На место смещенных командующих округами выдвигались нередко явно случайные люди. Например, 7 марта на должность командующего войсками Хабаровского гарнизона и Приамурского военного округа гарнизонный комитет офицеров на совместном заседании с городским КОБом (Комитетом общественной безопасности) избрал некоего престарелого полковника К.А. Высоцкого, командира 305-й Вятской дружины государственного ополчения, расквартированной в городе[782]. Через два месяца он был снят с должности съездом военных делегатов округа, как «юдофоб» и вообще не подготовленное в военном отношении лицо. В отдельных случаях «старым» командующим округами удавалось достаточно длительное время удерживаться на своих должностях благодаря тому, что они включались в процесс «революционного творчества» солдатских масс, фактически расписываясь в своем бессилии противостоять им. Например, главный начальник Киевского военного округа генерал от инфантерии Н.А. Ходорович 22 марта распорядился передать контроль над всем имевшимся в войсках оружием депутатам гарнизона Киева.
Единой процедуры назначения высших должностных лиц окружного уровня вначале не существовало: командующие выбирались комитетами общественной безопасности, советами, офицерскими собраниями, назначались Временным правительством, Ставкой. Например, отстранение от должностей командующего войсками Туркестанского округа генерала от инфантерии А.Н. Куропаткина, его помощника и начальника штаба состоялось 31 марта на объединенном собрании депутатов всех частей Ташкентского гарнизона, представителей от «организованных групп граждан-мусульман», Советов рабочих и крестьянских депутатов. Собрание назначило на вакантные должности своих кандидатов, а министру-председателю Временного правительства Г.Е. Львову предложило утвердить их назначение[783]. В другом случае съезд военных делегатов Приамурского округа прямо просил 2 мая военного министра «немедленно назначить» командующего в связи с тем, что в округе «нет офицеров, кандидатуры которых могут быть выдвинуты на этот пост»[784]. Комитет общественных организаций Иркутска при помощи группы офицеров принял отставку командующего войсками округа генерала Шкинского, а затем просил военного министра Временного правительства утвердить в должности назначенного им полковника Фелицына[785].
Однако, как замечено мемуаристами и историками, Временное правительство изначально пыталось вести вполне определенную кадровую политику в этой области: если на высшие командные и штабные должности на фронтах подобрались наиболее способные и талантливые генералы, то командующими войсками внутренних округов или главными начальниками округов на ТВД становились лица, политически ангажированные, близкие по взглядам и просто лично знакомые с тогдашними лидерами – А.И. Гучковым и А.Ф. Керенским. Например, во главе Московского военного округа был поставлен подполковник А.В. Грузинов – председатель московской губернской управы, октябрист; Киевского – полковник К.М. Обручев, социал-революционер, бывший политический ссыльный; Казанского – подполковник А.П. Коровиченко, присяжный поверенный, социалист[786]. Эти люди, как правило, были далеки от строя, многие надели военный мундир впервые за долгие годы.
«Политическим» назначенцем оказался и боевой генерал А.Г. Корнилов, получивший должность главнокомандующего войсками Петроградского военного округа 2 марта, в день отречения Николая II, причем утвержденный последовательно и царем, и Временным комитетом Государственной думы. Популярность Корнилова в солдатской среде, по мысли думских политиков, должна была конвертироваться в успокоение Петроградского гарнизона.
По мере выдвижения на первые роли А.Ф. Керенского весной 1917 г. в Петрограде образовалась группа молодых обер-офицеров левых взглядов, среди которых, впрочем, были и откровенные авантюристы, «ловившие момент», вроде полковника П.А. Половцова, начальника штаба Кавказской Туземной конной дивизии (более известной как Дикая дивизия). По словам самого Половцова, оказавшегося в самой гуще событий в Петрограде в марте 1917 г., в кружок «младотурок» (так они именовали себя по аналогии с турецкими военными-революционерами, пришедшими к власти в стране в 1908 г.) входили, кроме самого Половцова, Ф.И. Балабин, А.И. Верховский, Г.А. Якубович, Г.Н. Туманов, Б.А. Энгельгардт, Лебедев, Пальчицкий. В первые же дни революции эти офицеры стали ближайшими военными консультантами А.Ф. Керенского и фактически вершили кадровую политику, приглашая на ключевые посты подходящих им людей.
По утверждению Половцова, именно с «младотурками» в конце марта Керенский приватно советовался о кандидатуре Верховного главнокомандующего – А.А. Брусилов или М.В. Алексеев[787]. А с «воцарением» А.Ф. Керенского в начале мая в качестве военного и морского министра «младотурки» заняли все ключевые должности в Военном министерстве, Главном и Генеральном штабах, а также в наиболее политически значимых военных округах. Так, П.А. Половцов 22 мая стал командующим войсками Петроградского округа, а А.И. Верховский 31 мая – Московского. Ф.И. Балабин занял пост начальника штаба Петроградского округа.
