кредит под мизерные проценты, КВЖД, возврат портов, полученных после победы над Японией.
«Великая дружба». Плакат 1950 г.
Но в «Договоре о дружбе, союзе и взаимной помощи» содержался пункт, чреватый серьезными последствиями. Статья 1, посвященная японской военной угрозе, обязывала стороны оказывать друг другу «военную и иную помощь всеми имеющимися в ее распоряжении средствами», при этом было понятно, что демилитаризованная и оккупированная американцами Япония никакой опасности не представляет, в отличие от «союзных с ней государств», тоже упомянутых в статье.
Столкновение — уже не «холодное», а «горячее» — произошло в Корее.
Эта бывшая японская колония после 1945 года, подобно Германии, была разделена на две зоны оккупации: северную советскую и южную американскую. Коммунистический лидер Ким Ир Сен, в прошлом капитан Красной Армии, назначенный главой северокорейского правительства по распоряжению из Москвы, вынашивал планы объединения страны путем военного вторжения, за которым, по его убеждению, последует восстание южнокорейских трудящихся. Он просил поддержки у Сталина. Тот долго отказывал, понимая, что эта авантюра вызовет международный кризис, но в конце концов оставил вопрос «на усмотрение китайских товарищей», тем самым подчеркивая, какое большое значение придает отношениям с КНР.
Согласие «китайских товарищей» Ким Ир Сен получил и в июне 1950 года перешел границу. Без особенного труда его армия захватила почти весь полуостров кроме юго-восточного сектора. Здесь наступление застопорилось, поскольку США, заручившись мандатом ООН, вмешались в военные действия и перекинули из Японии свои войска. К американцам под флагом ООН присоединились контингенты 15 стран.
Никакого восстания трудящихся не произошло, и союзная армия погнала северокорейские дивизии в обратном направлении. Теперь уже антикоммунистические войска заняли почти весь полуостров, в том числе и северную столицу Пхеньян.
Оказавшись перед угрозой потерять «младшего брата», китайское руководство приняло решение ввести в зону конфликта свои вооруженные силы (считалось, что это исключительно добровольцы). После этого, согласно договору о взаимопомощи с КНР, Советскому Союзу пришлось тоже принять участие в войне, которая началась вопреки желанию Москвы и велась, собственно говоря, в интересах Пекина. В общей сложности СССР отправил в Корею 30 тысяч военнослужащих — главным образом части ПВО и авиацию. Кроме того, Советский Союз снабжал Ким Ир Сена оружием и боевой техникой.
Линия фронта опять двинулась к югу. В начале 1951 года китайская армия взяла Сеул. Американцы прислали подкрепления, заставили китайцев отступить. С каждой стороны воевало примерно по миллиону человек, шли жестокие бои, но война перешла в позиционную стадию. Конца ей было не видно. Ситуация стала патовой и оставалась таковой пока жил Сталин, никак не желавший признавать поражение.
Смерть правителя советской сверхдержавы развяжет не только этот узел, но и многие другие, однако вместо них завяжутся новые. Соперничество двух сверхдержав останется, «холодная война» будет длиться десятилетиями, угрожая цивилизации ядерным апокалипсисом.
И всё же 5 марта 1953 года закончилась целая эпоха — не только для Советского Союза, но и для всего мира. Это очень хорошо сознавали современники. В спешно написанной и изданной в апреле 1953 года брошюре британского историка Исаака Дойчера (автора знаменитой фразы о том, что Сталин принял Россию с сохой, а оставил с атомными реакторами) говорилось: «Когда Сталин умер, весь мир вольно или невольно отдал дань покойному и легенде, витавшей над его гробом. В глазах последователей он был величественней, чем Моисей для библейских евреев, ибо вывел свой народ в Землю Обетованную. Большинство врагов, считавших его исчадием ада, тоже почтили Сталина, признав его смерть монументальным историческим событием, которое повлечет за собой бесчисленные последствия. О многих ли государственных деятелях говорят такое с уверенностью в день их кончины?».
Об истинно выдающихся — никогда, потому что они не оставляют после себя «бесчисленных последствий».
После февральской революции у России было два пути: либо перестать быть империей и разделиться на несколько государств, каждое из которых потом двинется своей дорогой — либо снова стать империей, но более крепкой, чем романовская. Сначала казалось, что произойдет первое. Этот процесс, собственно, уже и начался: «единая-неделимая» перестала быть единой и начала делиться. Однако большевистская партия с ее ставкой на диктатуру и монолитность остановила центробежные процессы, сохранив основную территорию бывшей державы, а затем к власти пришел лидер, который последовательно и не считаясь с жертвами реставрировал все опоры изначальной «ордынской» структуры в беспрецедентной жесткости.
Земного рая, который сулил пролетариату марксизм, не получилось, да и не могло получиться, ибо «ордынская» модель существует не для того, чтобы подданные благоденствовали, а для того, чтобы укреплялось и росло государство. В середине XX века страна жила так же бедно и трудно, как в начале столетия, а по многим параметрам значительно хуже: несвободнее и страшнее.
Провалился и ленинский проект самоопределения равноправных наций. Была воссоздана имперская система с коренным этносом-гегемоном, всемогущей метрополией и бесправными инородческими колониями. Страна опять стала «тюрьмой народов». Это не решило национальную проблему полиэтнического государства, а отложило неминуемый кризис до времен, когда «ордынские опоры» опять расшатаются.
Но в сталинскую эпоху сверхцентрализованное, гипермобилизационное государство продемонстрировало и свои сильные стороны. Оно сумело в короткие сроки подготовиться к тяжелейшей войне и одержать в ней победу; провело индустриализацию и технологическую революцию, которые сделали отсталую в прошлом страну второй экономикой мира после США. Конечно, разрыв между экономикой № 1 и экономикой № 2 был очень велик (советская отставала от американской примерно в пять раз), но в военном отношении образовался паритет и Советский Союз даже стал вырываться вперед — продвинулся дальше в разработке нового разрушительного оружия, водородной бомбы. Эта особенность конкуренции двух сверхдержав — экономическая несоразмерность при военном равенстве — определит характер соперничества, которое примет вид гонки вооружений.
К середине пятидесятых годов мир представлял собой геополитическую конструкцию с двумя центрами притяжения. Экономически и технологически Америка была сильнее, поэтому Советскому Союзу отводилась роль «второй сверхдержавы». «Второй» сталинская держава была и в историческом смысле. Один раз Россия уже оказывалась в схожей ситуации. После победы над Наполеоном и взятия Парижа российская империя соперничала с тогдашним лидером, британской империей, за мировое первенство и тоже достигла гегемонии в Европе. Том моей «Истории», описывающий эпоху Александра Благословенного и Николая Незабвенного, так и назывался: «Первая сверхдержава» — «первая», потому что в XX веке появится «вторая».
Теперь история повторялась с другим оппонентом. Каждая из сторон стремилась расширить число своих сторонников, и в этом отношении Советский Союз пока действовал успешнее. Он превратил в зону своего влияния половину Европы — никогда власть российской империи не распространялась так
