Уровень рождаемости палестинцев значительно меняется в зависимости от социально-экономических и культурных стандартов: от среднего и ниже среднего среди инженеров и служащих в странах Залива до очень высокого в ливанских лагерях беженцев. При естественном приросте в 3,5 процента, палестинское население удваивается каждые 20 лет.
Если естественный прирост арабского населения и был уравновешен в прошлом еврейской иммиграцией, то сейчас ясно, что источники этой иммиграции уже иссякли: после завершения исхода евреев из бывшего СССР последняя значительная группа людей этой национальности осталась теперь только в США - 5,5 миллиона из 8-ми миллионов душ, проживающих в мировой диаспоре, вне пределов Израиля.
Приложение 2
Краткий обзор истории Иерусалима за последние две тысячи лет
(По книге Ф. Энселя "Геополитика Иерусалима")
Первое взятие Иерусалима арабами произошло в 638 году (или на шестом году Хегиры, по мусульманскому календарю).
Когда это случилось, Иерусалим вовсе не получил почестей, города, где могли бы размещаться знатные люди государства омейядов (правящая арабская династия той поры в Сирии).
Город Аль-Рамла, расположенный на равнине, на выходе из узкого коридора, ведущего к Иерусалиму, стал административным и экономическим центром этого района. Мусульманский летописец Макдиси отмечал: "Иерусалим стал пригородом Аль-Рамлы, и это после того, как он был центром иудейского царства Соломона и Давида".
Иерусалим являлся вторым по значимости в глазах мусульманских властителей. В частности, Гарун Аль-Рашид, калиф династии аббасидов, правившей в Багдаде, никогда не посещал Иерусалим, и это вопреки - точнее благодаря - своей богобоязненности. Он много раз совершал паломничество ("хадж") в Мекку и Медину, но никогда в Иерусалим.
Однако были в истории города и другие времена... Первое "освящение" Иерусалима как культового центра для мусульман произошло в эпоху омейядов Дамаска (около 660-750 гг. нашей эры). В течение десятилетия с года 61 по 73-й Хегиры (683-695 гг.) "анти-калиф" Абдалла Ибн Зобейр лишил святые города Мекку и Медину официального значения в исламском мире.
Следующий калиф омейядов Абд Эль-Малик распорядился построить мечеть на месте древнего (иудейского) храма Соломона и Ирода, причем это было сделано над обнаженным огромным камнем, который был свидетелем стольких холокостов в отношении еврейской нации. Отсюда и название этой мечети Qoubbat as-Sakhra ("Купол-на-Камне"). Калиф хотел таким образом одним ударом добиться двух целей: перевести поток мусульманских паломников в другом направлении (с учетом того, что в тот момент он утерял контроль над двумя упомянутыми наиболее почитаемыми святынями в исламском мире). С другой стороны, возведение столь важного мусульманского храма должно было воспрепятствовать дальнейшему распространению христианских церквей, которые энергично строились там в эпоху византийских императоров.
Позднее мусульманские власти построили еще одну мечеть - на этот раз на месте примитивной молельни, срочно воздвигнутой сразу после взятия Иерусалима в 638 году. Этой мечети дали, естественно, название, которым Коран предписывал обозначить место самого дальнего ночного и таинственного путешествия Пророка: Al-masjid al-aqsa (самая отдаленная мечеть).
Согласно историку и востоковеду Эммануэлю Сивану, омейяды стремились перенести центр поклонения правоверных Пророку с Аравийского полуострова в подвластную им Сирию. Иерусалим в этой схеме представлялся как "бьющееся сердце святой земли Сирии". В одном из "хадитов" (стихов) Корана делается ссылка на то, что Пророк говорил о двух катастрофах, могущих обрушиться на Ислам: его собственная смерть и падение Иерусалима от рук неверных. Другие "хадиты" добавляют: "Эта земля - Палестина - избрана среди всех других земель. Поэтому она предназначена для лучших моих служителей. Те, которые находятся в Иерусалиме, соберутся на призыв "джихада". Двадцать тысяч ангелов будут вступаться перед Богом за всех жителей Иерусалима. Кто бы ни умер в Иерусалиме, - он умер словно на небе, он не получит никакой кары в Судный день".
Не получив какой-либо политической, административной или экономической роли, на протяжении трех столетий Иерусалим оставался местом духовного поклонения правоверных, местом своего рода ссылки и уединения. Скромное даже по меркам того времени, население города концентрировалось в тени и вокруг обломков иудейских, существовавших христианских и возводимых мусульманских храмов. Не претендуя ни на какую особую роль, город оставался в стороне от политических, образовательных, военных и экономических центров Ислама.
