Сталин занимает положение Великого Историка, громя школу Покровского — это было одной из причин, по которым он реабилитировал русский патриотизм, русский национализм. Покровский был ярым разоблачителем русского империализма, русского колониализма, русского самодержавия. Для Покровского «московский империализм» существует уже в 16-м веке, когда «был захвачен южный конец великого речного пути из Европы в Азию, от Казани до Астрахани и началась попытка захватить северный конец, выход на Балтийское море...». Для Покровского завоевания Кавказа и Средней Азии были преступными колониальными войнами: «Трепет азиатов перед русским именем был достигнут нелегко и стоил недешево... Целые кишлаки выжигались дотла за какое-нибудь одно тело убитого русского, найденное по соседству». Покровский разоблачает пороки русских царей: сифилитика Петра I, изверга Ивана Грозного, который «уверенно заявлял, что он не русский, а немец, и подражая своему царю, все знатные бояре сего времени выводили свой род от какого-нибудь именитого иностранца».
Завершив создание своего государства, Сталин нуждается в цементирующей идее, которую не мог дать ортодоксальный марксизм с его обещанием «отмирания государства». Цементирующей идеей становится патриотизм, который называют советским, но который все чаще звучит, как русский. Для Сталина важно было, что русский патриотизм имел подлинные корни в русском народе, кроме того русская история давала материал для воспитания в советских людях некоторых нужных Вождю качеств: верности государству, верности самодержцу, воинской отваги. Сталин выбирает из русского прошлого то, что ему нужно: героев, черты характера, врагов, которых следует ненавидеть, друзей, которых нужно любить. Он выдает народу его прошлое как подарок от себя лично, он выдает его по каплям: сегодня, одно имя, завтра другое, послезавтра запрещенный ранее факт.
Советская история, препарированная Сталиным, приобретает вид чудовищного гибрида: национализма и марксизма. В учебнике по истории разрешается упоминание введения христианства, ибо оно было «прогрессом по сравнению с языческим варварством», разрешается говорить о «прогрессивной роли монастырей в первые века после крещения Руси», поскольку они насаждали грамоту и были «колонизационными базами». Прогрессивным объявляется строительство могучего государства, стремление к морю. В связи с этим появляются «прогрессивные» князья и цари — те, кто отражал прогрессивные законы истории, и реакционные народные выступления — если они мешали «прогрессивным» действиям князя или царя. Народ «прогрессивен», когда он поддерживает царя. Впрочем, как правило, он поддерживает царя и выступает вместе с ним против феодалов-реакционеров. Схема ортодоксального марксизма о борьбе классов хитроумно увязывается со схемой ортодоксального национализма.
Воплощением прогрессивных сил истории становятся герои, вожди — князья и цари. В 1930 году Алексей Толстой пишет первую часть романа «Петр I», в 1934 выходит вторая часть романа. Алексей Толстой как бы предвидит меняющееся отношение партии — Сталина— к истории. Рапповская критика встретит роман резко отрицательно, обзовет его «идеологически чуждым». В 1931 году в беседе с Эмилем Людвигом Сталин ответит на вопрос «Считаете ли Вы себя продолжателем дела Петра Великого?» категорически: «Ни в каком роде. Исторические параллели всегда рискованны. Данная — бессмысленна». В 1937 году «Правда» негодует: «С нелегкой руки М. Н. Покровского у многих наших историков устанавливается этакое пренебрежительное отношение к личности Петра I». Орган ЦК такое отношение к Петру резко осуждает: «Петр — великий политик и реформатор своего времени, личность яркая, колоритная, красочная». Историческая справка, публикуемая газетой, объясняет: «Эпоха Петра I — одна из наиболее прогрессивных эпох в русской истории 17—18 веков». В 1937 году рождается новый великий прогрессивный деятель — князь Александр Невский. Воскрешение Святого Александра, прах которого в свое время выкидывался из Лавры, понадобилось по соображениям внешнеполитическим. Оказался нужным враг немцев, победитель немцев.
