Никон мечтал о превращении России в теократическое государство, всемирную православную империю. Свою резиденцию под Москвой – роскошный и великолепный, хоть и безвкусный Воскресенский монастырь – Никон именовал «Новым Иерусалимом», перенеся топонимику Святой Земли (ручей Иордан, холмик Сион, деревня Капернаум) и знаменуя этим перемещение православной святости из Палестины в Россию. В глазах Никона авторитет восточной учёности и православных церквей Востока был непререкаем. Он полагал, что, если русское православие примет этот авторитет, другие православные народы, в свою очередь, примут власть русского царя и русского патриарха.
Однако начало никоновской реформы, глубоко оскорбившей самые сокровенные чувства веровавших и показавшейся кощунственной подавляющему большинству русских людей, ознаменовало собой начало раскола церкви (а значит, и общества). Не останавливаясь ни перед чем, Никон энергично проводил свою реформу: рассылая новые, исправленные книги и иконы по регионам, запретив традиционное для Руси (но не принятое в Византии) шатровое храмовое строительство, ссылая своих противников и наказывая их плетьми, приказывая выкалывать глаза у ликов старых «неправильных» икон и подвергая их публичному поруганию. Но всё это означало, что раньше русские люди неправильно крестились, неправильно молились, неправильно исполняли обряды, почитали не те иконы? Именно то, в чём многие поколения, со времён Стоглавого собора, видели своё превосходство над всем миром – приверженность старине, отличие своей веры (обряда) от веры греков – было их ересью и заблуждением? Выходит, все русские святые – еретики? Тысячи и тысячи людей – почти все, кто хоть как-то неравнодушно и небезразлично, а всерьёз относился к вопросам веры – восстали против реформы Никона: крестьяне и посадские, стрельцы и священники, многие бояре и дворяне, казаки и купцы. Во главе староверов встал талантливый оратор и проповедник, величайший русский писатель XVII века, человек героического склада, несгибаемой воли и мученической судьбы протопоп Аввакум Петров. Аввакум так образно передал ощущения приверженцев старины в начале никоновских реформ: «Задумалися, сошедшися, между собою, видим яко зима хочет быти: сердце озябло и ноги задрожали».
Одни староверы прямо бесстрашно обличали «никоновскую ересь» (и за это ссылались в отдалённые места, лишались языков и рук – чтобы не могли более хулить Никона и не могли креститься более двумя перстами). Другие убегали в глухие северные и сибирские края, создавая свои скиты. Третьи тихо роптали и мечтали о старых временах. Во всех городах возникло обширное старообрядческое «подполье». Никоновская реформа, сочетаясь с ухудшением жизни народа и всеобщим закрепощением, воспринималась как чудовищное насилие над всем народом, явный знак скорого пришествия Антихриста, падения Третьего Рима и испытание для православных на прочность их веры. За изменением обряда население увидело измену вере. Тысячи самоотверженных мучеников спешили пострадать за веру от гонителей-никониан, порождая новых и новых восторженных последователей. По всей стране появляется обширная старообрядческая публицистика против реформы: памфлеты, послания, жития. Тысячи староверов исповедовали необходимость «крещения огнём» – второго после «крещения водой» и устраивали добровольные «гари» – самосожжения, чая этим обрести себе спасение души и Царствие Небесное. По словам известного философа начала XX века Николая Бердяева: «Сознание богооставленности царства было главным движущим мотивом раскола».
Старообрядчество стало идейным воплощением социального протеста, обрядоверия, неравнодушного отношения людей к своей вере, сопротивления общества государственному насилию, сопротивления духовенства государственному гнёту и унификации, мессианско-эсхатологических настроений (напряжённого ожидания скорого Конца Света), народного стремления к возрождению церкви и её освобождению из пут омертвляющего государственного контроля. И вместе с тем, в старообрядчестве проявлялись консервативный фанатизм и узкий национализм населения. За староверами стояло большинство русского народа.
За Никоном же стояли греческая и украинская учёность, мощь абсолютизма (с его насущными государственными потребностями в церковной реформе), а также наиболее беспринципно и конформистски настроенная часть церкви. Значительная часть населения оставалась безразличной к вопросам веры, тогда как все небезразличные ушли в староверы (часто проявляя при этом фанатизм и обскурантизм).