Все кардинально изменилось с прибытием в Переднюю Азию крестоносцев в 1096-1099 годах.
Вместо сплоченного арабо-мусульманского мира им противостоял аморфный союз часто враждующих княжеств и султанатов, ослабленный постоянным соперничеством арабов и турок и иногда разделом внутри самого Ислама, связанным с его различными толкованиями. После недолгой осады Иерусалим был взят в июле 1099 года под флагом "защиты и сбережения христианских святынь от неверных".
Но не привела ли резня и злодеяния, совершенные при этом "франками" (как называли мусульмане всех европейцев), к рождению вполне естественного в таких обстоятельствах духа сопротивления? То, что для франков было освобождением, для мусульман стало оккупацией, и от этого постепенно выкристаллизовывалось их стремление к повторному завоеванию.
В момент взятия Иерусалима его разграбление и многочисленные "эксцессы", совершенные рыцарями, не возбудили какого-то серьезного сопротивления у мусульман. В то время каждый шейх, султан или "кади" был слишком занят проблемой сохранения власти на своем кусочке земли.
Прошло несколько десятилетий. Омейяды в Дамаске и аббасиды в Багдаде наконец-то заговорили об освобождении своей совместной... столицы (!). Отныне город уже получил название Эль-Кодс (Святой). "Улема" (то есть ученый-богослав) Ибн Асакир впервые написал хадит, где Мекка, Медина и Эль-Кодс фигугировали в едином списке исламских святынь. Поэт Имад Аль-Дин писал: "...сабли джихада уже дрожат в ножнах, а всадники Аллаха готовятся к походу. "Купол-на-Камне" знает, что покинувший его Коран готовится вернуться к нему..."
Занки, первый сразившийся с крестоносцами, принадлежал ко второму поколению айюбидов из династии Саладина. Он выдвинул постулат, что взятие Эль-Кодса являлось первой из первейших и важнейшей из важнейших целей Ислама.
...Обескровленные в битве при Гаттине, европейские рыцари уже не смогли оказать достойного сопротивления, и 2 октября 1187 года город был взят Саладином. Эта капитуляция, которая не повлекла больших жертв и пролития крови, была изображена такой победой, что прославила город на века и придала ему совсем другую значимость.
Саладин, новый властитель Эль-Кодса, занялся укреплением города и новым строительством. По его приказу был написан новый хадит: "Аллах обеспечит каждому, кто хотя бы год прожил в Эль-Кодсе, ежедневный хлеб на всю оставшуюся жизнь... и когда придет его час, вознесение в рай..."
Иерусалим - до недавнего прошлого заурядный провинциальный город весьма увядшего престижа - приобретал новую славу и значение в мире... Но это не продлилось долго.
Два раза - в 1219 году и затем десятью годами позже - Иерусалим отдавался императору крестоносцев Фредерику Второму сначала братьями айюбидами Аль-Муаззам и потом неким Аль-Камилем. Все это делалась согласно условиям "Яффского договора", за что всех этих братьев затем секли плетьми, а население вполне обоснованно бунтовало на улицах и рынках.
Тем не менее после каждого взятия города все труднее было найти добровольцев для заселения Эль-Кодса.
В 1244 году власть в городе перешла к египетской ветви династии Саладина, а начиная с 1250-го к мамлюкам и оставалась у них полных 267 лет. При них же закончилась в 1291 году столь болезненная для арабов эпоха крестоносцев. Все это время город так и не приобрел какого-либо серьезного политического значения и служил в первую очередь лишь прибежищем для проповедников и духовных изгнанников.
Нашествие оттоманов в 1517 году совсем не изменило этого положения. Турки, казалось бы, окончательно низвели его до уровня второразрядного города. Кочевые отряды бедуинов подвергали Иерусалим разграблению, а сам город находился на окраине обширной империи. В последние десятилетия ХIХ века, на исходе эпохи оттоманов, Иерусалим (так же как и его окрестности) представлял собой жалкое зрелище пыльного городка, лишенного какой-либо поддержки и внимания центральных властей.
Таким образом констатируем, что в эпоху мусульманских властителей Иерусалим никогда не был столицей султаната, империи или королевства...
Нет никаких данных о том, что "арабо-мусульманский национализм" проявил какой-то особый интерес к судьбе Эль-Кодса, до того, как этим вопросом занялись сионисты, которые в 1881-1914 годах интересовались равнинами и плодородными землями Галилеи, что было вполне объяснимо. С прибытием все более значительных масс переселенцев Хаим Вейцман и Давид Бен-Гурион поняли, что им нужен какой-то духовный центр.