана — Л. И. Мирзоян, Туркмении — Я. А. Попок, Украины — С. В. Косиор, крайкомов Западносибирского — Р. И. Эйхе, Дальневосточного — И. М. Варейкис, Азово-Черноморского — Е. Г. Евдокимов, обкомов Киевского — П. П. Постышев, Днепропетровского — М. М. Хатаевич, заведующий отделом пропаганды и агитации ЦК А. И. Стецкий, председатель Союза воинствующих безбожников Е. М. Ярославский, некоторые иные в предельно осторожной форме выдвигали достаточно убедительные, по их мнению, доводы, доказывающие и преждевременность столь скорых перевыборов в партийных организациях, и явную нежелательность введения прямого и тайного голосования на выборах в ВС СССР. Говорили об усилении враждебной политической активности клерикалов, ссыльных кулаков[18]. (Случайно или нет, но все они, за исключением лишь Ярославского, в ближайшие месяцы были репрессированы.) Однако ни у кого из них не достало мужества проголосовать — открыто! — против предложенной Ждановым резолюции. Приняли ее, как всегда в подобных случаях, единогласно. И не ошиблись.
Тревоги, опасения партократии прежде всего по поводу возможных неблагоприятных для нее результатов перевыборов в партийных организациях оказались напрасными. Провести их именно так, как предлагал Жданов, да еще и в намеченные сроки, оказалось просто невозможным по двум причинам. Первой, чисто формальной, стала ломка существовавшего административного деления, перекройка тех территориальных единиц, в рамках которых и должны были состояться перевыборы.
Выступая на VIII съезде Советов, Сталин счел нужным особо остановиться на зуде администрирования, осудив и отвергнув его. «В СССР, — говорил он, — имеются люди, которые готовы с большой охотой и без устали перекраивать края и области, внося этим путаницу и неуверенность в работе. Проект Конституции создает для этих людей узду»[19]. Но уже весной 1937 года он сам же санкционировал очередной передел карты страны. На 5 декабря 1930 года СССР слагался из 83 основных административно-территориальных единиц: 11 союзных республик и приравненных к ним по статусу крупнейших городов — Москвы и Ленинграда; 22 автономных республик, 9 автономных областей, 5 краев и 34 областей. Год спустя, в канун выборов в ВС, число таких единиц возросло до 97 (за счет образования одного края и 13 областей), а еще через полтора года, по тем же причинам — уже до 103.
Вместе с очередными административно-территориальными единицами создавались, естественно, без перевыборов или выборов, и органы их управления: крайкомы, обкомы, исполкомы, а с ними и новые «рабочие» места для чиновников. Те же, зачастую выдвигаемые из низов, впервые получая ответственную должность и пусть маленькую, но все же власть, в кратчайший срок вынуждены были пройти суровую проверку, выжить в результате «естественного отбора». Удерживались на посту, сохраняли положение и получали возможность продвигаться вверх по иерархической лестнице только те из них, кто успевал интуитивно понять, приняв как свои, неписанные правила игры. Осознать, что существуют они всего лишь как одно из звеньев жесткой вертикальной структуры власти, незыблемо сохраняемой не один век. Потому и подконтрольны не членам партии, не населению, а вышестоящему начальству, зависят именно от него. Нужны для того, чтобы контролировать на своем уровне исполнение поступающих распоряжений. По возможности делать все, чтобы «наверх», от них, шли победные реляции. Ну, а в противном случае назывались виновные в срыве задания, лучше всего с примечанием, что те уже понесли наказание.
