А на Востоке победам способствовала полная политическая инфантильность и беспомощность “учредиловцев”. Они в общем-то достаточно полно продемонстрировали, могло ли стать “выходом” для России Учредительное Собрание. Здешние “демократы” не додумались ни до чего лучшего, кроме как реанимировать гибельный курс Керенского!
Троцкий расстрелами наводил в армии порядок — а в это же время самарские “учредиловцы” сами расшатывали и разваливали собственные жиденькие вооруженные силы. “Демократизировали” их, отменяли чинопочитание, снова вводили митинговщину и коллегиальное командование. Доходило до того, что командиры белых отрядов — Каппель, Стапанов, арестовывали правительственных комиссаров! Чтобы те не мешались, не разлагали части. Самарское, Екатеринбургское, Омское и Владивостокское “правительства” грызлись между собой. Не желали договариваться с казачеством, объявляя его “контрреволюционным” и отвергая всякие контакты.
Только 8 сентября 1918 г. при посредничестве московских политиков и иностранцев в Уфе собралось Государственное совещание для создания единой всероссийской власти. Здесь были представлены все “правительства”, депутаты Учредительного Собрания, уцелевшие остатки политических партий, духовенство, казачество. И… покатилась говорильня. Правые обвиняли левых в развале России, левые правых — в “контрреволюции”. Спорили, чье правительство законно, а чье нет. Ругались целый месяц! Пока все же договорились создать коллективную диктатуру — Директорию. Она была избрана в составе 5 членов — Н.И.Астрова, Н.Д.Авксентьева, П.В.Вологодского, Н.В.Чайковского, генерала Болдырева, и 5 заместителей — В.Д.Аргунова, В.В.Сапожникова, В.М.Зензинова, В.А.Виноградова и генерали М.В. Алексеева.
Но в этом виде Директория так и не сформировалась. Чайковский находился на Севере, возглавлял правительство в Архангельске. Астров пребывал на Юге, у Деникина. У Алексеева обострилась старая болезнь почек, и он умер. И развала создание Директории не прекратило. Он продолжался полным ходом. А большевики одерживали победу за победой. Выбили белых и чехословаков из Казани, взяли Уральск, Вольск, Симбирск, Хвалынск, Чистополь, Самару. Вскоре вся Волга и почти вся Кама были очищены от противника.
Победы, кстати, сопровождались новыми вспышками “красного террора”. Захватив Казань, Троцкий устроил там жуткую резню. Людей расстреливали, топили. И всего через неделю советская печать сообщала: “Казань пуста. Ни одного попа, ни монаха, ни буржуя. Некого и расстрелять. Вынесено всего 6 смертных приговоров”. В Армавире устроили побоище за то, что местные жители встречали деникинцев хлебом-солью. Горожан рубили, кололи штыками, разбивали головы прикладами. Более 300 человек попытались укрыться в персидском консульстве, но и их перебили вместе с консулом. Всего в ходе этой вакханалии погибло 1342 человека. В Ставрополе, захваченном Таманской армией Ковтюха, не пощадили даже “буржуйских” детей в больницах. В Ижевске и Воткинске сражались против большевиков восставшие рабочие. Ходили в атаки с “Варшавянкой”, под красным знаменем. Дрались отчаянно, но под натиском превосходящих сил вынуждены были отступить. И были казнены их семьи — около 800 женщин, детей, стариков…
Резко изменилась и международная обстановка. Дело в том, что реализация плана по разрушению России на самом-то деле не дала Германии ничего хорошего. Разве что на время оттянула катастрофу. Возвращаемые эшелоны пленных были уже вояками сомнительного качества и заражены “революционностью”. А для того, чтобы обеспечить поставки продовольствия и сырья с Востока, приходилось держать там оккупационные силы. Но народ не смирился. Развернулось партизанское движение. В Белоруссии начал действовать отряд деда Талаша в Петриковском районе, знаменитые партизаны Дукорской пущи, Рудобельских лесов. По Украине загуляли Махно, Котовский и прочие “батьки”. Да и “мирные” крестьяне отнюдь не спешили отдавать хлеб и скот по спущенным им разнарядкам. А при случае брали в руки топор или винтовку. И для того, чтобы удерживать занятые районы в повиновении, выкачивать поставки, немцам и австрийцам пришлось держать на Востоке свыше 50 дивизий. Из них 33 германских. Это 15 с половиной корпусов!
И “дожать” Францию Германия не смогла, сражение “Второй Марны” проиграла. Армии Антанты перешли в контрнаступление, быстро вернули все территории, занятые немцами в ходе весенних и летних боев. А 16 сентября прорвали мощные укрепления “Линии Гинденбурга”. Германские вооруженные силы потеряли лучшие кадры, выдохлись, надломились. Их стойкость резко снизилась. И 28 сентября соединения Антанты начали общее наступление, громя противника и оттесняя вглубь Германии.
