Это не смутило Френкеля и Роганова. Были вытребованы новые кредиты на дурацкую затею, выписаны из России специальные машины. Однако, в лагере не нашлось специалистов по этому делу, кирпич по-прежнему выходили бракованный. Тогда было решено, что необходимо производить "зимнюю формовку кирпича". В лютые морозы заключенные много недель лепили глину, выросли у Кремля целые горы кирпича. Но в одну особенно морозную ночь весь кирпич неожиданно треснул!
Раз в Москву был послан ослепительный рапорт о том, что "Соловецкий лагерь в ближайшем будущем сможет поставлять кирпич для всего севера СССР", — надо было продолжать столь успешное дело, несмотря на неудачи. К кирпичному заводу была проложена новая ветка железной дороги; испорченный кирпич целыми эшелонами доставлялся к пристани, им были нагружены все имевшиеся в распоряжении Френкеля пароходы. Кирпич торжественно повезли продавать в Кемь и в Архангельск.
Уже на материке выяснилось, что для оплаты стоимости провоза, нагрузки и выгрузки соловецкого кирпича необходимо не только отдать весь кирпич совершенно бесплатно, но и еще доплатить тому, кто бы взял эту гниль. Покупателей на кирпич не нашлось. Пароходы простояли некоторое время в Кеми и Александровске и, не дождавшись покупателей, вывалили кирпич на пристани и ушли обратно в Соловки!
И все же Ногтев и "Эксплуатационно-коммерческая часть" по-прежнему продолжали радовать сердце Дзержинского фантастическим снабжением всего севера СССР соловецким кирпичом, хотя сам кирпичный завод уже заброшен.
То же вышло, как я уже упоминал, и со смехотворной затеей устроить на Соловках завод для гонки смолы. Для этого не оказалось сырья; стоивший больших денег завод забросили.
Характерной чертой Соловков является выполнение сложных технических заданий в порядке административного приказа, не имеющего ничего общего со здравым смыслом. Мнение заключенных инженеров, совершенно но принимается во внимание.
Так, пришел в совершенно негодное состояние пароход "Глеб Бокий" (раньше "Жижгин"). Его начали ремонтировать домашними средствами. Когда ремонт коснулся винта, Попову вдруг, понадобилось срочно спустить {175} пароход на воду. Предупреждение, что без винта пароход не может двигаться, было признано "злостной контрреволюцией" и Ногтев приказал:
— Немедленно спустить пароход!..
"Глеб Бокий" чуть не затонул. С трудом спасенный, он всю навигацию неподвижно простоял в соловецкой гавани, не имея возможности — без винта двинуться с места! И таких примеров — сколько угодно.
"Управление северными лагерями особого назначения" сказочное богатство давно уже нищего Соловецкого монастыря хотело обосновать на слишком зыбкой почве, — бесплатном труде заключенных. Понятно, эти чекистские мечты с грохотом рухнули сразу же. Никакого стимула в работе в Соловках нет. Не только не получая за свою работу ни копейки, но и более-менее человеческого отношения, каждый заключенный стремится работать возможно меньше и хуже. Все скрывают свою специальность; поэтому даже плотников, пекарей, печников, которых немало среди заключенных — уголовных, «Управлению» приходится привлекать со стороны, нанимая их на материке. Что, кроме неминуемого краха, может выйти из такого «хозяйства»?
Все заключенные по инерции, а часть из них и с сознательной задней мыслью беспрекословно выполняют явно ненормальные распоряжения администрации и ее "хозяйственных, технических, коммерческих" и иных органов. И вместе с тем вина за всякого рода неудачи всегда падает на головы именно заключенных, хотя их всегда и всюду заставляют делать то, что противоречит элементарным законам хозяйственного расчета и здравого смысла.
В последнее время Френкель увлекается новым «делом»: в самом Кремле и в некоторых скитах открываются небольшие казенные магазины. В них имеются любые товары: обувь, одежда, продукты питания, даже вино. Так как все получаемые заключенными от родных деньги отбираются администрацией и вносятся на особый счет, откуда и выдаются по особому каждый раз требованию и разрешению, то в соловецких лавочках можно покупать и в кредит, раз вы имеете деньги на своем счету. Все это не могло вы вызвать возражений, если бы деньги лавочек были нормальны. Но этого-то и нет. Все в Соловках дороже общесоветских цен минимум на 50 проц. (очень часто и на 100 проц.). Таким образом, происходит планомерный грабеж заключенных в пользу администрации, чекистов и красноармейцев, имеющих право покупать все им необходимое ниже их рыночной ценности (тоже на 50-100 проц.).
