Я так полагаю, Периандр, – сказал он, – что речь на пиру, как вино, должна распределяться не по богатству или знатности, а поровну меж всеми и быть общей, как при народовластии.[106]
«Человек разумный идет на пир не с тем, чтобы до краев наполнить себя, как пустой сосуд, а с тем, чтобы и пошутить, и посерьезничать, и поговорить, и послушать, что у кого кстати придет на язык, лишь бы это было и другим приятно».
Так говорит Фалес в «Пире семи мудрецов».[107] Пирующие – не просто вместилища для вина; на симпосии не довольствуются одной лишь выпивкой, а сосуды не являются исключительно утилитарными предметами. Смешение вина и воды сопровождается смешением всевозможных удовольствий, приятных для зрения, обоняния, слуха. Симпосию свойственны разнообразие и общая атмосфера игры – игры на ловкость и умение держать равновесие, игры на смекалку и на память, словесные шутки, отнюдь не являющиеся монополией шутов, таких как Филипп в «Пире» Ксенофонта, или комических поэтов, как Аристофан у Платона.[108] На симпосии много играют, свободно переходя от одной затеи к другой. Симпосии можно было бы назвать местом реализации метафор и иллюзий, как поэтических, так и визуальных. Немалое число игр имеет в качестве отправной точки вино – оно перестает быть только напитком, а также сосуды – они становятся игрушками или телами, которыми манипулируют и которые, в свою очередь, могут манипулировать пирующими.
Греческие гончары работают в мастерских вместе с мастерами по терракоте; гончарное ремесло и мелкая пластика соседствуют очень тесно; иногда эти жанры объединяются и дают в результате «фигурные сосуды», которые имеют очень древнюю традицию.[109] Искусство ремесленников позволяет создавать сложные объекты, чье назначение не сводится к функции обычной винной чаши: это скульптурки, хрупкие и часто плохо сохранившиеся.
30. Коринфский фигурный сосуд; ок. 580 г.
Бывают сосуды с сюрпризами. Таков сосуд, изготовленный в Коринфе [30].[110] Он представляет собой сидящего пузатого человечка, который держит кратер. На спину толстяка накинута шкура пантеры; некоторые считают, что это сатир, но в чертах у него нет ничего гротескного или животного. Единственное, что выходит за рамки нормы, это его полнота. Необычна его поза: он сидит, протянув руки к сосуду, декорированному фризом с изображением всадников, – и как будто собирается выпить его содержимое. Эта композиция наводит на мысль о персонаже, которому не терпится утолить жажду и при этом не очень-то хочется делиться с другими, как это принято на симпосии. На дне кратера расположено отверстие, которое соединяет его с основанием, выполненным в форме круглого полого диска; фигурка тоже пустотелая и также соединена с основанием, так что кратер и туловище толстяка сообщаются между собой; если заполнить кратер жидкостью, то заполнится также и брюшко статуэтки [31]. В спине и на макушке у сидящего человечка две маленькие дырочки, через которые выходит воздух, когда жидкость заполняет туловище. Если наклонить этот фигурный сосуд назад, то все содержимое кратера перельется в туловище толстяка; теперь, если заткнуть отверстия, то доступ воздуха прекратится и жидкость останется запертой в полости, а кратер будет пустым. Если вынуть затычки из отверстий, жидкость под напором воздуха снова наполнит кратер, но будет казаться, что кратер заполняется сам по себе, автоматически. Этот забавный фокус, основанный на законах физики, делает сосуд динамичным. Он напоминает о чудесах Диониса, винных источниках или волшебных кратерах, подобных элидским, которые Павсаний описывает с некоторым скептицизмом:
Из всех богов больше всего элейцы чтут Диониса; они говорят, что бог даже посещает их праздник Фийи. Место, где они справляют этот праздник, который они называют Фийями, отстоит от города приблизительно стадиев на восемь. Сюда жрецами приносятся и ставятся в [определенном] здании пустые чаши, числом три, в присутствии горожан и случайно находящихся в городе иностранцев. На двери этого здания накладывают печати жрецы и кому угодно из присутствующих. На следующий день они имеют право осмотреть и признать свои печати, и после этого, когда они войдут в помещение, они находят эти чаши полными вина. Правильность этого рассказа под клятвою подтверждают самые уважаемые из элейцев, а с ними и иностранцы, так как сам я был здесь не во время этого праздника. Равным образом и жители острова Андроса говорят, что и у них раз в каждые два года в праздник Диониса само собой течет вино из храма Диониса. Если надо верить этим утверждениям эллинов, но надо бы принять за истину и рассказы, которые сообщают эфиопы, живущие за Сиеной, о «столе солнца».[111]
С каким бы недоверием Павсаний ни относился ко всему вышеизложенному, но разве можно всерьез усомниться в том, что Дионис приложил к этому свою руку!
