С одной стороны, восемнадцатый век по праву именуют Веком Просвещения. До всеобщей грамотности было еще далеко, но все же наука, образование, книгочейство перестали быть уделом немногочисленной кучки «книжников», распространяясь по сравнению с прошлыми временами не в пример шире. Книги резко подешевели и уже не были более предметом роскоши — а вдобавок появились газеты и масса «малоформатной» печатной продукции: политические памфлеты, разнообразнейшие брошюры (мало напоминавшие неподъемные фолианты прежних лет, которыми без труда можно было и человека убить, ошарашив по темечку).
С другой… Именно восемнадцатый век стал той питательной средой, на которой пышным цветом красовались многочисленные авантюристы совершенно новой формации. В семнадцатом веке таких еще не было, в девятнадцатом — уже не было. Колоритнейшие личности странствовали тогда по Европе…
Ранешние мошенники предпочитали скромненько держаться на теневой стороне улицы. Алхимики, надвинув шапку на глаза, тихонечко стучались в ворота к какому-нибудь князю или графу и смиренно вопрошали:
— Ваша светлость, вам золота из мусора не наделать? Чистейшего, не сумлевайтесь…
Точно так же вели себя и многочисленные пройдохи всех прочих специальностей: «великие лекари», обладатели совершенно достоверных карт, где крестиками отмечены зарытые в незапамятные времена несметные сокровища. Обрабатывали намеченную жертву, больше всего боясь привлечь к себе общее внимание, — и старались, набив карман (если удавалось), побыстрее раствориться в полной безвестности, пока полиция не набежала.
В восемнадцатом веке все изменилось. Авантюристы высшей марки, наоборот, старались привлечь к себе внимание, заставить о себе говорить «весь Париж», демонстративно выпендривались, рекламируя себя с превеликим шумом.
Быть может, в этом сочетании — век просвещения и самые беззастенчивые авантюристы — и нет никакого противоречия. Быть может, опять-таки прав Фридрих Великий (см. эпиграф), и все дело в двойственности человеческой природы, от которой никуда не деться…
Точное число всевозможных шарлатанов, болтавшихся по Европе, разумеется, неизвестно. Но над всеми над ними этакими исполинскими горными вершинами поднимаются три фигуры: Казанова, Калиостро и Сен-Жермен. Это и в самом деле звезды первой величины, суперстар. Более-менее подробный рассказ о восемнадцатом столетии немыслим без повествования об этих незаурядных личностях, чьи судьбы — готовый материал для приключенческих романов…
Джованни Казанова, он же благородный дворянин де Сенгальта, родился в веселом городе Венеции, где процветала едва ли не самая жуткая тайная полиция в Европе, но в то же время город был сущим раем для прожигателей жизни и всевозможных авантюристов обоего пола: игорные дома, театры, гремевшие на всю Европу маскарады и карнавалы, очаровательные златовласые шлюхи (опять-таки, если верить современникам, самые лучшие и самые дорогие в Европе)…
«Де Сенгальта» — это, конечно, совершеннейшая туфта. Казанова в дворяне произвел себя сам по обычаю того времени. Касательно его отца и матери до сих пор нет полной ясности (по причине длинного списка кандидатур), но одно установлено неопровержимо: благородным происхождением они похвастать не могли…
Вообще-то Казанова получил отличное гуманитарное образование в Падуанском университете, где в шестнадцать (!) лет стал доктором права, а вскоре после этого был посвящен в духовный сан — получил звание аббата с правом читать публичные проповеди. В Италии и Франции того времени аббат не был «прикреплен» к какому-то приходу, не числился официально на церковной, если можно так выразиться, службе и даже не носил рясу. Вспомните аббата Арамиса у Дюма, который ходит в обычной одежде, носит шпагу и ввязывается в дуэли — Дюма в данном случае нисколько не погрешил против исторической правды, аббат имел полное право именно так жить…
Казалось бы, неплохой старт для нешуточной карьеры? Но беспокойная натура венецианца быстро дала о себе знать. Почтенные мамаши нисколько не боялись оставлять юных дочек наедине с «господином аббатом» — и Казанова этим быстренько воспользовался на всю катушку, старательно обучая девиц искусствам, ничего общего не имевшим с молитвой.
С проповедями тоже как-то не заладилось с самого начала: первую наш герой еще кое-как прочитал, но на вторую заявился вдрызг пьяным и понес откровенную чушь с кафедры. Дело кое-как замяли, но вскоре не кто иной, как покровитель Казановы, епископ, застал в его постели очередную красотку (по другим версиям — не красотку, а соученика по семинарии).
