История российского государства. Разрушение и воскрешение империи. Ленинско-сталинская эпоха. (1917–1953) - Борис Акунин

Берия, Булганин, Маленков, Хрущев

В первые послевоенные годы место главного фаворита занимал Андрей Жданов, которого Сталин после убийства Кирова поставил руководить Ленинградом. Жданов был силен, во-первых, личным доверием Вождя, а во-вторых, своей «командой», в которую входили заместитель председателя Совета министров Николай Вознесенский, секретарь ЦК Алексей Кузнецов, ленинградский партийный руководитель Петр Попков, председатель Совета министров РСФСР Михаил Родионов. Всё это были люди довольно молодые, немногим за сорок.

Сам Жданов курировал идеологию и культуру — сферы, которыми Вождь в это время особенно интересовался, на чем, собственно, и зиждилось влияние фаворита. Жданов инициировал — по желанию Сталина либо предугадывая его желания — публичные кампании, за которыми диктатор увлеченно наблюдал и в которые вмешивался. Кроме уже поминавшейся «философской дискуссии», Жданов «навел порядок» в композиторском цехе, осудив «формализм» в творчестве Вано Мурадели, Сергея Прокофьева и Дмитрия Шостаковича. Затем последовала экзекуция литературы, которая неправильно воспитывала молодежь «в духе наплевизма и безыдейности». Главный тезис ждановских разносов транслировал сталинскую идею о том, что искусство должно быть понятно простым людям. Вообще вся советская идеология этого периода была проникнута возвращением к догмам самого реакционного самодержавия, только лозунг «православие — самодержавие — народность» трансформировался в триаду правоверного марксизма, поклонения Вождю и «близости к народу».

Этот поворот был частью общего курса на реставрацию Империи. Культурно-идеологическим сопровождением этого процесса и ведал Жданов, координируя все свои действия со Сталиным.

Достигнутое положение позволило Жданову сильно потеснить конкурентов. В 1946 году при его участии был отправлен в опалу главный полководец минувшей войны Георгий Жуков (Сталин относился с ревностью к популярности маршала в войсках). Затем Жданов переиграл и сместил из секретарей ЦК Маленкова и тогда же нанес чувствительный удар по Берии, сковырнув с поста министра госбезопасности В. Меркулова, давнего бериевского соратника.

Но в 1948 году ситуация наверху изменилась. Жданов скоропостижно скончался, и Маленков с Берией, ставшие союзниками, снова резко пошли вверх. Они без труда справились с осиротевшей ждановской «командой», сконструировав так называемое «Ленинградское дело» о некоей мифической «антипартийной группе». Несколько десятков функционеров с «ленинградским прошлым» были арестованы и отправлены в пыточный застенок. Вознесенского, Кузнецова, Попкова, Родионова и еще троих рангом пониже расстреляли.

Но в самом конце жизни Вождь стал опасливо относиться к чересчур оборотистым соратникам, даже если они были полезны. Над головой незаменимого Берии начали сгущаться тучи.

В 1951–1952 гг. в Грузии развернулось большое следствие по коррупции среди партработников мингрельского происхождения. Оно быстро приобрело политический характер, разрабатывалась версия о некоем антисоветском заговоре. Как обычно, версия была совершенно абсурдной (коррупция, разумеется, наличествовала, заговор — нет), но для мингрела Берии наступили тревожные времена. Его карьера, а скорее всего и жизнь закончились бы, не умри Сталин. Из-за этого впоследствии возникнет предположение, что смерть диктатора не была естественной и что к ней каким-то образом приложил руку предприимчивый Лаврентий Павлович, но это маловероятно.

Нет, Сталин свел себя в могилу сам. Его погубила болезненная подозрительность по отношению к врачам. 1 марта 1953 года у диктатора случился инсульт. Если бы на даче в Кунцево дежурила медицинская бригада (что было бы естественно, учитывая возраст и слабое здоровье главы государства), вполне возможно, что Вождя спасли бы. Но врачей в резиденции не оказалось. Запуганная охрана долго боялась войти в комнату без разрешения. Великий Вождь великой державы несколько часов пролежал на полу без медицинской помощи, время было упущено, и на четвертый день Сталин, не приходя в сознание, умер.

Его дочь Светлана, находившаяся рядом, так описывает конец диктатора, вместе с которым закончилась целая эпоха: «Агония была страшной. Она душила его у всех на глазах. В какой-то момент — не знаю, так ли на самом деле, но так казалось — очевидно, в последнюю уже минуту он вдруг открыл глаза и обвел ими всех, кто стоял вокруг. Это был ужасный взгляд, то ли безумный, то ли гневный и полный ужаса перед смертью или перед незнакомыми лицами врачей. Взгляд этот обошел всех в какую-то долю минуты. И тут — это было непонятно и страшно, я до сих пор не понимаю, но не могу забыть, — тут он поднял вдруг кверху левую руку (которая двигалась) и не то указал ею куда-то наверх, не то погрозил всем нам. Жест был непонятен, но угрожающ, и неизвестно, к кому или к чему он относился… В следующий момент душа, сделав последнее усилие, вырвалась из тела».

Воспитанную в любви к земному богу страну охватила горестная паника — народ слишком долго заставляли верить, что государство живет исключительно мудростью Сталина. На самом верху однако все вздохнули с облегчением, совсем как бояре после смерти Ивана Грозного. Теперь наступило их время. Жестокий тиран сгинул.