Гибкость, умение приспособляться, изворотливость, сплоченность и стойкость при любых испытаниях – эти черты во все времена были присущи самым разным меньшинствам, вынужденным существовать в рамках недоброжелательного или даже враждебного общества. Как правило, рано или поздно подобные меньшинства кончали тем, что утрачивали присущие им ценности, те особенности, обычаи и нравы, которые составляли наследие их предков, и растворялись в окружающем их мире. Среди причин, благодаря которым евреям удалось избежать этой участи, без сомнения следует отметить то специфическое и сложное отношение к ним со стороны христиан, которое поставило их в совершенно особую, уникальную ситуацию.
Развернувшаяся охота за их душами лишь укрепила евреев в сознании собственной значимости. Ведь еще в 1236 году папская канцелярия объявила, что если обращение обычных язычников – это богоугодное дело, то особенно ценным является обращение еврея. К этому примешивались и эсхатологические мотивы: у апостола Павла и Августина сказано, что всеобщее обращение евреев будет означать конец времен. Но ведь из этого можно было сделать вывод, что лишь от их доброй воли зависело, ускорить или же задержать последний суд Христа и обновление мира; как писал в 1892 году Леон Блуа: «Из-за их козней было дьявольски задержано спасение всех народов». Какая ужасная власть оказалась у них в руках! В результате вполне можно прийти к выводу, что церковь сделала все для того, чтобы поддерживать среди евреев идею об их избранности и исключительности.
Это было особенно справедливо для той эпохи, когда евреи и христиане говорили на одном языке и во многом являлись носителями общей культуры, в рамках которой они сталкивались в «диспутах», иногда носивших вполне мирный характер, поскольку обе стороны в какой-то степени взаимно признавали человеческие качества друг друга. В дальнейшем разделявшая их граница стала непроницаемой; если с одной стороны продолжались попытки насильственного обращения, то с другой – диалог оказался прерванным. Реакция евреев на христианскую агрессию стала похожей на отношение к хищным животным или стихийным бедствиям, когда уже не имеет значения, как к ним относятся окружающие. На постоянные оскорбления и обвинения они отвечали ледяным молчанием. Традиция апологетических сочинений, получившая широкое распространение в условиях диаспоры и восходящая к трактату Иосифа Флавия «Против Апиона», прервалась у немецких евреев.
С этого времени прекращаются всякие попытки переубедить или поколебать противника, который попрал все законы порядочности и более не воспринимается как представитель рода человеческого. Это безграничное презрение к гонителям позволяет лучше понять, как евреи смогли сохранять в неприкосновенности свои внутренние ценности, не поступившись ничем, и в то же время выносить публичные оскорбления и унижения, которые отныне стали постоянным кошмаром их повседневного существования.
Было лишь одно исключение – насильственное обращение в христианство. Все их человеческое достоинство, вся их мужественность были вложены в верность Закону, в безусловную готовность к мученичеству. В самом деле, отречение, отказ от своей веры оказывались для евреев равнозначными единственному возможному в этих условиях признанию своей неполноценности и беспомощности. И они шли навстречу этому испытанию, когда это было необходимо, с воодушевлением, как на церемонию освящения.
Так, во время эпидемии черной чумы в 1348 году «они шли на смерть с песнями и танцами, как будто они шли на свадебную церемонию; они не хотели обращаться сами, и ни отец, ни мать не хотели этого для своих детей… и когда они видели пылающий огонь, женщины и дети прыгали в него с песнями…». Известны подлинные случаи договоров о коллективном самоубийстве: «… и они чувствовали, что скоро должны будут умереть; тогда они начинали договариваться между собой таким образом, чтобы один из них убил всех остальных, чтобы таким способом избежать смерти от руки необрезанных. И они приняли решение и все подтвердили его, что один из них, почтенного возраста и известный своей преданностью Закону, предаст их всех смерти…» Как проповедовал знаменитый раввин Меир из Ротенбурга: «Тот, кто принял твердое решение сохранить верность закону и умереть, если потребуется, мученической смертью, не чувствует страданий под пытками. Его можно побивать камнями или жечь огнем, закопать заживо в землю или повесить, он останется невозмутимым, и ни одна жалоба не сорвется с его губ».