Степень политической зрелости новых командующих была различной. Так, А.И. Верховский был убежденным эсером. П.А. Половцов, по его словам, не мог уловить разницы между социал-демократами и социал-революционерами и по этой причине «брал консультации» у сведущих людей[788].
Однако в целом фигура командующего округом, как и любого другого военачальника, после Февральской революции быстро становилась номинальной (исключение поначалу составлял, пожалуй, лишь пост главнокомандующего войсками Петроградского военного округа).
В зависимости от своих политических убеждений и вообще от желания участвовать в революционных процессах командующие военными округами после февраля шли различными, подчас прямо противоположными путями. Революционные выдвиженцы стремились уловить народные чаяния, не останавливались перед популистскими мерами в ущерб сохранению дисциплины в войсках и порядка на улицах. Например, командующий войсками Московского военного округа подполковник А.В. Грузинов в первые же дни пребывания в должности издал распоряжение о полной ликвидации полицейской стражи на железнодорожных объектах в радиусе 300 км от Москвы, объясняя это тем, что «всякое появление жандармов на станциях нервирует толпу и вызывает массу эксцессов…»[789]. Охрана железных дорог возлагалась на начальников станций, милиционеров и добровольцев, которых еще нужно было сорганизовать. Свой опыт подполковник Грузинов как «передовой» сообщил всем начальникам военных округов «для сведения и возможной солидарности в действиях»[790]. На положении революционного окружного руководителя Грузинов вмешивался даже в дела соседних округов. Так, уже 2 марта он назначил нового начальника гарнизона г. Калуга, наделив его к тому же особыми полномочиями, несмотря на то что этот город входил в состав Минского военного округа[791].
В противоположность революционным выдвиженцам, прежнее окружное руководство, остававшееся на своих постах, находилось в явной растерянности. Первое время военачальники пытались действовать в рамках привычной системы вертикального подчинения и использовать традиционную патриотическую риторику. Многие считали, что революционная волна должна скоро схлынуть, что «перемелется мука, ведь это неизбежно»[792]. С началом революции нередким было желание «придержать» информацию, поступавшую из Петрограда, не допустить ее распространения в войсках.
Однако ни тем ни другим так и не удалось взять революционное движение под свой контроль. Реакция военных руководителей на бурный революционный процесс, как правило, запаздывала. Новые органы верховной власти – Временное правительство и Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов, – соревнуясь в популизме, стремились максимально быстро и как можно более широко обнародовать основополагающие документы. Между тем традиционная система подчинения, которой пытались следовать военачальники, имела следствием то, что, ожидая распоряжений, они не поспевали за событиями, лишь констатировали их. Манифест об отречении Николая II, знаменитый приказ Петросовета № 1 и другие основополагающие документы доводились до солдатских масс через сообщения телеграфных агентств («агентскими телеграммами»), а также появившимися повсюду «бродячими… воинскими чинами, которые часто именуют себя «делегатами»[793]».
Пульс жизни бил теперь непосредственно в солдатской массе, которая неожиданно для нее самой была наделена невиданными доселе в русской армии демократическими правами. Первым актом, официально закрепившим начало процесса демократизации армии, стал приказ № 1, изданный 1 марта 1917 г. Петроградским советом рабочих и солдатских депутатов. Он узаконил возникавшие стихийно войсковые комитеты, предоставил солдатам общегражданские права, ввел равноправие их с офицерами вне службы. Этот приказ был обращен только к войскам Петроградского округа, что и указывалось в его названии. По существу, он являлся импровизацией, составленной, по воспоминаниям одного из членов исполкома Петросовета, в угаре первых дней революции политиками, которые «не имели ни малейшего представления о внутреннем распорядке в армии и о духе ее»[794]. Однако благодаря авторитету Петросовета, воспринимавшегося массами как общероссийский правительственный орган, приказ моментально распространился по всем войскам, появился на фронте, сыграв в целом роковую роль в истории российской армии. Исполнительный комитет Петросовета, быстро осознавший губительные последствия приказа № 1, вскоре издал приказ № 2, дезавуировавший наиболее радикальные положения первого, однако «ящик Пандоры» был уже раскрыт. Приказ № 1 способствовал дезорганизации армии, поскольку перенес и сюда двоевластие, установившееся в гражданской сфере. Это проявлялось в падении воинской дисциплины, массовом дезертирстве, беззаконии в отношении офицеров, обсуждении и невыполнении приказов, митинговщине, что и привело в конечном итоге к развалу фронта.
