Ростовский летописец с горечью описал разразившуюся во Владимирской земле катастрофу. Правда, при описании битвы на р. Сити он не сообщил каких-либо подробностей, указывающих на то, что сам являлся очевидцем. Главный упор сделан на религиозную сторону – в подробностях пересказано содержание молитв, с которыми якобы сначала Юрий Всеволодович, а потом Василько Константинович обращались к Богу.[889] Поскольку оба князя трагически погибли, в летописце помещены их своеобразные некрологи. При этом панегирик Василько Константиновичу составлялся явно светским лицом и скорее всего женщиной, т. е. Марьей Михайловной, в нем прославлена внешняя красота князя и его доброе отношение к окружавшим его людям, боярам, слугам, воинам: «Бе же Василько лицем красен, очима светел и грозен, храбр паче меры на ловех, сердцем легок, до бояр ласков… излишне же слуги свои любляше, мужество же и ум в нем живяше, правда же и истина с ним ходяста; бе бо всему хытрь и гораздо умея, и поседе в доброденьствии на отни столе и дедни, и тако скончася».[890] Если бы характеристика Василько составлялась духовным лицом, то в ней бы отмечалась любовь князя к Богу, церковному чину, всевозможные его добродетели и т. д. В качестве примера можно рассмотреть некролог по Юрию Всеволодовичу, в котором нет никаких данных о его внешности и душевных качествах, проявлявшихся во взаимоотношениях с простыми людьми. Главными достоинствами князя были: твердое соблюдение Божьих заповедей, милостивость к духовному чину, строительство и украшение церквей.[891] Из этого описания фактически нельзя получить представление о живом человеке, в отличие от панегирика Василько, представившего его красивым, добрым, смелым человеком, заботящимся обо всех окружающих его людях, даже о простых слугах.
Поэтому опять же напрашивается вывод, что некролог Василько составляла его жена княгиня Марья Михайловна, некролог Юрию Всеволодовичу – духовное лицо, не ставившее целью показать князя реальным человеком, а лишь погибшим мучеником.
Следует отметить, что в летописях встречается довольно мало некрологов, в которых описывается внешность князей. К их числу можно отнести лишь составленные Гертрудой похвальные слова в честь мужа Изяслава Ярославича и сына Ярополка Изяславича. На основе этих текстов был составлен некролог Роману Ростиславичу, смоленскому князю, умершему в 1180 г.: «Сий же благоверный князь Роман бе возрастом высок, плечима велик, лицем красен и всею добродетелию украшен, смерен, кроток, незлобив, правдив, любовь имеяше ко всем и к братьи своей истеньную, нелицемерную, страха Божия наполнен, нищая милуя, манастыре набдя…» Подчеркнутые слова совпадают с некрологом Изяслава Ярославича. На участие в составлении данного текста вдовы князя указывает упоминание о том, что она беспрестанно плакала над гробом мужа, всячески превознося его достоинства и обвиняя смолян в том, что они много зла причиняли умершему.[892]
В целом хвалебных некрологах Всеволоду Ярославичу, Владимиру Мономаху, Изяславу Мстиславичу, Ростиславу Мстиславичу, Святославу Ростиславичу и даже Андрею Боголюбскому нет описания их внешности, и многие фразы в них однотипные.
Все это еще раз свидетельствует о том, что некоторые княгини принимали участие в составлении посмертных похвальных слов в честь мужей и при этом они непременно включали описание их внешности.
После трагической гибели мужа Мария Михайловна возглавила Ростовское княжество, поскольку сыновья ее были совсем малы: Борису было только 7 лет, Глебу – еще меньше (дата его рождения почему-то в летописях не зафиксирована, поэтому возникает предположение, что он был близнецом Бориса). Перед княгиней встала задача сохранить за сыновьями отцовы владения. По сложившемуся в то время порядку престолонаследия, заложенному еще Ярославом Мудрым, великое княжение наследовал старший сын, второе по значимости княжение – его наследник, т. е. либо следующий по возрасту брат, либо при его отсутствии старший сын самого великого князя. Во Владимиро-Суздальском княжестве главный престол был во Владимире, второй – в Ростове. Поэтому при Всеволоде Большое Гнездо его получил старший княжич Константин. После смерти отца именно он должен был стать великим князем, освободив ростовский престол для брата Юрия. Однако средний брат нарушил порядок престолонаследия и сам провозгласил себя великим князем. Это заставило Константина не только начать с ним борьбу, но и после победы постараться закрепить Ростовское княжество за своими сыновьями. Ведь после гибели Василька Константиновича оставшиеся в живых сыновья Всеволода Большое Гнездо могли попытаться отнять Ростовское княжество у малолетних племянников под предлогом восстановления прежнего порядка престолонаследия, – в этом случае Ростов должен был перейти к Святославу Всеволодовичу, следующему по возрасту брату Ярослава Всеволодовича, ставшего великим князем Владимирским после гибели Юрия.
