Уже в те первые годы я был сторонником чисто автономной инерциальной системы управления БРДД-баллистических ракет дальнего действия.
Споры на эту тему я заводил, предварительно изучив у Виктора Кузнецова перспективы повышения точности гироскопических командных приборов. Рязанский доказывал нереальность моих предложений. Пилюгин старался не вступать в спор. Внутренне он был со мной согласен. При очередной встрече один на один сказал: «Ты больше Михаила не заводи. Пока еще рано, и не надо его обижать. И Сергея не настраивай против радиоуправления. Время еще не пришло».
В то же время Пилюгин очень ревниво относился к моим идеям и работам по астронавигации. Это было явным вторжением в его перспективу. Кузнецов в отличие от Пилюгина очень интересовался этой работой и обещал при необходимости любую помощь своего производства.
К концу 1948 года НИИ-885 уже сформировал свою структуру и на бывшем заводе полевых телефонных аппаратов действовали лаборатории и цеха по разработке и изготовлению бортовой и наземной аппаратуры для ракет.
Рязанский, Пилюгин и Богуславский составили альянс вместе с другими специалистами, «однополчанами» по институту «Рабе». Им пришлось выдержать много сражений с чиновниками министерства, отстаивая свою концепцию структуры и расстановки руководящих кадров.
С самого начала произошло разделение на два направления, аналогично НИИ-88: БРДД и ЗУРы.
Рязанский оставил за собой пост главного конструктора по управлению БРДД. Но одновременно он был первым заместителем директора и главным инженером, поэтому нес ответственность и за тематику зенитных ракет.
Исключительно ЗУРами на правах главного конструктора системы управления занимался Говядинов, который так же, как у нас в НИИ-88 Синельщиков, считал, что эта тематика зажимается. Сходные конфликты по этой теме были в обоих институтах.
НИИ– 885 был подчинен непосредственно заместителю министра промышленности средств связи Сергею Владимирскому. И он, и Ветошкин всячески поддерживали в своих министерствах политику на вытеснение проблемы зенитных ракет в Министерство авиационной промышленности. В конечном итоге это произошло, и НИИ-885, так же как и НИИ-88, прекратил собственные разработки в области зенитных ракет. Вся эта тематика перешла в КБ-1 в ТГУ -третье главное управление.
Это, безусловно, обрадовало Пилюгина, потому что высвободились производственные мощности для его тематики, кроме того, к нему перешли талантливые специалисты. В их числе был и Михаил Хитрик, впоследствии ставший заместителем Пилюгина, одним из ведущих ученых нашей страны по системам управления ракетами.
В НИИ-885 работы по БРДД с самого начала разделились на три направления: автономные системы управления, радиосистемы управления, радиотелеметрические системы.
В начале 1947 года Пилюгина назначили заместителем Рязанского и начальником отдела автономных систем. К середине 1948 года его отдел по численности перевалил за полтысячи и был преобразован в комплекс из специализированных лабораторий и отделов.
Первым заместителем Пилюгина стал Георгий Глазков, которого мы привыкли видеть в институте «Рабе» неотрывно изучающим идеологию и топологию общих электрических схем. В Германии мы его считали главным советским специалистом, который постиг все тонкости релейной автоматики комплексной схемы «земля-борт» ракеты А-4.
Комплексной лабораторией руководил Абрам Гинзбург, прошедший вместе с Глазковым через институт «Рабе». Он обладал уникальной «схемной памятью» и даром быстрого реагирования на непредвиденное поведение сложных релейных схем.
Когда надо было вызвать или найти Гинзбурга, Пилюгин вспоминал исторический «банкобус» осени 1947 года, в котором мы заседали у огневого стенда в Капустином Яре, и повторял слова генерала Серова: «Покажите мне этого Гинзбурга». Гинзбург действительно отличился на поприще комплексных разработок и в 1952 году был назначен главным конструктором харьковского завода «Коммунар».
Завод «Коммунар» вел свою родословную от трудовой коммуны беспризорных детей, которую организовал знаменитый педагог Макаренко. На этом заводе было освоено производство фотоаппаратов ФЭД – копии немецкой «Лейки», а также электрических дрелей. Все это крайне нужное и полезное производство предстояло закрыть или потеснить, чтобы начать делать аппаратуру для ракет Р-1, впоследствии и для многих других.
