Но военные действия в провинции Квантуй, которую Франция захотела прибрать к рукам, не позволили - увы! - привести этот замысел в исполнение.
Некоторое время, однако, животное продолжали видеть в заливе Алонг, на этот раз с мачт старого линкора "Вобан", которым командовали вице-адмирал Боннинь-ера де Бомонт и капитан Буте. И только в 1922 году вскрылись обстоятельства той встречи. В то время некто Жан-Батист А. был дипломированным артиллеристом на борту "Вобана" и 11 июля 1898 года стоял на вахте у выхода на трап правого борта:
"Я глядел на море под трапом, и мое внимание привлекло одно странное животное, которое проплыло примерно в трех метрах от основания лестницы, извиваясь совершенно как змея.
Это животное достигало метров десяти-двенадцати в длину и казалось сорока-пятидесяти сантиметров толщиной в середине туловища. На нем были чешуйки размерами с черепашьи; шея была гораздо тоньше тела, а голова пропорциональна туловищу, как у змеи; хвост заострялся на конце. Глаза, кажется, располагались несколько ниже на голове, чем у обычных змей; две
хорошо различимые дыры обозначались немного ближе к задней части морды. Окраска животного, вероятно, была серо-зеленоватая, но этот цвет, без сомнения, создавался под влиянием окраски морской воды и неба. Животное находилось на глубине полтора-два метра". Впервые речь идет о чешуе на спине у драконов, но ведь и впервые одного из них видят на столь близком расстоянии! Впрочем, другой свидетель впоследствии подтверждает эту характеристику, но с оговоркой. Этот второй говорит о "желто-мраморных пятнах", которые, конечно, можно принять за чешуйки, особенно глядя сквозь толщу воды. Итак, вопрос по-прежнему остается открытым.
Французские зоологи устраивают мегофиасу жаркий прием
Однако лишь несколько лет спустя наблюдения в заливе Файтцилонг пробудили эхо в французской научной среде. Конечно, они никак не могли не взволновать одного ученого, уже охваченного идеями доктора Уде-манса,- профессора Эмиля Дж. Раковитца, в то время заместителя директора лаборатории Араго в Баниульс-сюр-мере.
Никто не мог подозревать этого ученого в бахвальстве и легковерии. Он первым разоблачал открытия и россказни моряков, которые, по его мнению, все склонны поболтать о фантастических зверях. Но он прибавлял при этом:
"Зоологи так привыкли не доверять, что, мне кажется, уже потеряли чувство меры. На самом деле есть две категории описаний, которые следует четко различать. Есть те, которые ясно и просто возникают из воображения их открывателей: но есть и другие - результат плохих наблюдений реальных животных. И не так уж сложно отличить первых от вторых, а с некоторым опытом можно научиться делать это немедленно и без ошибок".
Конечно, профессор Раковитц решил, что из труда Удеманса не обязательно следует, что мегофиас - это тюлень.
"Очень возможно,- говорит он,- но также нет ничего, что позволило бы утверждать это категорически. Во-первых, наличие задних лап весьма сомнительно. Присутствие волосков - это обязательный результат наличия волосков в ноздрях; но эти последние встречаются в описаниях очень редко. Наконец, что касается гривы, ее тоже следует оставить из осторожности. Генеалогическое древо, установленное Удемансом, никак не совпадает с данными, которые мы имеем о потомках ластоногих...".
Именно с таким убеждением Эмиль Раковитц отправился в качестве натуралиста в 1898 году в антарктическую экспедицию на "Бельжике", под командованием лейтенанта Адриена де Герлаха. Как он признавался своему начальнику, это предприятие для него "представляет собой очень полезную возможность встречи с морским змеем".
Но судьба - увы! - не была к нему благосклонна.
"Я хочу напомнить,- заме чает тем не менее Раковитц,- что у Пунтас-Аренас многие рассказывали мне о гигантском звере, который появляется время от времени у Мыса Дев, при входе в Магелланов пролив; но так как я сам не видел ни одного непосредственного свидетеля, то и не хочу нести никакой ответственности за эти слухи".
В Антарктике бельгийская экспедиция попала в затруднительное положение. Захваченная льдами "Бель-жика" оказалась обездвиженной на целый год. Это критическая и тревожная ситуация не могла не кончиться драмой: один лейтенант умер от истощения сил, один матрос сошел с ума, а цинга добивала многих членов команды, в том числе ее начальника Герлаха и его помощника Лекуанта. Профессор Раковитц вернулся цел и невредим во Францию и только через два или три года случайно заглянул в номер "Курьера Хайпонга", вышедшего точно через четыре дня после того, как "Бельжика" попала в тиски льда!
