Легкий на подъем Черчилль путешествовал часто, но для инвалида Рузвельта и для опасавшегося самолетов Сталина это было серьезным предприятием. Советский вождь доехал поездом до Баку и только оттуда совершил короткий перелет до Тегерана (это единственный случай, когда Сталин отважился на авиапутешествие).
Формат оказался действенным. По самому главному вопросу — о совместных военных операциях — стороны, хоть и не без труда, договорились. Был установлен тесный контакт между генштабами. Разрешился и вопрос о втором фронте. Черчилль уступил: высадку назначили в северной Франции. Готовность к компромиссу проявил и Сталин. Еще перед Тегеранской встречей он совершил акт, воспринятый на Западе как жест доброй воли. Зловещий Коминтерн, четверть века пугавший буржуазные правительства своей подрывной деятельностью, был упразднен. В последнем постановлении президиума организации объявлялось, что он «призывает всех сторонников Коммунистического Интернационала сосредоточить свои силы на всемирной поддержке и активном участии в освободительной войне народов и государств антигитлеровской коалиции для скорейшего разгрома смертельного врага трудящихся — немецкого фашизма». В СССР даже поменяли государственный гимн. Вместо прежнего, призывавшего к восстанию «весь мир голодных и рабов», теперь стали петь про то, что «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Русь», то есть интернационалистский курс окончательно сменился великодержавным русским.
Пошел Сталин навстречу американцам и в вопросе, который в 1943 году занимал Рузвельта больше всего: о симметричном открытии второго фронта против Японии. Правда, Советский Союз пообещал перекинуть войска на Дальний Восток лишь после поражения Германии.
Прямым следствием тегеранских договоренностей стал разгром основных сил Вермахта летом следующего года. Грандиозное наступление Красной Армии в Белоруссии, операция «Багратион», совпало с не менее грандиозной операцией «Оверлорд», обрушившей на Германию с запада удар трехмиллионной американско-британской армии. Не имея возможности перебрасывать с фланга на фланг резервы, немецкое командование потерпело поражение на обоих направлениях. Война вошла в завершающую стадию. Теперь победа была всего лишь вопросом времени.
И между союзниками сразу же начались раздоры, «сердечное согласие» затрещало по швам.
Отношения между союзниками осложняются
Доверия между Москвой, Лондоном и Вашингтоном, собственно, не было и раньше. Периодически возникали подозрения — не пытается ли партнер тайно договориться с немцами о сепаратном мире. И подозрения эти были небезосновательны.
В самые первые недели войны, подписывая с Англией декларацию о совместных действиях, где говорилось, что стороны «не будут ни вести переговоров, ни заключать перемирия или мирного договора, кроме как с обоюдного согласия», Сталин пытался установить контакт с Берлином через болгарского посла в Москве. Предлагал отдать Прибалтику, Украину, Бессарабию, Буковину, Карельский перешеек. Ответа не получил — Гитлер был уверен, что легко дойдет до Урала.
Еще одна попытка заключить «новый брестский мир» была предпринята в октябре. В 1942 и в 1943 году велись тайные переговоры в Стокгольме, причем теперь немцы были намного покладистей и выражали готовность ограничиться превращением Украины в «буферное государство».
Со стороны «Оси» сторонниками перемирия на Востоке были министр иностранных дел Риббентроп и министр пропаганды Геббельс. Последний предпочитал диктатуру, пускай коммунистическую, «гнилой западной демократии». Пытался предложить свои посреднические услуги и Муссолини. В апреле 1943 года попробовали помирить Берлин и Москву японцы, очень заинтересованные в выходе СССР из блока с Америкой и Англией. Они передали немецкие условия: граница 1939 года, но с украинской автономией.
Переговоры всякий раз срывались, но сведения о них доходили до союзников и заставляли их нервничать.
Те тоже были не без греха. Когда исход войны уже не вызывал сомнений, американцы имели секретные контакты с эмиссаром рейхсфюрера Гиммлера, договариваясь о частичной (только на западе) капитуляции, и — возможно — сепаратном мире. Во всяком случае такое впечатление сложилось в Москве, когда до нее дошли сведения об этих тайных встречах. Советская сторона потребовала подключить ее к переговорам, и они тут же прекратились.
В это время, зимой и весной 1945 года, обе стороны уже больше всего заботило послевоенное устройство мира, что в тогдашних реалиях означало раздел «сфер влияния». И здесь интересы были трудносовместимы. Всякий раз, когда лидеры коалиции начинали делить географическую карту, возникали конфликты. Было понятно, что новый мир станет биполярным и что эти полюсы окажутся в неминуемой конфронтации. Странам, которые попадут под контроль Москвы, рассчитывать на демократию и неприкосновенность частной собственности не придется.
В Тегеране произошел весьма характерный эпизод. Трое лидеров обсуждали, как поступить после победы с Германией, чтобы эта страна в будущем вновь, уже в третий раз, не стала причиной новой мировой войны.
Сталин предложил простое решение: взять и расстрелять пятьдесят или сто тысяч немецких офицеров. Опыт у него, как мы знаем, был — точно так же он «профилактически» уничтожил пленных польских офицеров.
Рузвельт подумал, что это шутка, и засмеялся: «Может, хватит сорока девяти тысяч?». Черчилль лучше знал, с кем имеет дело, и возмутился. Тогда Сталин заявил, что действительно пошутил.
Вот почему грядущая судьба каждой восточноевропейской страны становилась источником долгой торговли.
В октябре 1944 года, когда Черчилль снова прибыл в Москву, он набросал на листке бумаги свои предложения. Болгария станет советской на 75 %, Греция на 10 %, Венгрия на 50 %, Румыния на 90 %, Югославия — пополам.
Записка Черчилля
Сталин согласился, но на следующий день Молотов предложил внести поправки: Болгария и Венгрия будут в советской «зоне влияния» на 80 %, Румыния — целиком. Об этом договорились, но «польский вопрос» остался подвешенным — после недавнего подавления Варшавского восстания он был слишком болезненным. То же касалось другой важной страны — Чехословакии. Эмигрантские правительства обоих этих государств находились в Лондоне, и у Черчилля имелись перед ними этические обязательства. Не хотел обострять отношения по этому поводу и Сталин, но у него на Польшу и Чехословакию имелись свои планы.
