Кроме того Эгге заявляет:
На допросах Николаев практически никогда не упоминался как участник «Ленинградского центра», однако по настоянию Сталина был включен в его состав (Эгге 128).
Эгге не представляет абсолютно никаких доказательств в подтверждение этого заявления — которое, между прочим, не делали ни Лено, ни Кирилина. Как мы видели в предыдущей главе, Звез-дов указал конкретно на Николаева как на члена состава группы зиновьевцев, и Лено воспроизводит его заявление по этому поводу (Л 310–311). В отношении Ленинградского центра Эгге опять занимается фальсификациями. Он пишет:
Обвинительное заключение основывалось исключительно на показаниях тех подсудимых, которые утверждали, что такой центр существует, и называли имена его предполагаемых членов. Никто больше никогда не упоминал, что этот центр вообще ведет какую-либо деятельность (Эгге 128).
Это неправда. Ранее в этой книге мы приводили цитату из свидетельских показаний Николаева, что Котолынов лично помогал обучать его и что несколько других обвиняемых помогали ему следить за передвижениями Кирова. Несколько подсудимых назвали Румянцева руководителем центра, который кроме того поддерживал связь с Московским центром.
Эгге цитирует показания Макарова за 1961 г. о том, что следователи применяли «провокационные методы». — Что это? «Моральное и физическое давление», чтобы вынудить их подписать протоколы. Лено демонстрировал, что Хрущев пытался ложно обвинить Сталина и фальсифицировал материалы, а мы продемонстрировали в другом месте этой книги, что Макаров серьезно ошибался по поводу другой подробности в его показаниях. Его показания не являются надежным первоисточником.
Эгге снова лжет по поводу «дневника» Николаева. Он заявляет:
Как уже сказано в гл. 4, эти записи свидетельствуют о том, что мотивы убийства носили чисто личный характер. Однако следователи придали этим записям другое значение: Николаев якобы вел свой дневник для того, чтобы ввести следствие в заблуждение. По их мнению, дневник является изощренной уловкой, направленной на то, чтобы отвести подозрения от зиновьевцев, планировавших в политических целях теракты (Эгге гл. 8).
Однако Эгге скрывает от своих читателей то, что сам Николаев признал это, как показывает уже приводившийся нами отрывок из «Обвинительного заключения»:
Здесь же следует отметить, что в целях сокрытия следов преступления и своих соучастников, а также в целях маскировки подлинных мотивов убийства т. Кирова обвиняемый Николаев Л. заготовил ряд документов (дневник, заявления в адреса различных учреждений и т. п.), в которых старался изобразить свое преступление как акт личного отчаяния и неудовлетворенности, в силу якобы тяжелого своего материального положения, и как протест против «несправедливого отношения к живому человеку со стороны отдельных государственных лиц» (т. 1, л. 6).
Обвиняемый Николаев Л. сам признал лживость и вымышленность подобного рода версии, объяснив, что эту версию он создал по предварительному соглашению с членами террористической группы, решившей изобразить убийство т. К и р о в а как индивидуальный акт и тем самым скрыть подлинные мотивы этого преступления.
В показаниях от 13 декабря с. г. Н и к о л а е в Л. так прямо и говорит:
«…Я должен был изобразить убийство Кирова как единоличный акт, чтобы скрыть участие в нем зиновьевской группы» (т. 1, л. 266).
Это обстоятельство находит свое подтверждение также и в том, что, как это исчерпывающим образом установлено в процессе расследования, обвиняемый
Николаев Л. решительно и систематически отклонял всякие предложения об его устройстве на работу, ссылаясь то на слабое состояние своего здоровья и необходимость лечиться, то на какие-либо иные обстоятельства, препятствующие якобы его поступлению на службу[140].
Эгге просто-напросто объявляет показания Николаева «очевидно абсурдными» (Эгге 129). Это просто уловка со стороны Эгге, попытка скрыть тот факт, что все факты подтверждают гипотезу, что Николаев действовал от имени подпольного зиновьев-ского заговорщического центра, и что у него нет вообще никаких доказательств, которые опровергли бы эту гипотезу.
Подобно Лено, Эгге цитирует статью Люшкова в «Кайдзо» за апрель 1939 г., но он не определяет ее контекст — работа Люшкова заключалась в написании пропаганды для японской армии — и не указывает, что Люшков рассказал своим японским хозяевам противоположное тому, что он заявлял в этой статье (Эгге гл. 8). Бесчестность Эгге безгранична! Он заявляет:
Не остается ни тени сомнения в невиновности других обвиняемых по делу об убийстве Кирова и в том, что вся история «ленинградского центра» была придумана с целью нанести удар по оппозиции.
