Ознакомительная версия.
В этот день генерал Чуйков записал в свой дневник:
«В полдень берлинский гарнизон, а также войска СС, охранявшие имперскую канцелярию и остатки гитлеровского правительства, капитулировали.
Мы вышли на улицу. Вокруг тишина, от которой мы так отвыкли. С непривычки она кажется звенящей. И вдруг мы услышали, как где-то недалеко чеканит шаг строй. Даже не верится, что это наши гвардейцы могут маршировать так торжественно. Из парка Тиргартен вышла рота 79-й гвардейской стрелковой дивизии. Роту ведет гвардии капитан Н.И. Кручинин. Он только что закончил очистку восточного бункера от фашистов, пытавшихся еще сопротивляться. Там был сделан последний выстрел в полосе 8-й гвардейской армии. Последний выстрел – и гвардейцы вышли из боя на центральную улицу Берлина строевым шагом. Какая выправка, сколько радости на лицах воинов-победителей!
Нет, я, кажется, еще никогда не видел такого строя. Шаг в шаг, нога в ногу, плечо к плечу. Богатыри земли русской идут по Берлину! И вдруг песня – песня широкая, певучая, наша русская. Она плывет по еще дымящимся улицам города, где когда-то созревали планы главарей Третьего рейха о мировом господстве.
Я смотрю на лица бойцов, усталые и радостные. Вот оно, настоящее счастье солдата!»
Поэт и драматург Константин Симонов, фронтовой корреспондент во время Второй мировой войны, будничным тоном описывает свои впечатления от посещения захваченного Берлина:
«Заходим в один из берлинских наземных бетонных бункеров. Громадное бетонное здание, похожее на элеватор. <…> Внутри бункера, как говорят, размещались штаб противовоздушной обороны и, кроме него, штаб какой-то эсэсовской части.
Входим в железную дверь. Навстречу ведут пленных. Конвоирующий их младший лейтенант говорит, что на четвертом этаже нашли застрелившегося немецкого генерала. Застрелился только что. Когда обыскивали помещение, натолкнулись на запертую дверь и стали взламывать ее. Пока взламывали, он застрелился.
Идем на четвертый этаж. Электростанция не то взорвана, не то выключена. Идем с карманными фонариками по коридору, вдоль которого направо и налево маленькие комнаты… Входим в ту, где застрелился генерал. Дверь утапливается в стену, как в вагоне. Кто знает, почему ее ломали, а не рванули, как обычно в таких случаях, гранатами? Наверное, старались взять тех, кто там, за ней, непременно живыми. <…>
Стол, упирающийся одним концом в стену, другим в койку, перед столом стул. На стуле китель с эсэсовскими знаками различия. На койке лицом к двери лежит с открытыми глазами мертвый генерал, рослый, сорокапятилетний человек, коротко стриженный, с красивым спокойным лицом. Его правая рука с зажатым в ней парабеллумом лежит вдоль тела. Его левая рука обнимает за плечи молодую женщину, втиснувшуюся между ним и стеной. Женщина лежит с закрытыми глазами. Она молодая, красивая, не то в белой блузке, не то в рубашке с короткими рукавами и в форменной юбке. <…> Вдруг понимаю, что раз генерал в кителе, то, значит, тот, другой, повешенный на стуле эсэсовский китель принадлежал этой мертвой женщине. И здесь ощущение полной загнанности, тупика, которое я ощущал все это время в Берлине.<…>
Рейхстаг. К нему уже целое паломничество. Идут и идут люди. А на той стороне реки, в ста пятидесяти метрах, еще отстреливаются из пулеметов какие-то немцы, и методично каждую минуту бьет и бьет по дому прямой наводкой наша самоходка. <…>
Аллея Победы. Мертвые тела, искореженные зенитки. Много, как нигде, разбитой, раздавленной зенитной артиллерии. Перевернутые немецкие грузовики, подбитые и сгоревшие танки – немецкие и наши. <…>
А потом – зрелище имперской канцелярии. Ищут труп Геббельса. Его уже один раз нашли, но потом кто-то усомнился, он ли это, и теперь снова ищут. Ищут и труп Гитлера. Громадное здание с архитектурными пропорциями, рассчитанными на подавление психики. <…>
Кабинет Гитлера поврежден бомбой и завален обломками…
Прохожу по комнатам. Несколько дальних завалено орденами и медалями. Ящики, коробочки, синие пакетики и просто по щиколотку на полу россыпь всего, чего угодно – от железных крестов до медалей за тушение пожаров. Всего этого такое количество, что на секунду кажется, что это не имперская канцелярия, а склад какой-то огромной фабрики орденов.
Вылезаю через пролом в стене во двор. На дворе трупы последних защищавшихся тут эсэсовцев. Санитары, теснясь, вытаскивают откуда-то из-под земли лежавших там раненых. На изуродованном воронками внутреннем дворике среди посеченных осколками деревьев, обломков, обрывков чего-то – маленькая бетонная башенка и спуск в подземелье Гитлера.
