По существу такая оценка была необходима для преодоления скептического и даже враждебно-отрицательного отношения к ракетному вооружению со стороны многих военачальников, прошедших и победоносно закончивших войну на традиционных видах вооружения.
В этой связи вспоминается высказывание одного из боевых генералов, который был приглашен на полигон для знакомства с ракетной техникой. После скромного банкета, организованного в спецпоезде по случаю окончания испытаний первой серии, слегка подвыпив традиционного у нас «голубого Дуная», т.е. подкрашенного марганцовкой ракетного топлива, он доверительно, чтобы не услышали сидевшие невдалеке маршалы, обращаясь ко мне, Пилюгину и Кузнецову, сказал: «Что вы делаете? Заливаете в ракету более четырех тонн спирта. Да если дать моей дивизии этот спирт, она любой город возьмет с хода. А ракета ваша в этот город даже не попадет! Кому же это нужно?».
Мы, конечно, начали оправдываться и доказывать, что первые самолеты тоже были несовершенны. Но он оказался не таким простаком и сразил нас простым доводом: «Немцы изготовили и выпустили тысячи ракет. А кто это почувствовал? Я в Берлине встречался и с англичанами, и с американцами. Они прямо говорили, что им от ракет особого урона не было. Так, только на моральное состояние давили. А войска вообще понятия не имели, что у немцев есть такое секретное оружие. А вот если бы немцы вместо тысячи „Фау“ бросили на фронт тысячу танков или самолетов! Вот это мы бы еще как почувствовали!».
Я не помню фамилию этого генерала. Его китель был увешан внушительным обилием сверкающих наград. Услышавший наш разговор Ветошкин, хитро улыбаясь, поднял локальный тост, обращаясь больше к этому генералу, чем к остальному обществу: «Не смотри, что на груди, а смотри, что впереди!»
Надо отдать должное чувству перспективы и смелости высших военных руководителей – Воронова, Неделина, Яковлева и самого Жукова, который в то время был заместителем министра обороны. Несмотря на все свои заслуги и высочайший авторитет, они рисковали больше нас. В конце концов мы юридически чисты: есть постановление, подписанное Сталиным, каждый из нас обязан его выполнять. А по отношению к любому маршалу тот же Берия мог при очередной встрече со Сталиным сказать, что такой-то поддерживает требующие огромных средств работы по ракетам, неэффективность которых была доказана и очевидна еще в конце войны. И карьере, а может быть, и свободе маршала на этом бы пришел конец. Ведь был же в 1952 году арестован по гораздо более легкому обвинению честнейший маршал Яковлев!
Рисковали, делая ставку на нашу одержимость, конечно, и министр Устинов, Ветошкин, другие министры, руководители Госплана и Комитета № 2. К концу 1948 года работы развернулись так широко, что сомнения и отступления были бы для всех гораздо опаснее интенсивного продолжения, имея в виду прежде всего «значительное повышение недежности, безотказности действия и улучшение эксплуатационных свойств всех агрегатов и систем, входящих в ракету Р-1».
Это цитата из решения Госкомиссии. В 1949 году предстояло устранить обнаруженные на первой серии недостатки и не позднее сентября снова выехать на полигон, теперь уже для «совместных заводских испытаний» второй серии Р-1. Королев перед нашим отъездом с полигона внушил всем главным и склонил Ветошкина к тому, что вторая серия должна содержать не менее двух десятков ракет. Никто не возражал против такого предложения.
В работах по второй серии мы все были в значительной мере раскрепощены от обязательств точного воспроизведения немецкой техники. Поэтому много сил отдавалось экспериментальным работам, новым баллистическим расчетам, составлению новых таблиц стрельбы, ревизии всех факторов, определяющих точность, и, наконец, созданию новых средств контроля и измерений.
1949 год был заполнен и подготовкой к производству новой, отрывающейся от немецкой А-4, ракеты Р-2 на дальность 600 км. Полным ходом уже шло изготовление экспериментальной ракеты Р-2Э, которая должна была подтвердить правильность основных конструктивных решений, принятых для Р-2. Но кто поддержит перспективу, если мы не реабилитируем себя на новых сериях Р-1?
На одном из неофициальных сборов технического руководства уже по возвращении с полигона Королев ясно высказался в том смысле, что основные работы по безотказности пусков «с первой попытки» должны быть выполнены в НИИ-885 и ОКБ-456. Что касается НИИ-88, то главная задача – наведение порядка и культуры на заводе, повышение надежности рулевых машин (это в мой адрес) и установление контроля за тем, что будет делаться у Пилюгина и Глушко.
