Бодров так обрадовался, увидев Земскова, что забыл о своих ранениях. Он кинулся обнимать капитана, но застонал от боли и сел на траву, схватившись здоровой рукой за шею. Другая рука висела у него на перевязи.
Бодров рассказал Земскову о том, какой шум поднял Будаков после его исчезновения, а скоро обнаружилось, что исчезли Косотруб и Людмила.
- Косотруб вернулся? - с тревогой спросил Земсков.
- Нет. Мы вышли час назад. Он не появлялся. Чего ты так побледнел?
Земсков рассказал обо всем, что с ним произошло. Он говорил с трудом, словно ворочал камни.
- Вот и все, - закончил Земсков, - Людмила осталась на Волчьей мельнице, а я пошел вперед и встретил вас.
Все молчали. Даже раненый боец, которому было очень плохо, перестал стонать.
Земсков стер рукавом гимнастерки пот и грязь с лица.
- Теперь надо думать о полке. Что приказал Назаренко?
- Он не мог сообщить часа, но сегодня утром здесь будут наши мотомехчасти. Надо продержаться. Я вышел, чтобы корректировать огонь, если противник будет наступать, да вот задело гранатой, а радист убит. Паршиво получается!
Земсков подошел к пленному. Это был рослый молодой солдат мотомеханизированных войск, видимо из того самого полка, который расположился в Павловском. Его оглушило разрывом гранаты, а когда он пришел в себя, то был уже связан.
- Журавлев! Развяжи ему ноги. Von welchem Regimente sind Sie?* спросил Земсков. Немец демонстративно отвернулся.
Земсков почувствовал, что им овладевает незнакомая до сих пор ярость: - Aufstehen!**
- Ich werde nicht antworten***.
_______________
* Из какого вы полка? (нем.)
** Встать! (нем.)
*** Я не буду отвечать (нем.)
Говорить ему все же пришлось. От пленного узнали, что этой ночью в Павловский пришел еще один танковый полк. Он обогнул Ново-Георгиевскую, где уже были русские. Больше ничего путного от немца не добились.
- Иргаш, пристрели его! - сказал Бодров.
- Отставить! Возьмите его с собой в полк, - распорядился Земсков, - я обещал не расстреливать, если он будет говорить.
- Черт с ним! - согласился Бодров. - Его счастье, что встретили тебя, капитан. Теперь будем принимать решение, как действовать дальше.
Но Земсков уже принял решение:
- Ты, Бодров, вместе с остальными ранеными, возвращаешься в полк. Со мной остаются Иргаш и Журавлев. Давай бинокль, карту.
- Это ты брось, товарищ Земсков! - возмутился Бодров.
Земсков продолжал:
- Тяжелораненого - на шинель. С вами - двое здоровых. Донесете... Он посмотрел на часы. Было уже около четырех утра. - Журавлев, бери рацию! Пошли!
Бодров поднялся с земли:
- Я тоже пойду. Мне приказано...
- Лейтенант Бодров! - оборвал его Земсков. - Здесь приказываю только я!
Бодров встретился с холодным взглядом Земскова. Лицо капитана было землисто-серым, щеки ввалились, кожа натянулась на скулах. Это измененное горем, спокойное лицо с жесткой бороздой между бровями, напряженные желваки, плотно стиснутые губы напомнили Бодрову кого-то хорошо знакомого, близкого и дорогого, но кого?
- Ну?! - повернулся к нему Земсков.
Бодров поднял здоровую руку к козырьку своей старой мичманки:
- Есть, товарищ гвардии капитан! - Он снял с себя планшетку и бинокль.
Только отойдя километра на полтора от посадки, Бодров понял, что лицо Земскова напомнило ему Арсеньева.
Земсков с разведчиками быстро дошел до развилки дорог. Со стороны Кеслерово слышались очереди автоматических пушек. "Сомин бьет по самолетам, - подумал Земсков, - а может, атакуют с тыла? Ну, если там началось, сейчас полезут с фронта. Надо торопиться!"
Углубившись метров на сто в пространство, замкнутое двумя сходящимися дорогами, Земсков приказал отрыть щель и замаскировать ее ветвями. Пока Иргаш и Журавлев работали шанцевыми лопатками, Земсков внимательно осматривал местность.
Солнце еще не взошло, но было уже совсем светло. Две дороги лежали перед Земсковым среди равнины, поросшей редким кустарником. Вдали виднелось строение, не то амбар, не то летний полевой стан. Правее развесистая старая липа. На планшете Бодрова эти точки были обозначены, как рубеж No 1. Все координаты указаны. НП Земскова находится там, где Бодров обозначил рубеж No 2. Планшет грамотный, по-видимому, точный. Все ориентиры намечены. Теперь можно заняться рацией.
