Ленин первоначально встал на сторону Орджоникидзе. 21 октября он отправил в Тифлис на имя ЦК Грузии, Цинцадзе, Кавтарадзе, Орджоникидзе и секретарю Заккрайкома Орахелашвили шифрованную телеграмму: "Удивлен неприличным тоном записки по прямому проводу за подписью Цинцадзе и других, переданной мне почему-то Бухариным, а не одним из секретарей ЦЕКА. Я был убежден, что все разногласия исчерпаны резолюциями пленума ЦЕКА при моем косвенном участии и при прямом участии Мдивани. Поэтому я решительно осуждаю брань против Орджоникидзе и настаиваю на передаче вашего конфликта в приличном и лояльном тоне на разрешение Секретариата ЦК РКП, которому и передаю ваше сообщение по прямому проводу"(41).
22 октября 1922 года ЦК КП Грузии подал в отставку, которую утвердил Заккрайком. Еще через два дня Сталин сообщил Орджоникидзе, что удовлетворяет "ходатайство нынешнего ЦК Компартии Грузии об его уходе в отставку". А через месяц, 24 ноября, Секретариат ЦК РКП(б) создал комиссию "для восстановления прочного мира в Компартии Грузии" и срочного рассмотрения конфликта под председательством Дзержинского и с участием в ней Д. Мануильский и В. Мицкевича-Капсукаса. Приветствуя создание комиссии, — пишет Е. Яковлев, — Ленин от голосования ее состава тем не менее отказался. Быть может, подозревал то, о чем со временем в беседе с Фотиевой прямо скажет Зиновьев: "Заключение комиссия имела еще до выезда из Москвы"''(42). И понятно, почему: она состояла из сторонников Сталина(43).
День 12 декабря начался как обычно. Утром Ленин приехал из Горок в Москву и в 11.15 пришел в свой кабинет в Кремле; затем ушел домой, в свою квартиру. В полдень вернулся в кабинет и до двух часов беседовал со своими заместителями по СНК и СТО Рыковым, Каменевым и А. Д. Цюрупой. В 17.30 Ленин пришел в кабинет говорил по телефону. С 18 до 18.45 минут беседовал с Дзержинским, вернувшимся из Тифлиса, о конфликте между Закавказским крайкомом партии и членами ЦК КП(б) Грузии. Остаток дня он посвятил вопросу о монополии внешней торговли, а в 20.15 ушел домой.
"Никто не думал, что 12 декабря 1922 года станет последним днем работы В. И. Ленина в его кабинете в Кремле", — пишет В. П. Наумов(44). Что же произошло? Накануне моей болезни, — запишет Фотиева слова, приписываемые ею Ленину, — Дзержинский говорил мне о работе комиссии и об "инциденте", и это на меня очень тяжело повлияло''. Настолько тяжело, что в продиктованной в тот же вечер Фотиевой в ответ на письмо Троцкого о "сохранении и укреплении монополии внешней торговли" записке Ленин сообщает Фрумкину, Стомонякову и Троцкому о неспособности выступить по этому вопросу на пленуме в связи с болезнью, о согласии с Троцким в этом вопросе и о просьбе взять на себя в виду его болезни защиту на пленуме позиции Ленина.
13 декабря, со ссылкой на ухудшающееся здоровье, Ленин официально сообщает о свертывании работы. "Все три следующих дня — 13, 14, 15 декабря", — пишет В. П. Наумов, — Ленин "спешил"(45). Видимо понимал, что спешить нужно. 13 декабря Ленин диктует Фотиевой письмо Троцкому (копия Фрумкину и Стомонякову), где подчеркивает "максимальное согласие" с Троцким по всем вопросам и просит его "взять на себя на предстоящем пленуме защиту нашей общей точки зрения о безусловной необходимости сохранения и укрепления монополии внешней торговли".
Фотиева сразу же обо всем информирует Сталина, который понимает, что Ленин руками Троцкого пытается разгромить Сталина на очередном пленуме. Уже 14 декабря Сталин и Каменев пытаются снять вопрос о монополии с повестки дня пленума на том основании, что пункт этот следует обсуждать на следующем пленуме, с участием Ленина, который к следующему пленуму конечно же выздоровеет.
15 декабря Ленин пишет Троцкому очередное письмо: "Считаю, что мы вполне сговорились. Прошу Вас заявить на пленуме о нашей солидарности. Надеюсь, пройдет наше решение".