Гонор по возвращении очень активно взялся за реконструкцию завода, внедрение новых технологических процессов.
По традиции на заводе легко справлялись с механической обработкой. Новые технологии, требующие цветного литья, большого объема медницких, клепальных и сварочных работ, осваивались с большой неохотой.
К концу 1948 года Гонор укрепил руководство основных цехов и, договорившись с Лавочкиным, направил к нему на опытный завод для обучения авиационной технологии более пятидесяти технологов и мастеров завода. Их основной задачей было изучение процессов гибки, штамповки и сварки алюминиевых сплавов. Был создан самостоятельный арматурный цех с замкнутым циклом производства и испытаний. Впоследствии на базе этого цеха появилось мощное и весьма современное арматурно-двигательное производство.
Мне и моим товарищам при работе над системами управления по второй серии Р-1 необходимо было сосредоточиться на четырех основных направлениях: отработке герметичных («не текущих») рулевых машин, совершенствовании методики и технологии заводских электрических испытаний и соответственно испытательного оборудования, освоении новой телеметрической системы»Дон» и контроле за тем, что творилось в НИИ-885.
Серьезным техническим достижением 1949 года явилось создание новой телеметрической системы «Дон», которая устанавливалась на всех ракетах второй серии вместо «Бразилионита». «Дон» был разработан небольшим коллективом Богуславского в НИИ-885 и за очень короткое время поступил в серийное производство.
Увеличение числа измеряемых параметров на каждой ракете, разработка новых датчиков и общей электрической схемы телеметрической системы потребовали увеличения числа телеметристов. Наземная приемная станция системы «Дон» была снабжена электронным монитором, позволявшим вести наблюдение в реальном масштабе времени и удовлетворять любопытство начальства в случае аварии, не дожидаясь проявления и сушки пленок. Вместо записи на бумаге с помощью шлейфовых осциллографов впервые была применена запись результатов измерений на кинопленку с помощью электронного осциллографа. Все наземные испытания системы прошли успешно, и Богуславский предложил провести до полигонных еще и самолетные испытания. Их провели в ЛИИ. Авиационные испытатели впервые позавидовали ракетчикам, убедившись в том, что система позволяет понять явления, происходящие в полете, особенно в критических ситуациях, не ожидая заключений аварийной комиссии.
1949 год был самым напряженным по числу и разнообразию ракетных пусков. В апреле-мае проводилось экспериментальные пуски Р-1А. Основной задачей этих пусков была отработка принципов отделения головной части. Но нельзя было упустить возможности и для проведения при этих пусках целого ряда необходимых для будущего экспериментов.
Головная часть ракеты была снабжена юбкой, обеспечивающей ее статическую устойчивость при входе в атмосферу. Парашютная система позволяла спасти головную часть с контейнерами научной аппаратуры, которые предназначались для исследования атмосферы до высоты 210 км. На эту высоту были пущены четыре ракеты и на высоту 100 км – две ракеты. Заодно проверяли возможность раздельного радиолокационного слежения за корпусом ракеты и отделившейся головной частью. В процессе вертикальных пусков впервые была проведена серьезная исследовательская работа по прохождению радиоволн сантиметрового и метрового диапазонов в верхних слоях атмосферы. Оказалось, что главней помехой для надежной радиосвязи с ракетой является не знаменитый слой Хевисайда, а факел двигателя.
При вертикальных пусках очень четко выявилась закономерность: пока работает двигатель, информация с ракеты идет со сбоями. Как только двигатель выключался, устанавливалась надежная связь, особенно в десятисантиметровом диапазоне. Аппаратуру для экспериментов в этом диапазоне разработал в НИИ-20 Борис Коноплев. Он же разрабатывал систему радиоуправления будущей ракеты Р-3.
Коноплев был самым ярым сторонником комбинированных систем управления, т.е. сочетания автономной инерциальной и корректирующей ее ошибки радиосистемы. Его почти фанатическую преданность радиотехнике и неистребимое желание любую радиотехническую проблему решать по-своему, по-новому я впервые ощутил, познакомившись с ним еще в 1937 году при подготовке полярных перелетов. Тогда он работал в Главсевморпути и, не имея диплома радиоинженера, был самым авторитетным радиоспециалистом. Во время войны он организовывал радиосвязь на маршрутах северных морских конвоев. Потом увлекся радиолокацией. Наконец, в 1947 году решил, что его место в ракетной технике, и отдал ей весь свой энтузиазм и талант.