«Коммунар» стал серийной базой для большинства разработок Пилюгина. Но для Харькова это было только началом приобщения к ракетной технике. Правительству Украины, на территории которой уже шло серийное производство ракет Р-1, в перспективе планировалось производство Р-2, и тогда очень хотелось иметь «все свое». Москва поощряла такую инициативу. Вскоре в Харькове образовался очень мощный куст ОКБ и заводов ракетного приборостроения. Главный конструктор Гинзбург стал уважаемой фигурой в городе и министерстве. Но первые огневые испытания он не забыл.
Много лет спустя мы встретились с ним в Кисловодске у входа в санаторий «Красные камни». Я прицелился фотоаппаратом, чтобы снять Гинзбурга на фоне санатория, и пошутил, что теперь у меня будет возможность всем знакомым показывать «этого Гинзбурга». Тут он признался, что до сих пор ощущает неприятный холодок у спины, когда вспоминает голос Серова: «Покажите мне этого Гинзбурга».
Еще один специалист, прошедший в Бляйхероде через институт «Рабе», – Макушечев – был назначен руководителем лаборатории НИИ-885 по стыковке с гироприборами и рулевыми машинами. Это была лаборатория инспекции внешних связей – наблюдения за тем, что делают Кузнецов и Черток, чтобы они не проявляли вредной для НИИ-885 «самодеятельности».
По автономным системам сразу установился тоталитарный режим пилюгинского единовластия. Такое единовластие Пилюгина нравилось не всем его сотрудникам. Нашлись строптивые, которые по различным техническим проблемам имели свои, отличные от главного конструктора соображения. Одним из таких непослушных оказался Николай Семихатов, руководивший лабораторией автомата стабилизации и отвечавший за разработку всех типов усилителей-преобразователей. Разногласия Пилюгина с Семихатовым по техническим вопросам сказались на их личных отношениях.
Пилюгин без сожаления согласился на уход Семихатова во вновь создаваемую фирму по разработке систем управления морскими ракетами. Оказавшись руководителем новой самостоятельной организации, Семихатов проявил незаурядные организаторские способности. В короткий срок в Свердловске под его руководством был создан приборостроительный институт с приданным ему опытным заводом. Уральские предприятия стали основной базой создания ракет для подводных лодок. Николай Семихатов на этом поприще получил все мыслимые правительственные награды и прошел все ступени ученых степеней и званий вплоть до действительного члена Российской Академии наук.
Сложнее оказалось с радиосистемами. Воспроизведение системы боковой радиокоррекции типа немецкой «Виктории» Рязанский поручил новому для нас человеку – Борисенко. Это с самого начала послужило причиной раздора между двумя руководителями радиоразработок в НИИ-885 – Борисенко и Богуславским.
Богуславский начал разрабатывать совершенную по тем временам радиотелеметрическую систему вместо очень малоинформативной немецкой «Мессины» и ее отечественной модификации – «Бразилионита». Система «Дон» получила широкую популярность после полигонных испытаний Р-1 в 1949 году.
Она прочно обосновалась на всех последующих ракетах вплоть до первой межконтинентальной, когда ее заменила значительно более информативная система «Трал» разработки ОКБ МЭИ.
Радиотехническое направление в НИИ-885 было существенно усилено после перевода туда Коноплева из НИИ-20. В период 1948-1949 годов он выступал в роли главного конструктора системы управления
ракеты Р-3. Однако его появление в НИИ-885 сильно осложнило взаимоотношения между руководителями.
На юбилейном торжестве, посвященном пятнадцатилетию ОКБ-1. Справа налево: С.И.Ветошкин, Н.А.Пилюгин, В.М.Рябиков
Коноплев считал себя вполне компетентным по всем проблемам ракетной радиотехники и не терпел руководящих указаний со стороны Рязанского. Вскоре он подчинил себе все радиотехнические работы в институте. Обострение обстановки было одной из причин, по которой Рязанский принял предложение Устинова и Руднева и занял вакантную должность главного инженера НИИ-88.
Часто сменяемым директорам НИИ-885 приходилось много времени тратить на разрешение конфликтов между стремящимся к радиофикации управления Коноплевым и фактическим хозяином системы Пилюгиным. В жаркие споры по этим проблемам обычно втягивали меня, а затем и Королева. Королев симпатизировал всем конфликтующим сторонам. Все они были первоклассные, яркие и преданные своему делу специалисты. Но разные позиции по перспективам развития систем управления приводили к осложнению личных отношений. Никого из них нельзя было обвинить в непорядочности.
