аркадская конфедерация, состоявшая тогда из 10 городов, Блинкенберг обращает внимание на аналогичное выражение ’Αρκάδων πάντων. «Я думаю, — пишет он, — что таким же образом переводчик из Навкратиса получил имя проксена „всех родосцев“ от центрального управления острова в эпоху, когда Родос не знал еще синойкизма и когда, как в Аркадии, города имели еще независимое существование и были объединены между собой лишь узами конфедерации».
В заключение Блинкенберг приходит к выводу, что этот декрет относится к кратковременному промежуточному периоду между 411 и 408—407 гг. до н. э., а именно к периоду между созданием общего управления у трех городов и полным политическим объединением всего острова. Кратковременностью периода Блинкенберг и объясняет отсутствие на Родосе аналогичных надписей.
Однако мы не можем согласиться с гипотезой Блинкенберга.
Во-первых, кроме сходства выражений ‘Ροδίων πάντων и ’Αρκάδων πάντων, между этими надписями существует и различие, которое нельзя игнорировать. Начало аркадской надписи гласит: "Εδοξε τηι βουληι των ’Αρκάδων και ... и т. д. Линдийская надпись начинается просто: ["Εδοξε ται β]ολαι επι πρ[υτανίων и т. д.
Казалось бы, если был сделан, как думает Блинкенберг, первый шаг к синойкизму — образование конфедерации трех городов, и если это первый декрет общей, только что возникшей конфедерации, то декрет должен был бы начаться так: "Εδοξε ται βολαι των ‘Ροδίων или ‘Ροδίων πάντων (ср. родосские декреты: α πόλις α των ‘Ροδίων). Объединение всех родосцев не могло остаться не отмеченным: ведь и постановление аркадской конфедерации, имевшей место до синойкизма, обозначается прибавлением των ’Αρκάδων.
Существует и другая надпись, явно противоречащая всему построению Блинкенберга, найденная в Навкратисе. [1044]
Надпись эта приобретает для нас особый интерес тем, что она по всем признакам одновременна с надписью, найденной и Линде; обе надписи являются проксеническими постановлениями.
Как отмечал уже акад. С. А. Жебелев, [1045] наличие совета и народа в последней надписи объясняется тем, что линдийцы выбирают здесь своим проксеном линдийца же Дамоксена, поселившегося в Навкратисе и сохранившего гражданские права в Линде. Этот необычный случай потребовал вынесения вопроса на народное собрание.
В первом же постановлении речь идет об избрании проксеном гражданина Эгины и, по-видимому, в обычных случаях дарования проксении мог выступать единолично совет, без обращения к народному собранию.
Кроме того, в обоих случаях мы имеем дело именно с советом Линда и с обычной формулировкой декретов этого города.
Таким образом, гипотеза Блинкенберга должна отпасть. Три города и в этот период 411—410 гг. продолжают оставаться автономными.
Однако оба постановления очень интересны тем, что по времени своего появления они являются непосредственным результатом выхода родосцев из Афинского морского союза.
Первое постановление о даровании проксении переводчику из Эгины всеми родосцами исходит из Линда. Следовательно, нужно предполагать, что аналогичные постановления были вынесены и в Камире и в Ялисе — также о назначении данного лица проксеном всех родосцев.
В этом нет ничего удивительного, так как в Навкратисе три города были объединены в общем панэлленионе и действовали очень единодушно.
Однако из этих постановлений мы можем сделать два заключения: во-первых, что появлению трех параллельных проксенических постановлений в трех родосских городах предшествовало предварительное согласование этого вопроса; во-вторых, что отпадение от Афин было продиктовано насущным стремлением родосцев восстановить свои прежние торговые связи со своими бывшими колониями и, конечно, в первую очередь, с Египтом.
Таким образом, воспользовавшись ослаблением Афин, родосцы с помощью спартанцев освобождаются от власти афинян и немедленно возвращаются к политике того· времени, когда они были независимыми государствами. Однако в планы Спарты не входило предоставление полной свободы действий родосским городам.
Диодор сообщает, что, покинувши Родос, спартанский флот летом того же года был вынужден возвратиться на остров, так как было получено известие, что некоторые из родосцев «замышляют переворот». [1046]
Обычно западными учеными это известие понимается в том смысле, что на Родосе происходит оживление деятельности демократической партии, поддерживающей афинян.
Поэтому мы вправе поставить вопрос — действительно ли нужно понимать всякую борьбу на Родосе как борьбу афинской партии со спартанской? Действительно ли спор шел лишь о том — держать острову сторону Спарты или сторону Афин? Несомненно, что гегемония афинского торгового капитала и сильное повышение налога не могли не отражаться на свободных трудовых слоях родосского населения. Поэтому родосские города единодушно решили вопрос о выходе из союза. Несомненно и то, что спартанская гегемония также не предвещала родосцам никаких утешительных перспектив их собственного развития.
Как кажется, коротенькую заметку Диодора нужно понимать именно в этом смысле.
На фоне общего неустойчивого политического положения, на фоне продолжающейся борьбы Афин и крайне сложной международной, внешнеполитической обстановки, слабость трех торговых городов, сохранявших свою обособленность, должна была резко ощущаться на Родосе. В целях сохранения политического лица требовалась централизация власти, требовалось образование единого политического центра.
Блинкенберг и Кинк хотят видеть в этом почти исключительно политическое мероприятие, так как афиняне имели перевес в силах над пелопоннесцами. Кинк ссылается на то, что зимой того же года Алкивиад, явившись на Родос, сильно его опустошил. «Вероятно, именно страх перед Алкивиадом заставил родосцев создать себе столицу, хорошо укрепленную, и сосредоточить там свою защиту. Этот важный акт не был решен без одобрения Дориея». [1047]
Говоря о синойкизме, необходимо учитывать и чисто политические мотивы, но не следует, однако, ограничиваться только ими.
Во-первых, строить город только для защиты от Алкивиада никто бы не стал; здесь правомернее было бы говорить о целях защиты острова не только от афинян, но и от любого другого врага.
Во-вторых, постройка нового города и его укрепление требовали больших средств и длительного времени. Война же требует быстрых мер; наличие опасности афинского вторжения не могло бы само по себе вызвать столь важного решения о перестройке всей конституции Родоса, о нарушении многолетних традиций трех автономных государств.
Город Родос, как центр всей политической жизни острова, был построен не столько в практических целях самозащиты, сколько в целях создания сильного государства с объединенным военным управлением, с объединенным флотом, с объединенными экономическими ресурсами.
Путь самостоятельного экономического развития мог быть осуществлен только при завоевании полной политической независимости. И хотя еще не решился вопрос — кто победит, Афины или Спарта, тем не менее было ясно, что не только побежденный, но и победитель выйдет из борьбы сильно ослабленным и истощенным.
Наступал тот благоприятный момент, когда, пользуясь ослаблением Афин, можно было вступить в борьбу с афинянами, борьбу не столько политическую, сколько экономическую; наступал момент, когда, пользуясь истощением двух борющихся сил, можно было отвоевать свою политическую независимость.
Таким образом, создание города