"Каково же было мое удивление, когда, ознакомившись с содержимым статьи,пишет он,- я обнаружил, что автор называет животных, которые имели все характерные черты, описанные Удемансом в заключении своей книги, мегофиасами. Ведь М. Лагресилль, тот офицер, который наблюдал животное в 1898 году, совершенно не был знаком с книгой Удеманса, вышедшей в 1893-м. Его наблюдения, следовательно, прекрасное подтверждение исследований, проанализированных выше. И одновременно это одно из наиболее точных описаний, которое у нас имеется".
Живо заинтересовавшись, герой "Бельжики" тут же пишет Лагресиллю и просит у него дополнительных сведений. Тот отвечает 10 января 1903 года, говоря, что сожалеет, но не может дать "более точных" деталей.
Донесся слух, что офицер с "Байара" заснял чудовище фотокамерой. Эмиль Раковитц принялся молить своего коллегу, доктора Неве-Лемэра, который имел связи на флоте, начать расследование по этому поводу, и благодаря его настойчивости врач наконец послал господину де Линьи, тому самому офицеру, письмо, датированное 8 февраля 1903 года.
"Я действительно видел,- пишет лейтенант,- то, что мы тогда назвали "великим змеем", но я его не сфотографировал. Попытки, предпринятые лейтенантом, теперь уже в отставке, по фамилии Бюиссон, не дали никакого результата. Аппарат был слишком мал, животное слишком далеко, и его перемещение слишком непредсказуемо".
Но его описание подтверждало до последней детали то, которое дал командир "Лавины":
"Мы видели его вблизи один-единственный раз, и сомнений никаких здесь быть не может. Зверь имел следующий внешний вид: толстое, черное туловище, круглое, как у больших китообразных, затем некая извилистая часть, которая не высовывалась из воды целиком, но, казалось, соединяла туловище с головой. Последняя была достаточно крупной, плавно выходила из шеи, формы, скорее, овальной и с двумя зияющими дырами. Наконец, был некий спинной плавник, напоминающий зубчики пилы".
Вооруженный всеми этими ценными сообщениями, профессор Раковитц стал готовить для "Зоологического общества Франции" радостное сообщение, которое вошло в анналы этого учреждения. В нем профессор, явно отталкиваясь от выводов, изложенных в книге-своего голландского коллеги Удеманса, твердо призывает зоологов быть более решительными в отношении мегофиаса, столь малоизученного, и приводит в дополнение весомое свидетельство командира "Лавины" по поводу драконов бухты Файтцилонг. Наконец, он завершает все целой серией советов:
"Мегофиас, как и почти все морские млекопитающие, может удерживаться на поверхности только плавая: он должен двигаться до самой смерти. Следовательно, совершенно бесполезно стрелять по морскому змею, так как, даже если удастся его убить, то трупа потом никак не достать!"
А вот что следует попытаться делать, если кто-либо его заметит, говорит профессор, так это приблизиться насколько возможно и только тогда пробовать его загарпунить. Если это невозможно, то надо постараться заснять его на пленкуч или по крайней мере зарисовать: отметить прежде всего форму головы, вид кожи, наличие или отсутствие гривы, гребня или плавника, форму плавников и соотношение между длиной разных частей туловища, а также место, через которое животное дышит (ноздри или жаберная щель).
Если зверя все же можно убить, то его все равно следует сфотографировать или, за отсутствием камеры, зарисовать, отметив расположение возможных молочных желез, форму половых органов, тщательно измерить все члены. Так как очевидно, что речь идет о весьма громоздком звере, то его нужно законсервировать, по крайней мере голову, один плавник, несколько позвонков, взятых из различных мест туловища, фрагмент кожи и, если возможно, внутренние органы.
Сообщение профессора Раковитца имело потрясающий успех среди собравшихся зоологов. Было даже решено отпечатать некоторое дополнительное количество текстов его доклада, чтобы распространить их в Индокитае, особенно среди моряков. Итак, к своей вящей славе, французская зоология первой признала существование морского змея (или, более точно, некоего крупного животного змеевидной формы). Словно выражая свою благодарность в связи с этим событием, животное скоро еще раз явило себя в водах французской империи, теперь у берегов Аннама, в пятистах километрах от залива Алонг.