Ухудшалось и положение Турции. Она еще вредила русским, помогала мусаватистам Азербайджана, покровительствовала татарскому правительству Крыма, поддерживала восстания в Чечне и Дагестане, засылала эмиссаров в Туркестан для активизации басмачей. Но турок уже теснили вовсю, англичане, французы и арабские повстанцы заняли Сирию, продвинулись в Киликию, отхватив от Османской империи всю ее восточную часть. Началось наступление и на Салоникском фронте. И подтвердились прогнозы генерала Алексеева, предлагавшего наносить здесь главный удар. Стоило войскам Антанты прорвать фронт на Балканах и разгромить армию Болгарии, как эта страна рухнула. В ней началась революция, и 29 сентября Болгария капитулировала. Тотчас и предательница-Румыния, перекинувшаяся на сторону немцев (за что получила российскую Бессарабию), метнулась обратно в лагерь Антанты. Под влиянием поражений и распада коалиции в самих Германии и Австро-Венгрии начались волнения, демонстрации, забастовки…
В столь благоприятной внешне- и внутриполитической ситуации Советская Республика оказалась под нераздельной властью Свердлова. И вырваться из-под его опеки Ленину долгонько не удавалось! Получив сведения о немецких событиях, он 1 октября писал Якову Михайловичу: “Дела так “ускорились” в Германии, что нельзя отставать и нам. А сегодня мы уже отстали. Надо собрать завтра соединенное собрание ЦИК, Московского Совета, Райсоветов, Профессиональных союзов и прочая и прочая. Сделать ряд докладов о начале революции в Германии. (Победа нашей тактики борьбы с германским империализмом. И т. д.)… Никаких союзов ни с правительством Вильгельма, ни с правительством Вильгельма II + Эберт и прочие мерзавцы…”
Молил: “Назначьте собрание в среду в 2 ч. Начнем в 4, мне дайте слово на 1/4 часа вступления, я приеду и уеду назад. Завтра утром пришлите за мной машину (а по телефону скажите только согласны)…” Объединенное собрание состоялось не в среду, 2 октября, а в четверг, 3-го. И согласия приехать Ленин не получил. Он до позднего вечера просидел на обочине в ожидании машины — ее так и не прислали.
А в это же время начинают твориться странные дела. Через Ленина Свердлов удаляет Цюрупу. Дескать, вид больной, выглядит плохо. Его отправляют в отпуск на два месяца. А затем устраняется и Дзержинский! Собрание, которое Ленин просил назначить на 2-е перенеслось на 3-е по той причине, что 2-го проводилось другое мероприятие. Заседение ЦК. Где обсуждался вопрос о ВЧК. Что уж там говорилось, в каких тонах, неизвестно, протоколы очень немногословны. И решение было принято, вроде бы, округлое — подготовить новое положение о ВЧК. Но сразу после этого Дзержинский исчезает! Из России.
Официальная версия все та же — переутомление, усталость, плохо выглядит. И Свердлов настаивает на отпуске, пусть поедет к семье, оставшейся в Швейцарии. Однако существует и другая версия. Ее озвучил Серго Берия в книге “Мой отец — Лаврентий Берия” (М., “Современник”, 1994). Якобы отец доверительно рассказывал ему, что Дзержинский сбежал. Не поставив в известность ни Ленина, никого из членов ЦК. Говорил — понимаешь, мол, сынок, в жизни всякое бывает, осенью 1918 г., когда белогвардейцы грозили и Советская власть на волоске висела, даже “Железный Феликс” не выдержал, допустил слабость. Но Ленин его простил, оставил без последствий…
Да ведь в октябре никакие белогвардейцы не грозили! Наоборот, на всех фронтах победы одерживались. Так от кого же бежал Дзержинский? Получается — только от Свердлова. Получается — без Ленина счел свое пребывание в Москве небезопасным… Хотя источник, сообщивший эту версию, вряд ли можно отнести к надежным. Тут и двойная передача — от Серго Лаврентьевича со ссылкой на Лаврентия Палыча. А сам Серго Лаврентьевич во втором варианте мемуаров, вышедшем во Франции, а потом изданном и у нас в переводе с французского (“Мой отец — Берия. В коридорах сталинской власти”, М., Олма-пресс, 2002) данную историю больше не вспоминает. Зато густо добавил откровенной лжи в угоду западным русофобам. Словом, доверяться его свидетельствам было бы чревато — “единожды солгав…”