В высшей степени характерен и показателен для характеристики никонианской церкви ответ келаря придворного Новоспасского монастыря в Москве Иоакима на вопрос со стороны царя Алексея Михайловича: как он верует? Иоаким ответил: «Аз-де, государь, не знаю ни старая веры, ни новыя, но, что велят начальники, то и готов творити и слушати их во всём». (Впоследствии он станет патриархом, возглавит церковь и инстинктивно начнёт свирепые гонения на вольнодумцев и иноземцев.)
Неудивительно, что никоновская реформа крайне ослабила русскую церковь, сделав её безжизненной и покорной и отдав её как лёгкую и бессильную добычу в руки государства, оттолкнув всех неравнодушных и принципиальных людей в староверы. Никон заставил русский народ учиться православию у греков и украинцев, а вскоре Пётр I будет его заставлять учиться жить у голландцев и англичан; первый проложил путь второму. Трагедия церковного раскола XVII века оказалась преддверием ещё большей трагедии – глубочайшего и всеобъемлющего раскола русского общества в ходе петровских реформ начала XVIII века. Видя в Никоне и царе Алексее Михайловиче слуг и предтеч Антихриста, русский народ в Петре I явным образом «узнал» уже непосредственное явление самого этого Антихриста.
Породив старообрядчество, никоновская реформа сокрушила идеологию «Третьего Рима» и привела к растянувшейся на два с половиной столетия ожесточённой борьбе самодержавия со староверами (только в 1905 году, в ходе Первой Российской Революции их уравняют в правах с никонианами). Старообрядчество станет постоянной основой духовного и социального сопротивления общества власти, основой для народного религиозного сектантства (тогда как казённая официальная церковь скоро превратится в малоавторитетное, презираемое людьми, безжизненное бюрократическое учреждение, воспринимаемое населением, как нечто чуждое и навязанное ему «сверху»). Омертвение духовной жизни в официальной никоновской церкви будет сочетаться с интенсивным и напряжённым духовным поиском в народном религиозном сектантстве (доходящем до отрицания государственной власти и церковной иерархии у «беспоповцев» и духоборов).
Кризис национально-религиозной идентичности, массовые самосожжения староверов, ссылки, казни, усекания рук и языка, обессиливание церкви, восстания под религиозными лозунгами по всей стране – таковы лишь некоторые последствия никоновских реформ и порождённого ими церковного и общественного раскола.
В 1666 году (три шестёрки – знак Антихриста, на что не преминули обратить внимание старообрядцы!) староверы напряжённо ждали Конца света. И в самом деле, именно в этом году церковный собор окончательно подтвердил правильность никоновских реформ и навеки проклял всех их противников, сделав возврат к прошлому невозможным.
Но победа над оппонентами внутри церкви оказалась для Никона, как и для всей официальной церкви, «пирровой победой», обернувшейся сокрушительным поражением перед лицом натиска со стороны самодержавия. Очень скоро устав от никоновской независимости и своеволия, царь Алексей Михайлович охладел к своему давнему любимцу. Между патриархом и царём назрел конфликт, вызванный не только их личными особенностями (властностью патриарха и деспотизмом царя), но и самой жестокой логикой развития абсолютизма, не допускающей существования рядом с престолом духовно авторитетного и независимого главы церкви. В итоге, созванный Алексеем Михайловичем в 1666 году церковный собор (с участием патриархов восточных православных церквей), не только осудил и заклеймил староверов, но и – горькая и не случайная ирония судьбы! – низложил их главного гонителя строптивого патриарха Никона, заточив его в церковной темнице, и избрав патриархом покорного царю и покладистого бесцветного Иоасафа. После этого церковь, идущая «без Никона по никоновскому пути», становилась лёгкой добычей власти, а её уничтожение как самостоятельной организации и моральной силы в обществе и лишение богатств становилось вопросом времени (и было легко совершено Петром I и Екатериной II).
А, вынашиваемая три столетия, победившая на Стоглавом Соборе и вошедшая в массовое сознание и психологию после Смутного времени, официальная идеология Московского государства (идея «Третьего Рима»), служившая его основой и непреодолимой преградой для любых заимствований и нововведений, теперь рушилась. Её крах предвещал конец Московского царства и приближение Петербургской Империи.