Еще один блеф или «байка»! Эгге понимает, что у него нет абсолютно никаких доказательств в подтверждение своего мнения, что Николаев был «убийцей-одиночкой». Поэтому он ограничивается тем, что уверяет нас, что нет «ни тени сомнения». Это бесчестность высшего порядка.
Эгге пытается оправдать показания, ссылаясь на «промывание мозгов», «верность партии» и «стокгольмский синдром». Но есть ли у него вообще хоть какие-то доказательства чего-нибудь из вышеперечисленного? Конечно, нет. Кроме того Эгге заявляет:
В первом случае следователям удалось найти только пару обвиняемых, которые поддержали ложь Николаева.
Как мы видели, Кирилина говорит, что четверо из подсудимых признались. Но главным пунктом здесь является выражение «ложь Николаева». Эгге допускает, что Николаев лжет! У него нет доказательств в подтверждение этого утверждения. Если он собирается просто «допускать» то, что нужно доказывать — ошибка «подмены посылки желаемым для себя выводом» — тогда текст его книги становится не научным трудом, а лишь дымовой завесой для сокрытия того, что Эгге хочет протолкнуть хитростью свои предвзятые идеи под личиной «научного исследования». Эгге заявляет:
Именно Сталин приказал следствию сконцентрировать внимание на Зиновьев-цах (Эгге 131).
Никто этого не отрицает. Вопрос вот в чем: что это значит? Мы подробно рассмотрели этот вопрос в нашем анализе книги Лено. Там мы демонстрируем, что Сталин сделал это, лишь когда уже было множество показаний о зиновьевцах от Николаева и других обвиняемых.
Касательно суда в январе 1935 г. над другими зиновьевцами Эгге заявляет:
Как уже говорилось в гл. 5, пресса объявила об аресте этих известных зиновьевцев, но к суду они еще не были привлечены из-за недостатка доказательств (Эгге гл. 8).
Очевидно, если бы Сталин захотел ложно обвинить этих людей, он мог бы сделать это. Следовательно, он не хотел этого. Если бы Сталин захотел фальсифицировать допросы этих подсудимых, это можно было бы сделать. Однако этого не сделали. Вместо этого общественности сообщили, что было «недостаточно доказательств». Советское правительство — «Сталин» — было более заинтересовано в доказательствах, чем Эгге — сегодня! Эгге заявляет:
В тот же день, 16 января, 77 человек из 137 были приговорены Особым совещанием к лагерным срокам или ссылке от 4 до 5 лет. Они были обвинены в принадлежности к «контрреволюционной зиновьевской группе» в Ленинграде, руководимой Сафаровым, Залуцким и другими. В число осужденных входила мать Николаева, его сестры и несколько других родственников, один из соседей Николаева, а также жена Юскина Анна.
У нас нет причин полагать, что тут с родственниками Николаева обошлись несправедливо. Нам известно, что Николаев потянул за собой своих сестер, а также брата (которые тоже признались) и своего шурина. Мы также знаем, благодаря Эгге, что Анна Юскина на допросе признала, что оказывала влияние на Николаева в его антисоветских взглядах и критике партийного руко-водства. И это только то, что она признала! Эгге цитирует эту информацию в примечании 108 к этой главе. Конечно, у нас тоже нет всех следственных материалов.
Эгге называет ленинградский и московский центры «мифическими»:
Вместе с тем процессы по делу мифических членов «Ленинградского и Московского центров»… (Эгге 133).
Несмотря на это у нас есть много показаний о них.
Эгге продолжает:
Однако скоро начались и казни некоторых арестованных. Так, жена Николаева Мильда Драуле, ее сестра Ольга и муж Ольги Роман Кулишер были приговорены к смертной казни Военной Коллегией Верховного Суда СССР, т. е. тем же органом, который вынес приговоры Николаеву и его сообщникам.
и
Сводный брат Николаева Петр также был расстрелян. Старшая сестра Николаева, Екатерина Рогачева, 16 января была приговорена к 5 годам лагерей, тремя годами позже «тройка» приговорила ее к расстрелу. Подобные «тройки» обычно состояли из двух сотрудников НКВД и судьи; после 10–15 минут совещания они оглашали приговор по делу или же по группе дел.