Поэтому Марии Михайловне на страницах своей летописи необходимо было доказать, что Ростовское княжество – наследственное владение ее сыновей, как Черниговское – Ольговичей, Владимиро-Суздальское и Переяславское – Мономашичей. Первые доказательства можно обнаружить уже в годовой статье 1206 г., описывающей отъезд Константина Всеволодовича, деда сыновей Марии Михайловны, в Новгород. Всеволод Большое Гнездо якобы напутствовал его такими словами: «Сыну мой Константин! На тобе Бог положил преже старейшиньство во всей братьи твоей, а Новгород Великий – старейшиньство… княженью во всей Русьской земли».[893] В речи великого князя подчеркнуто не только то, что Константин – старший сын, наследник, но и то, что ему полагалось править в главном после столицы городе Новгороде. Ростов же таковым не являлся, его Константин получил от отца, когда вернулся из Новгорода: «Toe же зимы посла князь великый сына своего опять Святослава Новугороду на княженье, а Костянтина остави у себе и да ему Ростов и иных 5 городов да ему к Ростову».[894] В данном случае подчеркивалось, что Ростовское княжество было дано Константину по воле отца и стало его наследственным владением, а не потому, что оно являлось старейшим княжением во Владимиро-Суздальской земле и должно было переходить от одного наследника великокняжеского престола к другому. Таким княжением представлено Новгородское.
В Ростовском летописце отмечено, что постриги сыновей Константина были устроены именно в Ростове. Там князь вел активную строительную деятельность: помог людям восстановить свои дома после большого пожара, отреставрировал главный городской собор – Успенский, обустроил свой двор и возвел на нем храм в честь Бориса и Глеба. Второй свой двор он построил в Ярославле, на нем – храм в честь Успения Богоматери; еще один собор воздвиг в Спасском монастыре.[895] Кроме того, князь покровительствовал Ростовской епископии, сам выбирал иерарха и помогал совершать ему поездки в Киев на церковные соборы. Этим подчеркивалась полная самостоятельность ростовского правителя и независимость его самого и местного иерарха от Владимира.
Следует отметить, что окончательно завершено строительство и украшение ростовского Успенского собора было при сыне Константина Василько в 1230 г. По своей внешней и внутренней отделке он походил на великолепные владимиро-суздальские храмы. Кровля была покрыта оловом, единственная шлемовидная глава позолочена. Внутри собор был расписан яркими фресками, наполнен иконами и ценной утварью. Пол был покрыт красными майоликовыми плитками. Кроме того, внутри храма было большое собрание разнообразных рукописей, собранных не только местным духовенством, но и вложенных членами княжеской семьи и изготовленных по их заказу.
Следует отметить, что Успенский собор дошел до наших дней, но в сильно перестроенном виде. Сохранились и какие-то остатки княжеского дворца в виде двухэтажной каменной постройки внутри кремля. Остальных построек ХIII в. нет.
В Ярославле о строительной деятельности князя Константина и его сыновей известно только по археологическим находкам. Княжеский дворец с окружавшими его постройками располагался на стрелке – у места впадения р. Которосли в Волгу. Крепость была деревянной, в центре располагался двухэтажный деревянный дворец с просторными сенями. Единственной каменной постройкой был Успенский собор (1215 г.). Его стены были выложены из тонкого кирпича (плинфы) со вставками в виде белокаменных рельефов с масками и орнаментом. Одним из главных украшений внутреннего убранства был пол из цветных поливных керамических плиток. Второй каменный собор был заложен в 1216 г. в загородном Спасском монастыре. Он также был из плинфы с белокаменными резными вставками. Двухцветие придавало ему нарядный вид. По своим размерам он был больше княжеского и аналогичен трехабсидным крестокупольным храмам Владимиро-Суздальской земли.
