Европейские государи не оставили предложение короля Вильгельма использовать Сицилию в качестве сборного пункта для крестоносных армий без внимания. Фридрих Барбаросса, невзирая на свои не слишком приятные воспоминания о первом путешествии в Палестину более сорока лет назад, решил вновь двигаться по суше — за что вскорости поплатился жизнью, но Филипп Август и новый король Англии Ричард I Львиное Сердце приняли приглашение. В разгар лета 1190 г. эти два короля и их армии встретились в Везеле — хотя тот факт, что они выбрали именно это место, некоторые, вероятно, сочли дурным знаком. Они собирались отправиться в поход вместе не ради компании, а потому, что ни на грош не доверяли друг другу; и действительно, трудно представить себе более непохожую пару. Королю Франции исполнилось всего двадцать пять лет, но он уже успел овдоветь. О его молодости напоминала разве что копна густых, непокорных волос. Десять лет, проведенных на троне Франции, дали ему мудрость и опыт, необычные для столь молодого человека, сделали его подозрительным и научили его скрывать собственные мысли и чувства под маской молчаливой суровости. Он и прежде не блистал красотой, а к этому времени ослеп на один глаз, из-за чего его лицо выглядело немного перекошенным. Ему недоставало мужества на полебитвы и обаяния в обществе. Одним словом, он производил отталкивающее впечатление и знал об этом. Но за этой непритязательной внешностью скрывался ищущий цепкий ум, дополненный четким сознанием моральной и политической ответственности короля. Его часто недооценивали. Но это обходилось дорого.
Однако, невзирая на свои скрытые достоинства, Филипп Август не мог смотреть на английского государя без зависти. Ричард сменил на троне своего отца Генриха II в июле 1189 г., ровно год назад. В свои тридцать три года он был в расцвете сил. Хотя он не отличался крепким здоровьем, благодаря великолепному телосложению и вулканической энергии он производил впечатление человека, которому неведомы болезни. Его красота, личная храбрость и способность вести за собой людей уже стали легендой на двух континентах. От своей матери Элеоноры Ричард унаследовал любовь к поэзии, и многим он сам, должно быть, казался блистательным персонажем рыцарских романов, которые он так любил. Только одной детали недоставало для полноты картины: как ни сладко Ричард пел о радостях и горестях любви, ни одна горюющая девица не могла бы обвинить его в вероломной измене. Но если даже у него были иные вкусы, это никак не затрагивало его блестящую репутацию, отполированную, как его нагрудник, которую он сохранил до самой смерти.
При том тем, кто узнавал Ричарда ближе, вскоре открывались иные, не столь восхитительные свойства его натуры. Наделенный темпераментом еще более буйным, чем у его отца, которого он так ненавидел, он был совершенно не способен к организационной работе — в отличие от Генриха, при всех его ошибках сумевшего сплотить Англию в единую нацию. Его немереные амбиции почти всегда вели к разрушительным последствиям. Сам неспособный к любви, он мог проявлять вероломство и коварство ради достижения своих целей. Ни один английский король не выказал такой жестокости и неразборчивости в средствах, борясь за трон, и ни один не жертвовал с такой готовностью долгом короля ради личной славы. За девять лет, которые ему оставалось прожить, Ричард провел в Англии всего два месяца.
Холмы вокруг Везеле, по свидетельству очевидца, были так заставлены палатками и павильонами, что походили на большой и многоцветный город. Два короля торжественно подтвердили свои обеты и заключили дополнительный союзнический договор, а затем во главе своих внушительных армий и в сопровождении большого числа паломников вместе отправились на юг. Только в Лионе, где мост через Рону рухнул под тяжестью проходящих, что было истолковано как плохое предзнаменование, французы и англичане разделились; Филипп повернул на юго-восток к Генуе, где его ждал корабль, в то время как Ричард продолжал путь по долине Роны, чтобы встретить английский флот в Марселе. Они договорились встретиться в Мессине, откуда их объединенная армия должна была отплыть к Святой земле.
