Как видно, ничтожность России, по мнению автора этой брошюры, «La crise du Nord», считалась условием счастья Европы. В видах интересов всей Западной Европы вообще, а Англии, Голландии и Швеции в особенности, восстановление прежнего положения на северо-востоке, каково оно было до 1700 года, казалось автору необходимым средством мира и тишины.
Таковы были результаты пребывания Петра в Северной Германии и в Дании. Он мог быть доволен тем громадным значением, какое получила Россия. В письме к царевичу Алексею от 11 октября 1715 года он говорит: «Всем известно есть, что пред начинанием сея войны наш народ утеснен был от шведов, которые не только ограбили толь нужными отеческими пристаньми, но и разумным очам к нашему нелюбозрению добрый задернул завес и со всем светом коммуникацию пресекли. Но потом, когда сия война началась (которому делу един Бог руководцем был и есть), о коль великое гонение от сих всегдашних неприятелей, ради нашего неискусства в войне, претерпели и с какою горестию и терпением сию школу прошли, дондеже достойной степени вышереченного руководца помощию дошли! И тако сподобился видеть, что оный неприятель, от которого трепетали, едва не вящее от нас ныне трепещет. Что все, помогающу Вышнему, моими бедными и прочих истинных сыновей российских равноревностных трудами достижено». Говоря затем о значении военного искусства, царь замечает, что «воинским делом мы от тьмы к свету вышли, и которых не знали в свете, ныне почитают».
Все это, сказанное Петром накануне его путешествия в Западную Европу, подтвердилось еще более событиями 1716 года. Хотя и не произошло никаких особенно замечательных военных действий, все-таки приготовления к десанту в Шонию обнаруживали необычайную предприимчивость и смелость Петра, показывали, что Россия и на суше, и на море располагала весьма значительными средствами. Опасения, высказываемые на Западе относительно становившегося тягостным перевеса России, могли служить меркой результатов усилий Петра.
Пребывание в Голландии
На пути из Копенгагена в Голландию, поздней осенью 1716 года Петр остановился в Шверине. Сюда явился и гессен-кассельский дипломат Кетлер, начавший, как мы видели, во время пребывания Петра в Пирмонте переговоры о сепаратном мире со Швецией. Из донесения Кетлера о переговорах, происходивших в Шверине, видно, что Петр изъявил готовность возвратить Швеции Финляндию, за исключением Выборга, между тем как Кетлер непременно хотел удержать за Швецией Петербург и всю Лифляндию. Любопытно то обстоятельство, что при этом случае зашла речь и о Польше и что Петром было выражено желание сохранить там ограничение монархической власти [726].
Затем в местечке Гавельберге (12—17 ноября) происходило свидание между Петром и королем Фридрихом Вильгельмом I. Прусский король крепко держал сторону России. Когда Петр еще из Копенгагена дал знать берлинскому двору, что высадка в Шонию отложена, то здесь без возражения приняты были причины, представленные царем, и вся вина сложена на датчан. Сам король объявил Головкину, что считает все внушения ганноверского двора ложными, происходящими от личной злобы Бернсторфа, и поэтому отклонил свидание с английским королем. Из Ганновера не переставали приходить в Берлин внушения о разных замыслах царя, но Фридрих Вильгельм не обращал на это никакого внимания и, в противность ганноверскому правительству, внушал царю, чтоб он не выводил своих войск из Мекленбурга, потому что если шведский король нападет на Данию, то без русских войск ни Дании, ни Пруссии нельзя будет с ними успешно бороться, а король английский не поможет [727]. При таких обстоятельствах встреча короля с царем достигла своей цели. Петр писал из Гавельберга Екатерине, оставшейся в Шверине: «О здешнем объявляю, что наш приезд сюды не даром, но с некоторою пользою» [728]; а к Апраксину: «Мы здесь по желанию короля прусского приехали и место небесполезное учинили» [729]. Прежний союз между Пруссией и Россией был скреплен. Король обязался, в случае нападения на Россию с какой-либо стороны с целью отнять у нее завоеванные у шведов области, гарантированные Пруссией, помогать россии или прямо войском, или диверсией в земли наладчика. Немного позже Фридрих Вильгельм письменно уверял царя в постоянстве своей дружбы, прося его быть уверенным, что никто не будет в состоянии когда-либо расторгнуть союз Пруссии с Россией [730]. Прощаясь с царем, король подарил ему великолепную яхту и «янтарный кабинет» [731]. В свою очередь царь обещал королю прислать ему пятьдесят великанов из русских солдат для его гвардии [732].