Само собой разумеется, лишь малая часть заключенных получает из дому помощь деньгами. Большинство из них, перед отправлением на Соловки, бывает свидетелями того, как ГПУ конфискует у их родных все имущество за "укрывательство контрреволюционеров". Но даже получающие деньги не всегда могут употребить их на свои нужды: часто чекисты лишают того или иного заключенного права получения денежных посылок за какой-нибудь «проступок», присваивая деньги себе. Надо ли говорить, как злоупотребляет администрация этим захватным правом, как часто чекисты промышляют этим грабежом, обрекая заключенных на голод.
Посылки с вещами и продуктами в лагере получаются чаще, чем денежные, но и здесь мы сталкиваемся с той же спекуляций на голоде. Администрация всячески задерживает получение заключенными их посылок, вынуждая их покупать все необходимое в лавочках Френкеля по страшно вздутым ценам.
Помимо самого факта явно спекулятивного характера coловецкиx лавочек и ларьков, последние есть ничто иное как насмешка над "северными лагерями особого назначения", новое яркое доказательство поразительного неравенства в правах не только советских «свободных» граждан, но и советских арестантов. По закону "Слон — лагерь принудительных работ, с крайне тяжелым режимом, скудной пищей, моральным и физическим гнетом. {176} Соловецкие же ларьки и поголовная продажность администрации привели к тому, что попадающие в Соловки спекулянты, аферисты, фальшивомонетчики, крупные представители уголовного мира и вообще лица, имеющие и в тюрьме большие деньги, живут в "Слон"'е не хуже, чем в своей квартире, при помощи взяток освобождаются от работ, покупают в ларьках щегольское платье, одежду, белье, вино, устраиваются — тоже за взятку — в отдельных комнатах, даже нанимают прислугу из числа безденежных заключенных!
Таким образом: ни характер вашего «преступления», ни тяжесть вынесенного вам ГНУ приговора — не имеют на Соловках абсолютно никакого значения. Есть у вас деньги — к вашему голосу прислушивается сам Ногтев (берущий обычно не менее 100 рублей), к вашим услугам все чекисты и все ларьки. Денег нет — вы буквально умираете с голоду. А так как подавляющее большинство заключенных — нищие «контрреволюционеры», то колоссальная разница в положении между ними и барствующими спекулянтами просто режет глаза.
"Хозяйственная часть находится в подчинении "Эксплуатационно-коммерческой". Функции ее: выдача пайков, вещевого довольствия и пр. Какую одежду выдают на Соловках и как трудно получить даже залитые кровью штаны с расстрелянного, я уже говорил. В следующей главе я подробнее остановлюсь на другой области деятельности "хозяйственной части" выдаче пайков.
"Финансово-счетная часть"…
Даже на фоне общесоловецкого административного произвола, преступности и исключительного канцелярского хаоса "Финансово-счетная часть" выявляется своим ярко-уголовным характером. Целый букет подлогов, растрат, фальшивых отчетов поражают с первого же знакомства всякого, кто имеет случай познакомиться с «делопроизводством» этого учреждения. По-видимому, дела "Финансово-счетной части" ведутся намеренно в грандиозном хаосе, дабы никакая ревизия из центра не смогла в них ничего понять.
Некоторое время тому назад в "Финансово-счетную част" был привлечен опытный счетовод из заключенных (бывший чиновник таможенного ведомства); проработав нисколько месяцев, он направил было по правильному руслу этот поток бумаг, отношений, сношений, счетов и ведомостей, почти всегда вымышленных. Но это не понравилось тем, кому выгоден был хаос "Финансово-счетной части", таможенного чиновника изгнали из канцелярии.
Начальником "Финансово-счетной части" является Соколов, Константин Николаевич. Он — бывший счетовод в одном из губернских отделений государственного банка,
У меня не хватает слов в достаточной мере обрисовать всю мерзость и подлость этого человека. Соколов — «вольнонаемный» (то есть не из числа заключенных), по собственному желанию прибыл на службу в Соловки, чего одного уже достаточно: для этого надо было заранее заглушить в себе и совесть, и сострадание к соловецким мученикам. Не только не чекист, но даже и не коммунист, Соколов в действительности ни в чем не уступает старым чекистам. На каждом шагу он дает понять, что он не просто лоялен к ГПУ, но и всемирно поддерживает его в деле наибольшего глумления над заключенными.