Филипп появился первым, 14 сентября, а Ричард — спустя девять дней. Ничто не характеризует лучше этих двух людей, чем описание их высадки:
«Когда узнали, что король Франции должен прибыть в порт Мессины, местные жители разного пола и возраста ринулись туда посмотреть на столь славного властителя, но он, удовольствовавшись одним кораблем, вошел в порт цитадели незаметно, так что те, кто ожидал его на берегу, усмотрели в этом проявление слабости; подобный человек, говорили они, прячущийся от посторонних глаз, не сможет совершить великих подвигов… Но когда флот Ричарда входил в порт, люди толпами хлынули на берег и узрели море, вспененное бесчисленными веслами, и услышали громкие, чистые голоса труб и горнов, раздававшиеся над водой. Когда выстроившиеся в ряд суда подошли ближе, стало возможным различить блеск доспехов, вымпелы и знамена, развевающиеся на кончиках копий. Носы кораблей были украшены гербами рыцарей, щиты сверкали на солнце. Море кипело под ударами весел, воздух дрожал от звуков труб и криков восхищенной толпы. Могущественный король, ростом и величием превосходивший всю свою свиту, стоял на носу, как тот, кто ожидает видеть и быть увиденным… И когда трубы заиграли на разные голоса, но все же в согласии, люди зашептали: «Он воистину достоин империи, он по праву сделался королем над народами и королевствами, то, что мы слышали о нем, не идет в сравнение с тем, что мы теперь видим воочию».[161]
Не все восхищавшиеся Ричардом в тот памятный день знали, что этот блистательный воитель предпочел, опасаясь морской болезни, пересечь Апеннинский полуостров по суше и что этим впечатляющим прибытием завершалось морское путешествие через пролив в пару миль протяженностью. Еще меньшее число людей догадывалось, что при всем золотом великолепии своего появления Ричард пребывал в мрачном расположении духа. Дело было не в том, что несколькими днями ранее, когда его войско проходило через Милето, его поймали на краже сокола из крестьянского дома и он едва избежал смерти от рук хозяина и его друзей, и даже не в том, что королевский дворец в центре города, как выяснилось, уже предоставили в распоряжение французского короля, ему самому придется разместиться в более скромной резиденции за стенами города. Ни то ни другое не могло улучшить его настроения, но на сей раз причина была более серьезной, чем просто задетое самолюбие.
В действительности английский король был смертельно обижен на Танкреда. Хотя Вильгельм Добрый не оставил завещания, он, по-видимому, в какой-то момент пообещал своему тестю Генриху значительное наследство, включающее двенадцатифутовую золотую пластину, шелковую палатку на двести человек, золотую посуду и несколько кораблей, полностью снаряженных для Крестового похода. Теперь, когда и Вильгельм, и Генрих умерли, Танкред отказывался выполнить обещание. Кроме того, была Иоанна. По дороге на юг через Италию Ричард слышал неприятные рассказы о том, как новый король Сицилии обращается с его сестрой; вероятно, Танкред, зная, что Иоанна поддерживает Констанцию, м опасаясь ее влияния в королевстве, наложил арест на имущество молодой королевы и незаконно присваивал доходы от графства Монте-Сан-Анджело, которое она получила по брачному договору. Из Салерно Ричард уже отправил послание Танкреду, требуя объяснений по обоим этим пунктам, добавив для ровного счета, что Иоанне следует подарить золотой трон, ибо таково ее право как нормандской королевы. Топ его письма был угрожающим и ясно подразумевал, что, оказавшись на Сицилии со своей армией и флотом, он не намерен продолжать путешествие, не получив полного удовлетворения.
Насколько эти притязания были справедливы, трудно сказать. Последующее поведение Ричарда указывает на то, что он рассматривал Сицилию как возможную новую жемчужину в собственной короне и искал любого повода для ссоры. С другой стороны, он искренне любил Иоанну, а ее свобода, несомненно, оказалась каким-то образом ограничена. Так или иначе, Танкред серьезно встревожился. У него и так хватало проблем, чтобы наживать еще одного врага, поэтому его первой реакцией было выгнать непрошеного гостя с острова как можно быстрее. Если для этого требовалось пойти на уступки, значит, он это сделает.
Ричарду не пришлось долго ждать. Всего через пять дней после его прибытия в Мессину к нему присоединилась Иоанна, теперь пользовавшаяся полной свободой и разбогатевшая на миллион тарисов, данных ей Танкредом в компенсацию за убытки. Сицилийский король не поскупился, но Ричарда не так легко было купить. Холодно отвергнув доброжелательные попытки Филиппа Августа примирить их с Танкредом, он 30 сентября в гневе пересек пролив, чтобы занять безобидный маленький город Багнару на калабрийском берегу. Оставив Иоанну под защитой сильного гарнизона, в аббатстве, основанном графом Рожером за столетие до того, он вернулся в Мессину и напал на самое почитаемое религиозное учреждение города, василианский монастырь Спасителя, удобно расположенный на длинном мысе напротив гавани. Бесцеремонно изгнав монахов, армия Ричарда расположилась в своих новых казармах.