Культ мучеников, Акеда (жертвоприношение Авраамом Исаака,- прим. ред.) поддерживается всеми способами и составляет одну из основных литературных тем, первый и остающийся на протяжении долгого времени единственным сюжет еврейской религиозной драмы (так что у евреев была своя собственная мистерия страстей!). Ее отголоски обнаруживаются и в бытовых деталях: по мнению некоторых раввинов вдова мученика не должна была больше выходить замуж, по мнению других не следовало стирать следы пролитой крови со стен дома, а погибших следовало хоронить в тех одеждах, которые были на них в момент убийства. Культ страдания, систематические доказательства высокой значимости страдания как Божественного наказания, но одновременно и как выражения Божественной любви, придавали этому страданию глубокий смысл и облегчали его. Разумеется, истоки подобных взглядов содержались уже Талмуде. «Страдание драгоценно!» – восклицал раби Акива. Но это оставалось скорее теоретическим постулатом вплоть до того времени, когда страдания евреев не превратились в постоянную, всеобщую реальность. Отныне каждый отдельный еврей становится участником этой драмы. В этом смысле можно утверждать, что немецкие евреи позднего средневековья оказались первыми, кому было суждено испить до дна чашу страданий народа Израиля. Нельзя утверждать, что они приняли свою судьбу с легким сердцем, тем не менее они гордились этой судьбой. С полным на то основанием они повторяли знаменитое изречение Талмуда: «Еврейскому народу не подобает радоваться как другим народам». В 1450 году величайший знаток Талмуда XV века Исраэль Иссерлейн дал следующий ответ на вопрос о том, следует ли налагать суровое наказание на отступника, возвращающегося в лоно иудаизма: «Следует иметь в виду, что тот, кто решил вернуться в еврейство, собственноручно налагает на себя постоянную кару, поскольку он отказывается от преимуществ и благ, которыми он пользовался будучи христианином, и принимает страдания и гонения, составляющие участь евреев. Он не должен был терпеть этот гнет, пока он был христианином, так что в сущности он искупил свою вину, когда по доброй воле вновь взвалил его на себя с единственной целью вернуться в еврейскую общину».
Все аспекты жизни еврейских общин отражают этот строгий дух покаяния. Только один раз в году, по случаю праздника Пурим, разрешается и даже предписывается полностью отдаться веселью, радости и ликованью, надеть маскарадные костюмы, напиться допьяна, наконец-то рассчитаться с преследователями и сжечь на площади деревянную фигуру Амана, олицетворяющую всех антисемитов. Но даже этот единственный в году праздник был в дальнейшем запрещен христианскими властями, так что вся церемония свелась к символическому топоту ногами и различным шумовым эффектам во время чтения в синагоге Книги Есфирь.
В остальные дни было очень мало развлечений, и все они были строго регламентированы. Светский театр считался развратом и был строго запрещен, так же как и совместные танцы юношей и девушек даже по случаю свадьбы. Карточные игры допускались лишь в виде исключения, так что в результате лишь шахматы и такие общественные забавы, как шарады на библейские сюжеты, оказались единственными видами развлечений, которые никогда не оказывались под запретом раввинов. Любые украшения, любые проявления фантазии в одежде были запрещены. Как мужчины, так и женщины носили черные или серые одеяния, и это происходило в эпоху, когда одежды особенно отличались разнообразием цвета и формы. Здесь, как и во многих других отношениях, сложившиеся сами собой еврейские обычаи соответствовали тому, что окружающий мир мог ожидать от них после того, как обязал их носить отличительный круглый знак, В результате христиане начали думать, что у евреев существует специальный религиозный запрет на ношение одежды ярких и светлых тонов, что отнюдь не соответствовало действительности. Это подражательство наоборот заходит так далеко, что на миниатюрах, украшающих некоторые еврейские рукописи, библейские персонажи одеты в темные одеяния и рогатые круглые войлочные шапки, так что они кажутся похожими на немецкие карикатуры того времени.
В этом смысле не было никакой разницы между богатыми и бедными, потому что все были одинаково одеты и подвержены общим опасностям и насмешкам, и даже их язык стал отличаться от языка христианского населения (По всей видимости, на исходе XIII века повседневная речь евреев начинает , отличаться от средневекового немецкого языка: эти различия накапливались и усиливались, так что с XVI века уже существует идиш как самостоятельный диалект.): общность судьбы и повсеместное распространение взаимопомощи способствовали преодолению социальных различий, а высокий престиж учения и эрудиции действовали в том же направлении.