Малая советская энциклопедия в первом томе — это был первый том первой советской энциклопедии — отзывалась об Александре Невском неодобрительно: «княжил в Новгороде, оказал ценные услуги новгородскому капиталу, победоносно отстоял для него побережье Финского залива. В 1252 году достает себе в Орде ярлык на великое княжение. Александр умело улаживал столкновения русских феодалов с ханом и подавлял волнения русского населения, протестовавшего против тяжелой дани татарам». В 1937 г. Александр Невский объявляется великим патриотом русского народа, великим воином, остановившим «Дранг нах Остен» Германии, великим государственным деятелем, стремившимся к централизации, к объединению русских княжеств под «одной рукой». По заданию Сталина Сергей Эйзенштейн ставит фильм, доказывающий, что основной враг — немец. «С монголом подождать можно, Опасней татарина враг есть... ближе, злей, от него данью не откупишься — немец». В 1937 году, когда С. Эйзенштейн и П. Павленко писали сценарий, в 1938, когда вышел фильм, слова эти звучали, как внешнеполитический обзор в «Правде»: с одной стороны «монгол» — Япония, с другой «немец» — Гитлер. Слова эти перестали звучать актуально через 9 месяцев после выхода фильма, в августе 1939 он был снят с экрана: немец перестал быть врагом, от него удалось откупиться.
Александр Невский нес и внутриполитическую идею: он показывал вред вече и пользу единоличной власти, которую безгранично любит народ. Сталин лично правил сценарий и вычеркнул сцену смерти Александра, заявив: «Сценарий кончается здесь /триумфальным въездом в Псков, М.Г./. Не может умирать такой хороший князь!» Хороший царь Петр объяснял подданным в сценарии А. Толстого: «Суров я был с вами, дети мои. Не для себя я был суров, но дорога мне была Россия».
Александр Довженко, выступая в 1940 году на совещании об историческом фильме, отмечал одну его особенность: «... И в Петре, и в Александре Невском, и в Минине и Пожарском, и в Богдане Хмельницком... есть какое-то угодливое желание притянуть историю поближе к нам и даже реплики героев перемешать чуть ли не с речами вождей. Получается так, что Александра Невского можно, право, назначить секретарем Псковского обкома, а Петра и Минина и Богдана тоже чем-то в этом роде...» Смелость слов А. Довженко удивительна: он прекрасно знал, что Петра и Александра Невского можно было назначать генеральными секретарями ЦК ВКП (б), и что Генеральный секретарь ЦК ВКП (б) назначал себя Петром, Александром Невским, потом — Иваном Грозным. Любимый киносценарист Сталина Петр Павленко в романе о будущей войне «На Востоке», который он пишет одновременно со сценарием «Александра Невского», изображает, как Сталин идет по Москве в ночь начала войны — изображает теми же словами, какими описывал въезд триумфатора Александра в Псков: «Толпа кричала и звала: „Сталин! Сталин! Сталин!“ — и это был клич силы и чести, он звучал, как „Вперед“. В минуту народной ярости толпа звала своего вождя, и в два часа ночи он пришел из Кремля в Большой театр, чтобы быть вместе в Москвой... Его спокойная фигура, в наглухо застегнутой простой шинели, в фуражке с мягким козырьком, была проста до слез. В ней не было ничего лишнего и случайного. Лицо Сталина было строго. Он шел, торопясь и часто оборачиваясь к окружающим его членам Политбюро и правительства, что-то им говорил и показывал рукой на людские толпы». Через четыре года, когда война действительно началась, Сталин не вышел к народу, он спрятался на даче.
«Исторические» фильмы, «исторические» романы, иллюстрировавшие сталинскую концепцию истории, воспитывали советских граждан, приводили их, как скажет историк гитлеровского кино, «в необходимое психологическое состояние». Поражает сходство в отношении к истории в советском и нацистском кино 30-х годов. Столкновение между отцом — прусским королем Фридрихом-Вильгельмом I и его сыном — будущим Фридрихом II, когда король требует от сына абсолютного повиновения отцу, главнокомандующему и главе государства («Старый и молодой король», 1935), было почти дословно повторено в конфликте между Петром I и царевичем Алексеем (Петр I, 1937). С той лишь разницей, что Петру не удалось сделать из сына великого царя и, убедившись в этом, он его убил. «Все действия Гитлера, — пишет историк нацистского кино, — становились приемлемыми, ибо уже во времена Фридриха-Вильгельма I говорилось: «Страна рухнет, если ее не будет возглавлять воля».
Ликвидировав память, Сталин использует историю в своих личных целях. Освальд Шпенглер использует в своих размышлениях минералогический термин: псевдоморфоз. Вода вымывает из камня вкрапленные в него кристаллы минерала. В ходе геологического процесса, в ходе вулканических движений, разрушающих горы, вытекает лава, которая застывает и кристаллизуется. Но она заполняет пустые места, некогда заполненные кристаллами. И таким образом возникают фальсифицированные формы, кристаллы, внутренняя структура которых противоречит их внешней структуре, один вид камня в форме другого. Минералоги называют это — псевдоморфоз.