Матросы уже отрыли окопчик длиной в метр и глубиной чуть побольше человеческого роста. Земсков развернул рацию и передал позывные, сообщенные ему Бодровым:
- Я - "Клотик"! Я - "Клотик"! Я - "Клотик"! "Рубка" - отвечайте! Прием...
Командный пункт полка не отвечал. Журавлев тронул Земскова за плечо: - Товарищ капитан, идут!
Земсков снял наушники и взялся за бинокль. Танки появились сразу на обеих дорогах. Впереди шла разведка на мотоциклах. Мотоциклисты пронеслись с обеих сторон мимо наблюдательного пункта Земскова, доехали до развилки и повернули обратно. Танки уже подходили к рубежу No 1. Земсков снова принялся вызывать полк:
- Я - "Клотик"! Я - "Клотик"! Вызываю "Рубку". "Рубка" - отвечайте! Прием.
Ни звука в ответ. Уже видны были простым глазом белые кресты на башнях. Всходило солнце. Начинался новый день.
4. ЗАЛП - НА МЕНЯ!
По приказанию Будакова командный пункт полка разместили на невысоком холме с восточной стороны хутора Кеслерово. По склонам холма среди вянущих листьев стлались по земле толстые стебли арбузов и тыкв. Дивизионы располагались на западной окраине. До них было километра два. Когда взошла луна, с командного пункта можно было отчетливо различить глубокие каналы, проложенные в подсолнечном поле боевыми машинами.
С тыла КП охраняла батарея Сомина. Она находилась совсем близко, среди деревьев, подступавших к холму с восточной стороны. Будаков оставил при себе взвод автоматчиков Горича. Мало ли что может произойти ночью? Эта ночь - первая после смерти Арсеньева - страшила его. Далеко на востоке грохотала канонада. С запада донесся залп гвардейских минометов. "Наверно, дивизион Ермольченко под Ново-Георгиевской", - подумал Будаков. Немцы были и спереди и сзади. Больше всего Будаков боялся танков, от которых ушел из Павловского. Видимо, противник решил нанести сильный контрудар. "Скорее бы прошла эта ночь! Утром подойдут наши..." И вдруг он понял, что подсознательно страшится встречи с наступающими советскими частями не меньше, чем немецкого контрудара. Флаг! Будаков не сообщил о его потере. Он все еще надеялся на чудо, на то, что этот флаг будет снова в полку, хотя не предпринимал ничего для его спасения. Сколько мечтал Будаков о том времени, когда он заменит Арсеньева. И вот он - командир полка. Но при каких обстоятельствах?! Теперь Будаков готов был бы отдать год - нет - два года жизни, чтобы снова оказаться начальником штаба, чтобы опять ответственность за полк нес Арсеньев, чтобы флаг лежал на месте и не было бы этого сосущего мучительного предчувствия неизбежной катастрофы. Ведь за потерю флага ответит в первую очередь он - Будаков. Когда Будаков запретил Николаеву предпринимать какие-либо шаги для спасения флага, это вызвало такое возмущение среди офицерского состава, что подполковник начал опасаться открытого неповиновения. Но вскоре по непонятной для него причине это возмущение улеглось. Видимо, мысли каждого были заняты гибелью Арсеньева. А главное все думали о том, в каком положении оказался полк.
"Я поступил правильно, - убеждал он себя, - полк сохранен, потери невелики. Как только подойдут наши, можно будет продвигаться вперед. Планомерно, уверенно, без нелепого арсеньевского маневрирования. Арсеньев за несколько минут до своей смерти принял решение прорываться на Ново-Георгиевскую. Может быть, это и удалось бы ему. Арсеньеву всегда везло. Даже, когда он действовал вопреки всем уставам и наставлениям. Но это везение не могло продолжаться бесконечно. Теперь он - труп. Наконец..."
Будаков поймал себя на этой мысли. Конечно, так: "Наконец..." С самим собой можно быть откровенным. При Арсеньеве он не имел решительно никаких перспектив, даже сейчас, во время наступления, когда звездочки на погонах растут, как грибы после дождя. Каких бы успехов ни добился полк, все было бы отнесено за счет талантов покойного командира. Яновский уж позаботился бы об этом! Для него Арсеньев - все равно, что флаг - символ морской доблести.
"Опять этот флаг! - он зябко поежился, представив себе на мгновенье, как генерал Назаренко срывает с него погоны перед строем. - Сейчас самое главное выполнить приказ генерала, сохранить часть и удержать рубеж".
Будаков поправил булавкой фитиль коптилки, освещавшей блиндаж, и перечел свою шифровку командующему опергруппой:
"В 17.50 убит командир полка Арсеньев. Приняв командование, я отвел два дивизиона в Кеслерово, где сдерживаю контрнаступающие танки противника. Докладываю о дезертирстве бывшего ПНШ-2 капитана Земскова, который находился под арестом. Одновременно дезертировали разведчик Косотруб и радистка Шубина. Исполняющий обязанности командира полка подполковник Будаков".
