наконец, ворота «Рыбные», или «Рыболовецкие», или «Таможенные», через которые поднимались из порта.
За пределами крепостной стены морской фронт был укреплен несколькими фортами. Бордж Ульдж-Али, называемый так же фортом «24 часов», защищал пляж раб-аль-Уэда (1568–1569 годы). Со стороны суши подступы к городу защищали форт, носивший название форт Звезды, построенный выше касбы (1568 год), и форт Император (Султан-Каласси), воздвигнутый фасадом к югу (1545–1580 годы) на месте бывшего лагеря Карла V. На небольшом пространстве внутри стен теснились белые дома с террасами в несколько этажей, выступающие части которых достигали иногда противоположных домов и образовывали потолок из круглых бревен или гребенчатые своды. Только в конце XVI века раисы стали строить свои богатые жилища в нижнем городе. Эти новые строения нисколько не изменили внешнего облика города, который всецело. оставался магрибским, хотя большинство его жителей не были магрибцами, да и внутренний распорядок во многих богатых домах был отнюдь не магрибским. По словам Хаэдо, около 1580 года в городе существовало сто мечетей, молелен или завий, ни одна из которых не сохранилась. Это были «молитвенные залы с параллельными нефами, крытые черепичной двускатной кровлей» (Ж. Марсэ).
Население Алжира. Если использовать, подобно Леспесу, подсчет, произведенный Хаэдо, то можно предположить, что в 12 200 домах, существовавших во времена бейлербеев, проживало более 60 тысяч человек, не считая 25 тысяч пленников-христиан, многие из которых жили в предместьях. Приблизительно половину населения составляли ренегаты, которые вместе с 10 тысячами левантинцев представляли огромное большинство населения. Под названием «мавры» Хаэдо объединяет около 12,5 тысячи коренных алжирцев (баляди), 6 тысяч морисков, бежавших из Андалусии или Гранады (мудехары, андалусцы) или из Валенсии, Арагона и Каталонии (тагарины), 3,5 тысячи кабилов и неопределенное число (3 тысячи?) арабов; итого по меньшей мере 25 тысяч жителей. В гетто, должно быть, находилось около 5 тысяч евреев.
Метисы турок и туземных женщин (кулугли) принимали участие в государственных делах. Один из них, Хасан паша, сын Хайраддина, стал бейлербеем. Что касается мавров, то их держали в стороне и не обязывали к военной службе. Их цехи держали в своих руках местное производство. Иногда они становились земледельцами. Самые богатые из них вкладывали капиталы в галеры и участвовали в прибылях от пиратства. Кабилы, чернорабочие или поденщики, находились под довольно стеснительной опекой. Мзабитам принадлежала монополия на содержание общественных бань, боен и городских мельниц. Они занимались также караванной торговлей и продажей черных рабов. Бискри были водоносами, полицейскими и особенно носильщиками, а также вывозили нечистоты. Они жили в соломенных гурби в предместье Баб-Азун или спали под открытым небом. Сложное по составу население гетто включало небольшое число евреев африканского происхождения, похожих на туземных бедняков, и многочисленных эмигрантов, прибывших с Балеарских островов в конце XIII века (шеклиин), затем столетие спустя (кибусиин) и особенно после 1492 года из Испании. Кибусиин 1391 года, среди которых было много раввинов, представляли собой духовную и торговую аристократию. Они были «подлинными основателями алжирского иудейства». Хайраддин разрешил евреям обосновываться в Регентстве на постоянное жительство, хотя и ограничил число их заведений; при этом если они и приобрели в скором времени влияние на деловую жизнь, особенно по части реализации не потребляемой на месте добычи, то все же постоянно подвергались оскорблениям со стороны других жителей, были обязаны носить особую одежду и облагались подушной податью.
Европейцы были представлены несколькими торговцами и большим числом пленников. Алжир не придавал торговле большого значения; зато средиземноморские, особенно марсельские, купцы (еще до 1550 года) создавали там свои фактории. Король Франции, считавший своим долгом контролировать деятельность подданных, использовал свое влияние при бейлербеях, чтобы учредить в 1564 году в Алжире пост консула; потребовался, однако, весь авторитет Порты, чтобы покончить с оппозицией алжирцев, которая была побеждена лишь в 1580 году. Пять лет спустя англичане также послали в Алжир своего представителя, но без прерогатив консула. В Алжире было, кроме того, множество пленных. Во времена Хаэдо их было около 25 тысяч, и раисы выбрасывали их сотнями на рынок Бадестана.
Разнообразие языков было почти столь же велико, как и разнообразие рас. Турецкий язык был языком официальным, языком военной и морской аристократии, так как все ренегаты в конце концов начинали говорить по-турецки. Видное место сохранял арабский диалект: на нем говорили не только старые горожане (баляди) и иммигранты из Испании, но он был единственным языком, который был понятен окрестным племенам. Хаэдо ничего не говорит о берберском языке, но поскольку он отмечает наличие в Алжире большого числа кабилов, которые жили со своими семьями, мы вправе утверждать, что по меньшей мере в определенных кварталах и во многих домах говорили на кабильском и мзабитском диалектах. Наконец, рабы, многие европейские купцы, а также некоторое число ренегатов нового завоза пользовались lingua franca — языком, применявшимся при деловых отношениях, который состоял из смешения арабского, испанского, турецкого, итальянского и провансальского. После битвы «Трех королей» в него вошли кое-какие португальские слова, так как в то время в Алжире внезапно появилось много португальских рабов, проданных аль-Мансуром.
Во времена бейлербеев жизнь в Алжире была, видимо, довольно легкой, так как продовольствия имелось много и оно было дешево. Иногда, однако, голод и чума производили страшные опустошения. Хаэдо уверяет, что за один месяц (с 17 января по 17 февраля 1580 года) на улицах города умерли от голода 5656 мавров или арабов и что сильная эпидемия унесла за два года (1572–1574 годы) треть населения. Чтобы восполнить такие потери, нужен был мощный и непрерывный поток иммиграции.
Правление бейлербеев. Бейлербеи, назначаемые султаном, управляли Регентством прямо или через посредство своего заместителя (халифа). Они не были связаны мнением дивана, осуществляли права сюзерена в отношении пашей Туниса и Триполи и действовали как настоящие «короли Алжира», как их называет Хаэдо. Их верность Порте была неизменной, и они выполняли, иногда и без особой охоты, приказы Великого Сеньора Именно распоряжение из Константинополя заставило их несмотря на враждебное отношение алжирцев, предоставить в 1560 году корсиканцу из Марселя Тома Лешу монополию на добычу коралла между мысом Роса и городом Бужи, которая положила начало Африканским концессиям, а также право основать неукрепленную факторию Бастион де Франс (в 10 км к западу от Ла-Каля).
В Алжире бейлербеи жили в «Малом саду» (Дженина), занимавшем центр обширного ансамбля построек (Дар ас-Султан). «Он состоял из двух дворов: второй, меньший по сравнению с первым, был украшен квадратным бассейном и большим фонтаном. Один из углов занимала широкая деревянная лестница; она вела на длинную галерею, выложенную фаянсом и окаймленную мраморными колоннами. Посередине над восьмиугольным