Чуть позже он получает письмо Фрумкина, сообщающего Ленину об интригах Сталина и Каменева и просящего "переговорить по этому вопросу с Сталиным и Каменевым", так как "дальнейшая неопределенность положения срывает всякую работу".
Тогда Ленин диктует по телефону Фотиевой второе за 15 декабря письмо Троцкому:
"Пересылаю Вам полученное мною сегодня письмо Фрумкина. Я тоже думаю, что покончить с этим вопросом раз навсегда абсолютно необходимо. Если существует опасение, что меня этот вопрос волнует и может даже отразиться на состоянии моего здоровья, то думаю, что это совершенно неправильно, ибо меня в десять тысяч раз больше волнует оттяжка, делающая совершенно неустойчивой нашу политику по одному из коренных вопросов. Поэтому я обращаю Ваше внимание на прилагаемое письмо и очень прошу поддержать немедленное обсуждение этого вопроса. Я убежден, что если нам грозит опасность провала, то гораздо выгоднее провалиться перед партсъездом и сейчас же обратиться к фракции съезда, чем провалиться после съезда. Может быть, приемлем такой компромисс, что мы сейчас выносим решение о подтверждении монополии, а на партсъезде вопрос, все-таки, ставим и уславливаемся об этом сейчас же. Никакой другой компромисс, по моему мнению, принимать в наших интересах дела ни в коем случае не можем. Ленин"(46).
Можно с уверенностью сказать, что это был самый смелый и принципиальный поступок Ленина. Можно также утверждать, что согласие Троцкого защищать позицию Ленина в вопросе о монополии было проявлением мужества и лояльности по отношению к Ленину. Но очевидно и другое: 15 декабря 1922 года Сталин подписал смертный приговор не только Ленину, но и Троцкому. Троцкий не просто выступил в блоке с Лениным (Ленин и Троцкий против Зиновьева, Сталина, Каменева и Бухарина), но и одержал над Сталиным победу. А этого Сталин простить не мог.
Итак, 13–15 декабря Ленин не просто здоров, а работает самым активным образом: "разговаривал по телефону, принимал дома товарищей, готовился к выступлению на Х съезде Советов, написал несколько писем и записок о монополии внешней торговли, распределении обязанностей между заместителями председателя СНК и СТО, интересовался заготовкой хлеба урожая 1922 года, социальным обеспечением, переписью населения и другими вопросами", — пишет Наумов(47). Иными словами, Ленин был абсолютно работоспособен. Когда же он заболел?
Похоже, что 12 декабря Дзержинский приехал к Ленину не для отчета о грузинском деле, а для того, чтобы сообщить Ленину о принятом (видимо, Сталиным и Дзержинским) решении отстранить Ленина от власти. 12 декабря Дзержинскому это удается сделать, и он получает согласие Ленина свернуть дела, покинуть Кремль и фактически уйти в отставку. На свертывание дел Ленину дают три дня.
Утром 16 декабря Ленин успевает продиктовать еще одно письмо Крупской. Но в 11 часов приходят врачи В. В. Крамер и А. М. Кожевников и требуют от Ленина выезда в Горки (что, наверное, было согласовано с Дзержинским 12 декабря). Ленин категорически отказывается. Идя на компромисс, он просит передать Сталину, что согласен не выступать на съезде Советов, где, разумеется, в первую очередь будет обсуждаться национальная политика. Но Сталину подачки Ленина уже не нужны, и врачи, понятно, что по приказу Сталина, запрещают Ленину работать(48). "Вынужденный отказ от выступления сильно опечалил Владимира Ильича", — заключает Наумов. И из этой фразы следует, что приступы у Ленина случаются каждый раз, когда его отстраняют, снимают, изолируют, лишают, а не наоборот. Ведь больше всего на свете и всегда Ленин боялся потерять власть!
18 декабря собирается ранее отложенный Пленум ЦК, где Сталин выступает с проектом Союзного договора между советскими республиками. Ленин в этом пленуме не участвует (очевидно, что участвовать в нем Сталин бы ему не разрешил), а сам Сталин, уставший от бесконечных ленинских попыток вернуться к власти, требует себе формальных полномочий определять дальнейшую судьбу Ленина: специальным постановлением он возлагает на себя "отственность за соблюдение режима, установленного для Ленина врачами"(49). Этот новый, установленный Сталиным режим больше всего напоминает домашний арест: "На т. Сталина возложить персональную ответственность за изоляцию Владимира Ильича, как в отношении личных сношений с работниками, так и переписки"(50).