Я смотрел на все это и думал о том, что, может быть, когда-нибудь задним числом всему этому в истории постараются придать величественный вид. Но сейчас все это производило впечатление чего-то уже не сражавшегося, а цеплявшегося за жизнь, чего-то сумбурного, до самого своего конца так и не понявшего, что с ним произошло.
Третье мая. Пыльный солнечный день. Несколько наших армий, бравших Берлин, двигаются сквозь него в разных направлениях, поднимая страшную пыль. Идут танки, самоходки, «катюши», тысячи и тысячи грузовиков, орудия, тяжелые и легкие; прыгают на обломках противотанковые пушки, идет пехота, тащатся бесконечные обозы. И все это идет и лезет в город со всех концов. Растерянные жители на разгромленных улицах, на перекрестках, из окон домов подавленно смотрят на все это движущееся, гремящее, невероятно людное и совершенно бесконечное. Даже у меня самого ощущение, что в Берлин входят не просто дивизии и корпуса, а что через него сейчас проходит во всех направлениях целая Россия. А навстречу ей, загромождая все дороги, ползут и ползут колонны пленных. <…> На огромном, чудовищно безвкусном памятнике Вильгельму Первому фотографируются на память группы солдат и офицеров. По пять, по десять, по сто человек сразу, с оружием и без оружия, то мрачные и усталые, то улыбающиеся и хохочущие. <…>
Ночь. Едем. Пересекаем весь Берлин из конца в конец на «виллисе» вдвоем с шофером. Совершенно темно. Кажется, что в городе ни души. Не натыкаемся даже на регулировщиков. Запутываемся в незнакомых улицах, в диком нагромождении развалин, из которых то здесь, то там выхватывает фарами светлые куски наш потерявший дорогу «виллис». Два часа сплошных развалин. И ни звука. Вот когда я до конца почувствовал, как невероятно разрушен Берлин!»
2 мая, в день капитуляции берлинского гарнизона, вышел приказ Верховного главнокомандующего И.В. Сталина по войскам Красной армии и Военно-морскому флоту: «Войска 1-го Белорусского фронта под командованием маршала Советского Союза Жукова, при содействии войск 1-го Украинского фронта под командованием маршала Советского Союза Конева, после упорных уличных боев завершили разгром берлинской группы немецких войск и сегодня, 2 мая, полностью овладели столицей Германии городом Берлин – центром немецкого империализма и очагом немецкой агрессии.
Берлинский гарнизон, оборонявший город, во главе с начальником обороны Берлина генералом от артиллерии Вейдлингом и его штабом, сегодня в 15 часов [по московскому времени] прекратил сопротивление, сложил оружие и сдался в плен.
2 мая к 21 часу нашими войсками взято в плен в городе Берлине более 70 тысяч немецких солдат и офицеров. (Всего к исходу 2 мая в плен сдалось более 134 тыс. немецких солдат и офицеров. – Ред.) <…>
В ознаменование одержанной победы соединения и части, наиболее отличившиеся в боях за овладение Берлином, представить к присвоению наименования «Берлинских» и награждению орденами.
Сегодня, 2 мая, в 23 часа 30 минут в честь исторического события – взятия Берлина советскими войсками столица нашей Родины Москва салютует доблестным войскам 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами из 324 орудий.
За отличные боевые действия объявляю благодарность войскам 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов, участвовавшим в боях за овладение Берлином.
Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!
Смерть немецким захватчикам!
Верховный главнокомандующий Маршал Советского Союза И. Сталин».
В этот же день на вокзал Берлин-Фридрихсфельде, находящийся по адресу Принценаллее, 80, прибывает «группа Ульбрихта», состоящая из десяти человек. Вальтер Ульбрихт, Рихард Гиптнер, Отто Винцер, Густав Гундлах, Фриц Эрпенбек, Карл Марон, Вольфганг Леонгард и другие по поручению русских принимаются за воссоздание районной администрации в Берлине. Потери, которые обе стороны понесли в битве за Берлин, велики. За период с 21 апреля по 2 мая по Берлину было произведено 1 миллион 800 тысяч выстрелов. Русские обрушили на город 36 тысяч тонн металла. Только почти два десятилетия спустя были опубликованы цифры потерь Красной армии:
«Боевые действия в Берлинской операции отличались большим напряжением сил и упорством с обеих сторон. Перед лицом своей неизбежной гибели гитлеровская клика требовала от германских войск оказывать сопротивление до последнего патрона и до последнего человека. Обманутые многолетней фашистской пропагандой и воспитанные в слепом повиновении немецкие солдаты и офицеры отважно сражались и умирали на развалинах Берлина и нанесли советским войскам… чувствительные потери. В ходе Берлинской операции (16 апреля – 8 мая) войска 1-го и 2-го Белорусских фронтов и 1-го Украинского фронта потеряли убитыми, ранеными и пропавшими без вести 304 887 человек. Наибольших жертв потребовал прорыв немецкой обороны на Одере и Нейсе, а также уличные бои в Берлине. О большом напряжении сил в этих боях свидетельствуют также потери боевой техники. Войска этих трех фронтов потеряли 2156 танков и самоходных орудий, 1220 артиллерийских орудий и минометов и 527 самолетов.
Ознакомительная версия.