Довольно важным оказалось пребывание Петра в Гавельберге в следующем отношении. В сентябре 1716 года прусский король заключил с Фрацией секретное условие об охранении утрехтского и баденского договоров и об умиротворении севера; по случаю свидания с Петром в Гавельберге Фридрих Вильгельм счел нужным побудить царя следовать той же политике и присоединиться с этой целью к союзу. Этот вопрос был предметом бесед в Гавельберге, причем, однако, король не открывал царю, что он уже заключил договор с Францией. Прусский дипломат Книпгаузен затем был отправлен в Голландию с целью действовать на царя в этом направлении [733].
6 декабря 1716 года Петр прибыл в Амстердам. Туда же в начале февраля 1717 года прибыла и Екатерина, после того как она в Везеле 2 января родила царевича Павла Петровича, скончавшегося тотчас же после рождения [734].
В Голландии Петр оставался несколько месяцев. В продолжение этого времени он был занят столько же вопросами внешней политики, сколько приобретением разносторонних сведений в области хозяйства, наук и искусств. Во время первого пребывания царя в Голландии (1697—98) он был юношей; его занимало главным образом кораблестроение; двадцатью годами позже, он приехал в Голландию с гораздо большим запасом сведений, с более широким кругозором. В первый свой приезд он явился в Голландию неопытным государем малоизвестного, чуждого Европе Московского царства, ныне же он мог считаться представителем великой державы, знаменитым полководцем, влиятельным членом союза государств, заключенного против Швеции. Со времени первого пребывания Петра в Голландии дипломатические сношения между Россией и Нидерландами сделались более оживленными. С тех пор русские дипломаты в Амстердаме и в Гааге, Матвеев и Куракин, играли довольно важную роль. Россия все более и более участвовала в общеевропейских делах, а главный город в Нидерландах, Гаага, именно в это время сделался средоточием дипломатических дел в Европе [735].
Мы видели выше, как возрастающее могущество России не нравилось генеральным штатам. Между царем и Голландией накануне приезда Петра в Амстердам происходили разные, хотя и не особенно важные дипломатические столкновения. В Голландии не одобряли образа действий Петра, в Данциге опасались, что русские станут мешать свободе торговли на Балтийском море, жаловались на притеснения голландских купцов в России и проч.
Из писем шведского дипломата Прейса, в то время находившегося в Гааге, видно, что генеральные штаты не особенно обрадовались приезду царя. Ходили слухи о намерении Петра продолжать в Голландии тайные переговоры о мире с Швецией. Шведский дипломат барон Герц еще до приезда Петра в Голландию находился в сношениях с Куракиным. Нельзя сомневаться в том, что поездка Петра в Голландию состояла в самой тесной связи с этими переговорами, хотя и об этой, так сказать, закулисной истории дипломатических сношений до нас дошли лишь весьма отрывочные данные.
В конце февраля Петр заболел, но именно во время болезни его происходили довольно важные переговоры между Россией и Англией. Петр намеревался иметь свидание с королем Георгом; последний пробыл некоторое время в Ганновере и через Голландию вернулся обратно в Англию. В кружках дипломатов рассказывали, что свидание царя с королем должно было состояться в одном местечке между Утрехтом и Лейденом. По другим известиям, местом свидания был назначен город Флардинген [736]. Свидание не состоялось, отчасти по случаю болезни царя, но особенно, как кажется, вследствие некоторого разлада между Россией и Англией. Поводом к этому разладу послужил вопрос о русских войсках, находившихся в Северной Германии. Пока эти войска оставались в Мекленбурге, английский король считал положение ганноверских владений опасным. Поэтому он старался принудить царя к выводу своих войск из Северной Германии. Переговоры об этом происходили именно во время болезни Петра, в Гааге. Однако Петр не обращал внимания на просьбы и представления английского короля, императора, германского сейма и отвечал всем в общих выражениях. Из бесед с бароном Шафировым, политические способности которого произвели глубокое впечатление на императорского посла барона Геемса, последний узнал о полном разладе между союзниками и из этого заключил, что можно ожидать скорого заключения мира со Швецией [737]. Англичане грозили насильно принудить русские войска оставить Мекленбургскую область, а русские дипломаты грозили сосредоточить еще большее количество войска в Северной Германии. Таким образом, отношения к Англии остались неопределенными. Шведский дипломат Прейс писал в это время: «Геемс говорит, что трудно выразить ту ненависть, которую он встретил в министрах царя к английскому королю; она доходит до того, что Шафиров назвал Бернсторфа мошенником (fripon)» [738].