Это было уже чересчур, и прыткого аббата лишили сана. Тогда Казанова распустил слух, что он якобы служил в испанской армии офицером (тут-то и появился на свет «де Сенгальта»), и со службы был вынужден уйти из-за дуэли. Благодаря чему и получил чин лейтенанта венецианской армии.
Но и там не заладилось: в полковники производить начальство что-то не торопилось, воинская дисциплина осточертела, карточные долги достигли немыслимых размеров…
Пришлось выйти в отставку. Но тут Казанове неожиданно повезло: по Венеции распространился слух, что он с помощью некоего чуть ли не сверхъестественного врачебного мастерства форменным образом поднял из мертвых одного богатого и влиятельного патриция.
На самом деле все обстояло куда как прозаичнее: у старика случился сердечный приступ, позвали лучшего в Венеции врача, и этот эскулап зачем-то поставил хворому ртутный компресс, который больному сердцу необходим не более, чем корове седло. Казанова, подчиняясь некоей интуиции, компресс этот выкинул к чертовой матери и обмыл грудь больного. Старик, которому «лучший эскулап Венеции» отвел пару часов жизни, неожиданно поправился — как частенько случается с теми, кто пренебрегает услугами «лучших эскулапов»…
И решил, что молодой Казанова — чуть ли не колдун. Иначе почему лучший врач не помог, а бывший лейтенант исцелил в два счета?
Казанова, скромненько опустив глаза, только поддакивал: ну да, он и врач, и, между прочим, чародей, и сверхъестественными способностями наделен, и прорицает иногда, благодаря магическому «ключу Соломона», полученному от некоего испанского святого отшельника…
У патриция Брагадина были двое друзей — такие же старые, такие же богатые и такие же легковерные (хотя тот же Брагадин в свое время долго служил в венецианской инквизиции, каковой пост лишней доверчивости не способствует). Распустивши перед ними хвост, «великий маг» дурил эту троицу ровным счетом три года. Дошло до того, что Брагадин его официальным образом усыновил и содержал — а Казанова в благодарность все эти годы снабжал «папашу» прорицаниями и плел с три короба о разных оккультистских заморочках. В те времена рехнувшихся на всевозможной эзотерике субъектов, готовых платить немалые деньги любому мошеннику с хорошо подвешенным языком, было ничуть не меньше, чем сейчас…
Так бы жил-поживал и горя не знал наш герой, но случилась неприятность: угораздило его соблазнить подружку некоего грека. Грек в отместку подпилил мостик, перекинутый через сточную канаву (прекрасно знал, что Казанова там проходит каждый вечер) — и Казанова, свалившись в ров, долго бултыхался по уши в дерьме.
Ну, и решил отомстить качественно. Пошел на кладбище, выкопал свеженького покойника, отрезал у него руку и темной ночью забрался к греку в спальню, стал стаскивать с него одеяло. Спящий проснулся, стал в потемках шарить руками вокруг — тут-то Казанова и подсунул ему рученьку мертвеца…
Грека хватил удар. Полиция Казанову быстренько вычислила и предъявила обвинение в осквернении могил, а заодно и в попытке изнасилования несовершеннолетней. Что до последнего, то дело темное: сам Казанова уверял, что эту двенадцатилетнюю паршивку мамаша ему сама продала за пару монет, а когда он решил попользоваться законно купленным товаром, девчонка начала брыкаться, ну, и пришлось ей врезать пару раз — деньги-то плачены…
В общем, из Венеции пришлось скоренько улепетывать. В Милан. Там Казанова занялся опять-таки чародейством: взялся изгонять злых духов, якобы посещавших огород одного богатого крестьянина. А поскольку у того оказалась четырнадцатилетняя смазливая дочка, то «чародей» ухитрился как-то убедить папашу, что для успеха задуманного предприятия он должен лишить красотку невинности. Самое смешное, что папаша «чернокнижнику» поверил и с глубоким вздохом согласился:
— Ну ладно уж, синьор, коли того требует черная магия… Вы уж только поаккуратнее как-нибудь…
Пусть читатель не думает, что я все это выдумал. Так и было. Правда, девица осталась нетронутой — так уж сложились обстоятельства. Поскольку денежки надо было отрабатывать, Казанова в сопровождении всех заинтересованных лиц поперся ночью на огород, прихватив свой «магический реквизит» — но тут случилась жуткая гроза с молниями и громом.