31. Коринфский фигурный сосуд: в разрезе.
32. Чернофигурная клепсидра; ок. 500 г.
На примере других сосудов можно увидеть, как умело гончары применяли некоторые элементарные физические законы, связанные с вакуумом и давлением. Во фрагменте стихотворения Эмпедокла, философа V века, дыхание сравнивается с движением воздуха и воды в клепсидре, которой манипулирует девочка:[112] речь идет о закрытом сосуде, в днище которого проделан ряд отверстий; ручка сосуда располагается сверху и представляет собой полую дугообразную трубку с маленькой дырочкой наверху, которую можно заткнуть большим пальцем [32].[113] Если оставить отверстие открытым, то сосуд, погруженный в жидкость, наполнится, а воздух из него уйдет. Теперь, если заткнуть отверстие, то жидкость можно переносить – не опасаясь, что она протечет через решетчатое дно до тех пор, пока отверстие в ручке закрыто. Таким образом, совершив простое движение пальцем, можно выпустить жидкость из сосуда. Сосуд представляет собой что-то вроде лейки, и его использование, по всей вероятности, не связано с употреблением вина, зато хорошо демонстрирует, как изобретательно аттические ремесленники применяли законы гидравлики.
33· Чернофигурная закрытая чаша; ок. 510 г.
34. Чернофигурпая амфора-псиктер; внешний вид и разрез; ок. 530 г.
Их мастерство проявило себя и в изобретении других типов симпосиатических сосудов. Прежде всего мы имеем в виду закрытые чаши; у этих сосудов есть неснимающаяся крышка, закрывающая чашу почти полностью и оставляющая только небольшую луночку, через которую можно пить. Крышка может быть украшена различными сценами, расположенными по кругу или в медальоне. Так, вокруг горгонейона мы видим нескольких атлетов, сопровождаемых флейтистом, которые направляются к человеку, увенчивающему победителя [33а].[114]· Налить в такой сосуд вина обычным способом, сверху, невозможно; на самом деле у этой чаши полая ножка, которая проходит внутри, поднимаясь до самой крышки [33b]. Если опустить эту чашу в кратер, она заполнится вином через ножку; если вынуть ее оттуда и поставить горизонтально, то опорожнить ее можно будет только одним способом – выпив вино через лунку. Нельзя ни узнать, что в нее налито, ни расплескать налитое, если пить на ходу. Так что горло у комаста точно не пересохнет.
Есть сосуды с полыми ножками, которые можно заполнить небольшим количеством жидкости; и снова отверстие позволяет контролировать жидкость внутри этих резервуаров с сюрпризами: передавая чашу, открываешь отверстие, и жидкость проливается на соседа. Кружка «напейся – не облейся» вовсе не современное изобретение![115] Иногда в полой ножке оставляют несколько керамических шариков, и если чашу потрясти, она зазвучит как погремушка;[116] винная чаша становится музыкальной.
Наконец, гончары оттачивают свое мастерство, изготавливая сосуды с двойными стенками, которые позволяют сохранять вино прохладным. Так, одна амфора сделана из двух вставленных один в другой резервуаров; у сосуда два горлышка, одно на плече, другое рядом с ножкой: такое устройство позволяет опорожнять внешний резервуар, к которому нет доступа через верхнее отверстие. Во внутренней части сосуда вино можно сохранить прохладным, если заполнить внешнюю часть ледяной водой. Такая амфора-холодильник (псиктер) свидетельствует о том, какой утонченности к этому времени, ко второй половине VI века, достигла культура аттического симпосия.[117]
Виртуозность гончаров проявляется и в совсем ином направлении. Они создают не только сосуды с двойным дном или с сюрпризами, но также сосуды в виде животных или различных персонажей. Вот, например, сатир, скрючившись, сидит на винной амфоре и держится за ручки, будто боится свалиться с верхового животного [35]» его поза напоминает позу сатира, едущего верхом на птице-фаллосе [26]. На спине у сатира находится горлышко питьевого сосуда, на котором представлена мифологическая сцена. Гермес, изображенный рядом с пальмой, присутствует при сцене борьбы Геракла и Аполлона за дельфийский треножник.[118] Не знаю, стоит ли причислять этот сосуд или статуэтку к смешанным изделиям подобного типа. Амфора, на которой сидит сатир, перестает быть сосудом, теперь это средство передвижения, а сама статуэтка становится подставкой для сосуда: пирующий с удивлением открывает двойную функцию подобного предмета, который одновременно является и сосудом с вертикальной ручкой, и статуэткой, изображающей комичную сценку о том, какое применение сосудам находят сатиры.[119]
